Я умру завтра (СИ) - allig_eri Страница 38

Сон Дэсарандеса был пропитан кошмарами. О долгой, тяжёлой войне, в которую слились все, где он участвовал. О предательстве самых близких людей, которых не могло не быть. И смерти. Тысячи, миллионы мертвецов, которые тянули к нему ободранные, окровавленные руки, а потом, словно каннибалы, пожирали собственные, некогда сильные, души, которые начали взращивать лишь собственную жестокость.

В кошмарах императора всегда было поровну отмерено низости и величия, хотя иные моменты его жизни казались столь неприглядными, что придавали даже обыденным вещам элементы трагической безысходности. Кошмары об Империи, гордой и праведной настолько, что стала злом. И всегда в центре сюжета был он сам. Человек, умеющий заглядывать в души.

И хоть прошлое давно было отринуто Дэсарандесом, он продолжал влачить это ярмо, которое легко сломало бы чью-то менее крепкую спину. Мужчина нёс бремя собственных лет, нёс за собой то, что ни много ни мало составляло всю Империю. И даже своего бога.

Сегодня он присутствовал на пиру. Старый пир, старые времена и старый замок, принадлежащий старому другу. Даже имя у Дэсарандеса было старым — Джориз Орозон, командующий авангардом и личной гвардией сионов, которые в те времена ещё не имели разделений.

Своё имя император не забыл до конца, назвав в его честь собственный дворец в Тасколе, но сейчас его думы крутились вокруг иных вещей.

Пирушка была весьма шумной и громкой: удачный налёт на Грифоний остров, который сейчас носит название Солнечный. Но тогда… тогда всё было иным.

Стиракс Атерний, король Западных Холмов, развалившись, сидел на троне. Его поза была такой, какую тот принимал всегда при злоупотреблении выпивкой: широко расставленные ноги, прижатая к спинке трона спина, согнутая правая рука, подпирающая голову, и полуприщуренные глаза, лениво осматривающие зал.

Перед королём за огромным широким столом пили и веселились его приближённые: военачальники, сионы, командиры. Кто-то хватал жирные куски жареного мяса, кто-то хлестал холодное пиво. Веселье скрашивали барды, не выпускавшие из рук лютни и иные музыкальные инструменты. Периодически раздавались тосты, а прекрасные юные служанки едва успевали наполнять кубки и подкладывать в чаши новой еды.

В свете факелов и горящих треножников плясали тени, будто отражающие обратную сторону всего происходящего: диких животных, успешно убивших сотни других, и радующихся этому, как малые дети, встретившие собственные именины.

— За род Атерниев, да здравствует он вечно! — прозвучал очередной выкрик, который тут же подхватил громкий хор голосов.

Следом провозгласили здравницу за сыновей и наследников Стиракса, потом за богов, судьбу, удачу, умелых мастеров, выковавших оружие, и даже бардов, исполнивших так понравившиеся всем собравшимся песни.

Лишь Дэсарандес, сидевший в самом конце гудящего пиршественного стола, поднимал свой кубок только в момент, когда мимо проходил водонос. Будущий император кивал воинственным тостам, смеялся над шутками, улыбался похвальбам, но не принимал никакого участия в разговоре. Словно мудрец в компании глупцов, он наблюдал, оценивал и делал выводы.

Например, о том, как король Западных Холмов, человек, которого он называл своим другом, напивается до беспамятства.

Дождавшись, когда Атерний окончательно сляжет, забывшись пьяным сном, Дэсарандес поднялся и покинул праздничный стол. Он не таился и не утруждал себя извинениями. Да и кто бы осмелился допрашивать одного из сильнейших сионов королевства?

Будущий император прошёл сквозь толпу суетливых слуг, которые продолжали поддерживать веселье пира, а потом покинул тронный зал и даже всё крыло. Его путь лежал к дворцовым покоям, на самый верх.

Стража на пути не могла даже заметить его, невидимого в своей скорости. Наконец он достиг своей цели. Дверь была не заперта — всё как и обещано. Перед мужчиной открылся небольшой коридор, освещённый свечами, которые отбрасывали на изукрашенные мозаикой стены конусы света и тени. Ему казалось, что глаза периодически выхватывают куски фигур чудовищ, людей, драконов и демонов, которые сражались друг против друга. Сражались и убивали.

