Бумажный тигр (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич Страница 4

Он успел дойти до лестницы, но, прежде чем поставить ногу на первую ступень, не выдержал и оглянулся в сторону Сэнди. Как и следовало ожидать, она задумчиво глядела ему вслед, то ли собираясь задать какой-то вопрос, то ли о чем-то размышляя.

— Ну? — спросил он нетерпеливо. Он слишком хорошо знал свою помощницу, чтоб понимать — вопрос неизбежно последует рано или поздно.

Сэнди прикусила губу.

— Мистер Чабб… Брауни ведь не существует, верно?

Лэйд сделал глубокий вдох. Он ощутил смесь сотен ароматов, совмещенных в едином запахе бакалейной лавки, запахе, давно сделавшимся для него столь знакомым и успокаивающим. Керосин, специи, кофе, мыло, пачули, масло, воск, крахмал, дрожжи, уксус, скипидар, сухофрукты, соль…

— Брауни не существует, Сэнди, — подтвердил он спокойно, — Ты все еще живешь в Новом Бангоре, самом скучном, предсказуемом и тривиальном острове из всех островов в Тихом океане.

Сэнди кивнула. Как показалось Лэйду, с некоторым сожалением.

* * *

— В этом и заключается главный недостаток разума, джентльмены, — Абриэль Фарлоу, аптекарь, неспешно налил себе еще пунша, — Недостаток, который не изжит даже сейчас, на излете девятнадцатого века. Видите ли, в чем дело… Вооруженный рациональностью, разум склонен мнить все окружающее столь же рациональным и логично устроенным. Проще говоря, видеть подобное в подобном. А это зачастую в корне неверно.

— Бросьте трепаться, доктор, — сварливо бросил Оллис Макензи, — Вам, господам в халатах, лишь бы порассуждать о высших материях, но, бьюсь об заклад, вы не заметите даже лужи вара, в которую вступили каблуком. Как вам нравится этот холод? Мало того, что нас едва не испепеляет днем, теперь мы вынуждены по ночам лязгать зубами! Нет уж, благодарю покорно! Еще одна такая неделя — и старый Оллис закроет свою лавочку, чтоб убраться восвояси. Куда-нибудь в Веллингтон, например!

Фарлоу улыбнулся. Даже сейчас, сменив привычную белоснежную мантию на элегантный хлопковый костюм, он оставался по-докторски невозмутим. Ценное качество для тех случаев, когда приходилось вырывать зуб или играть в карты с членами Треста. Этой его способности Лэйд всегда втайне завидовал.

— Это всего лишь холодный циклон. Я слышал, они проходят через Новый Бангор каждые десять лет или около того.

— Это значит, что Оллис Макензи прожил на этом чертовом острове лишних десять лет!

— И так же мало знает о разуме, как в тот день, когда впервые ступил на него ногой, — Скар Торвардсон усмехнулся, — Пожалуйста, дальше, доктор.

Доктор Фарлоу польщенно усмехнулся, попытавшись скрыть эту ухмылку в движениях прихватывающих самокрутку губ.

— Все мы — сыновья Альбиона, но мы слишком много лет провели в Новом Бангоре. И так привыкли к полли, что безотчетно привыкли наделять их теми свойствами, что относим к себе самим. Забывая о том, что несмотря на все достижения прогресса, в душе они все те же дикари. У меня есть один приятель-банкир из Майринка…

— Бриккенридж? — быстро спросил Макензи, подливая и себе пунша, — Знаю я его. Шулер и подлец.

— Нет, не Бриккенридж, — спокойно ответил Фарлоу, — Другой. Неважно. Как-то он поведал мне весьма забавную историю касательно того, как по-разному мы и полинезийцы смотрим на мир. И как много неожиданностей возникает, когда мы позволяем своему разуму обманываться относительно этого.

— Ну так выкладывайте ее, черт возьми, раз уж взялись!

Остальные члены Хейвуд-Треста ответили одобрительным гулом. Не считая самого Лэйда их было пятеро, и все расположились вокруг чаши с пуншем настолько комфортно, насколько позволяло им общественное положение и собственные представления о приличиях.

Скар Торвардсон, «Скобяные товары и утиль», уже успел снять пиджак, обнажив темные узловатые руки лесоруба, и меланхолично посасывал сигару. Оллис Макензи, хозяин «Глупой Утки», по-хозяйски усевшийся во главе стола, нервно щелкал суставами длинных пальцев. Айкл Атчинсон, отвечавший в Тресте за гастрономию, тихо клевал носом — за ужином он выпил лишний стакан джина и теперь едва ли следил за беседой. Пекарь Лорри О’Тун, сам большой и тяжелый, как непропеченный ком теста, по своему обыкновению посмеивался в густые усы.

Самозваный Хейвуд-Трест в полном составе, подумал Лэйд. Заседание начато согласно расписания и, судя по уровню в чаше с пуншем, сегодня может затянуться порядком за полночь. Особенно если доктор Фарлоу будет рассказывать в том же неспешном духе.

— Мой приятель отвечал за банковские ссуды. Здесь, в Новом Бангоре, это прибыльное дело. Скотопромышленники, плантаторы, каботажники, владельцы рудников и приисков, рестораторы, концессионеры, арендаторы — все ценят звонкую монету, как вам известно.

— Ростовщики и сутяги, — хмуро отозвался Макензи, опрокинув в обрамленную рыжей бородой глотку сразу половину стакана, — Даже здесь, на краю мира, нет спасения от их щупалец!

— Не мешайте ему, Оллис, — попросил Лэйд, — Пусть говорит.

Макензи неохотно замолчал, бросая на членов Треста взгляды из-под клочковатых бровей.

Хозяин «Глупой Утки» и в лучшие времена не славился врожденным благодушием. Как и полагается шотландцу, он был подозрителен и желчен по природе, кроме того, был склонен подозревать весь окружающий мир в злокозненности по отношению к нему, Оллису Макензи, и сегодняшний день еще больше укрепил его в этой мысли. Дневная выручка оказалась прискорбно мала и, словно этого было недостаточно, помутившийся сознанием хозяйский автоматон[4] разбил вдребезги бочку с пивом. Должно пройти немало времени, прежде чем пунш сумеет смягчить его колючий, как рыжая борода, нрав.

В противоположность ему доктор Фарлоу был расслаблен и спокоен. Хороший ужин с кофе и сырами настроил его на миролюбивый и отчасти философский лад, так что речь его лилась неспешно и мягко, как густая микстура от подагры в аптечную склянку.

Подбросить бы угля, подумал Лэйд, ежась под пиджаком. Эта ночь, мягко упавшая на Большой Бангор, была иной. Куда более холодной. После иссушающего зноя тропического дня ее прикосновения казались злыми и жадными, как прикосновения языка голодной гиены. Пожалуй, такой ночью ничего не стоит замерзнуть насмерть, вот ведь потеха будет утренним разносчикам газет…

— Этот мой приятель выдавал банковские ссуды под надлежащее обеспечение. Мануфактурам, кораблевладельцам, нуворишам… Словом, самое обычное дело. Но однажды к нему явился… Кто бы вы думали?

— Неужто сам Монзессер, Тучный Барон? — желчно осведомился Макензи, сдвигая на затылок свою неизменную шляпу.

На него шикнули. Поминать Девятерых Неведомых в обществе джентльменов считалось признаком дурного тона.

— Полли! — доктор Фарлоу обвел членом Треста взглядом, — Вообразите себе, самый настоящий полинезиец!

Лэйд усмехнулся.

— С деревянной палицей, в доспехах из кожи ската, сам — сплошь татуировки, акульи зубы и перья в волосах?

— Нет! В том-то и дело, что нет! Это был на удивление благовоспитанный полли. Можете себе представить, в европейском костюме, в очках и без дубины за поясом. Звали его… Ну пусть будет Кеоки. Клянусь, если бы не бронзовая кожа и не глаза, вы бы ни за что ни опознали в нем дикаря!

— Все полли одинаковы, — проворчал со своего места О’Тун, пекарь, — Одень на обезьяну епископскую сутану, она все равно взберется на дерево при первой возможности!

Лэйд не раз говорил, что в его лице Трест обрел идеального своего члена. О’Тун редко открывал рот, но при этом был благодарным слушателем, легко впитывая все истории, что провозглашались во время заседаний — даже самые фантастические из них.

Доктор Фарлоу покачал головой.

— Ну а я говорю вам, что этот Кеоки был истый джентльмен. По-английски говорил чище, чем уроженец Йорка. Превосходное воспитание, выдержка, такт. Мой приятель-банкир был потрясен. Он тоже, представьте себе, считал, что все полли — кровожадные дикари, способные лишь танцевать свои варварские танцы в свете луны. Но Кеоки был не из таких. Он с юности воспитывался миссионерами из «Общества Святого Евангелиста Иоанна» под руководством отца Эббота, и это принесло свои плоды. Он превосходно читал на трех языках, включая латынь, мог наизусть цитировать Библию и, можете себе представить, играл в шахматы. Вот вам и дикарь! К слову сказать, сам отец Эббот отзывался о нем так уважительно, что даже мой приятель-банкир проникся, а уж этих ребят сложно заподозрить в легковерии!