«Сцены Великой войны», — понял он

— Снова льётся кровь, — прошептал Дэсарандес.

Глубоко вдохнув, будущий император тихо закрыл за собой дверь, щёлкнув задвижкой. Толстые стены поглотили все звуки, кроме его дыхания. Мужчина направился вперёд, огоньки свеч покачивались в такт его шагам. Воздух был пропитан благовониями и лёгким запахом воска.

В следующей комнате, перед большой кроватью с тонким балдахином, он нашёл её — Авиалу, блиставшую коварством и распутством, после чего преклонил колено в знак согласия с законом, который собирался нарушить. Дэсарандес склонился перед красотой этой женщины и своим вожделением к ней. Будущий император ощущал жажду обладания и неимоверную тягу к нарушению столь серьёзного запрета.

Авиала сбросила тонкую ткань, скрывающую её наготу, а потом подняла его с колен, заключив в горячие объятия. В поверхности начищенного щита, висящего на стене, мужчина увидел отражение их переплетённых тел. Оно было до странности кривым и надломленным.

«Всё так, как и должно быть», — подумал Дэсарандес, перед тем как увлечь Авиалу за собой. Перед тем, как возлюбить жену своего короля.

С судорожным вздохом правитель Империи Пяти Солнц открыл глаза и поднялся на кровати. Тьма его покоев звенела от напряжения, горела и задыхалась от огня женской страсти. Но всё лишь на краткий миг, до момента, пока он окончательно не осознал происходящее вокруг.

Отбросив покрывало, Дэсарандес встал на ноги и изо всех сил потянулся. Так, чтобы хрустнул его позвоночник. Этот процесс неизменно выгонял из тела остатки сна. Когда кошмаров, а когда и неприятных, тяжёлых воспоминаний.

— Мои слабости, — провёл он рукой по своему лицу, будто бы стряхивая их на пол.

Невольно мужчина всё ещё ощущал возбуждение, вспоминая наготу той, которая прижималась к его обнажённому телу.

Зачем-то обернувшись к своей пустой постели, император размышлял несколько долгих мгновений, но лишь качнул головой.

Не желая тревожить слуг своим ранним пробуждением, Дэсарандес сам добрался до окна, настежь открывая его и осматривая Монхарб, простирающийся внизу.

— Первая ласточка грядущих перемен, — пробормотал он себе под нос. — Камешек будущей лавины.

Рассматривая картинки зверей, я думал, одновременно пытаясь отдышаться. Проклятые тренировки! Нет, с какой-то стороны, я рад, что становлюсь сильнее… Наверное. Точно становлюсь! Кхм… в общем, ну их к Триединому, эти тренировки. Устать кидать огненные шары — это не про меня. Я вообще больше предпочитаю действовать водой. Ага, любимая водичка… И никто не виноват, что при работе со стихиями лучше всего у меня получается именно она.

Стихии… мало просто представить себе какую-то форму заклинания и направить побольше гнева. Подобное — удел совсем уж новичков, не представляющих даже, с чем имеют дело. Как объясняли наставники, у каждого колдуна есть… что-то типа предрасположенности. Не только к ветке магии, но и неких её разновидностей. Особая форма, к которой его энергия, поступающая извне, подходит лучше всего.

У меня ею оказалась вода. Потому что энергия при открытии прохода к собственному измерению магии словно бы сама в неё преобразовывалась. И сильно ошибается тот, кто скажет, что вода в качестве средства атаки бесполезна. Мощная струя под давлением способна резать сталь словно масло.

Вот только до этого уровня её силу ещё надо было довести, с чем уже возникают сложности.

Впрочем, у всех стихий есть определённые плюсы и минусы, хотя именно в боевой мощи лидирует огонь, тут без всяких сомнений. Кто-то всегда упоминает молнию — дескать, она быстрее, а бьёт так же больно. Но тут спорно. Опытный пользователь огня умеет создавать пламя прямо в месте, где уже находится потенциальный враг. С молнией такой фокус не проходит — ей нужно пространство для полёта. К тому же, в отличие от молнии, огонь обладает сразу несколькими поражающими свойствами, к которым относятся тот же жар и дым. Молния, опять-таки, подобным не может похвастаться.