Гонщик 2 (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич Страница 48

Лица мелькали перед глазами. Женщины в возрасте и молоденькие девицы, в бриллиантах и без них, в роскошных туалетах и в скромных по меркам столицы платьях. Встречались откровенные дурнушки и особы столь красивые, что в иных обстоятельствах глаз отвести было бы невозможно. Вот только Огинская нигде не попадалась.

Перекрывая гул толпы и музыку (вот же голосина у мужика!) проревел слуга:

— Госпожа Мария Карамышева с дочерьми!

Вот они где! А я-то с ног сбился, ищу их.

Перехватить «Марию Карамышеву с дочерьми» у входа мне не удалось. Но я увидел их, зацепился взглядом и двинулся сквозь толпу гостей в ту сторону, куда дражайшая тётушка Огинской повела своих подопечных. И когда я достиг цели, то понял: искал я вовсе не там, где следовало. Оказывается, отдельный немаленький зал был отведен именно для девиц с сопровождающими. Тётки и бабки, словно наседки, бдительно высматривали опасность для девичьей чести своих цыпляток и следили, дабы каждая девица всё время была под присмотром как минимум двоих-троих церберш.

Огинская тоже была здесь вместе со своими кузинами. Даже издалека было видно, насколько ей тут скучно. Я задержался у входа, разглядывая девушку. Вычурное платье не совсем подходящего фасона и не совсем подходящего цвета было куда как лучше черного дорожного и её, по крайней мере, не портило. Драгоценностей в ушах и на шее тоже был самый минимум. И я не уверен, что это украшения её собственные, а не предложенные из жалости тётушкой. Что было хорошо, так это прическа. Волосы Елизаветы, густые и блестящие, украшали девушку куда как сильнее, нежели блестяшки, и выглядела она прелестно. А будь у неё средства на достойное платье, да будь на ней мой гранатовый гарнитур, она бы и вовсе затмила не только своих кузин, но и большинство девочек из этого курятника.

Покуда я любовался девичьими красотами, меня заметили. Лицо Огинской осветилось радостной улыбкой, и она, начхав на скривившуюся физиономию тетушки, приглашающе замахала мне рукой. Я, конечно же, подошел.

— Дорогая тетушка, позволь представить тебе господина Владимира Антоновича Стриженова. Он гонщик и приехал в столицу для участия в больших Императорских гонках.

Эти слова Елизавета произнесла достаточно громко, чтобы услышали ближайшие дамы и девицы. На меня тут же принялись оглядываться. Кто с плохо скрываемым неодобрением, кто со вполне практическим интересом.

— Владимир Антонович, позвольте представить вам дражайшую мою тётушку Марию Фёдоровну Карамышеву, даму исключительных достоинств и обладательницу всех возможных добродетелей.

После такой рекомендации кислое лицо «дражайшей тетушки» стало чуть приветливей. Она даже соизволила мне кивнуть в подтверждение нашего знакомства.

— А с моими кузинами вы уже знакомы, — закончила свою речь Огинская.

— Благодарю за представление, Елизавета Петровна, — поклонился я. — но я хочу напомнить: вы давеча обещали мне два танца.

Огинская быстро взглянула на тётушку и, не увидев явного недовольства, ответила:

— С радостью. Первый вальс и… — она заглянула в бальную книжку, — скажем, четвертый танец. Это как раз будет мазурка.

— Вы очень добры, мадемуазель.

Я опять поклонился.

— Вы ведь тот самый Стриженов? — раздался за спиной тоненький девичий голосок.

Я обернулся, успев краем глаза заметить неудовольствие на лице Огинской.

Передо мной оказалась совсем юная девушка, очаровательная блондинка в чудесном голубом платье, подобранном в точности под цвет глаз. За её спиной одобрительно кивала мамаша.

— Анна Николаевна Лебедева, — присела девушка, нарушая таким образом кучу неписаных правил поведения в обществе.

Со всех сторон послышалось ядовитое шипение старых клуш, но Анна Николаевна, очевидно, имела их в виду, всех вместе и каждую в отдельности.

— А это моя матушка, Вероника Аркадьевна.

— Очень приятно, — строго по правилам этикета улыбнулся я и был милостиво допущен к лобызанию затянутой в кружевную перчатку упитанной ручки.

— Mon papa очень лестно отзывается о вас, Владимир Антонович, — продолжила девчушка. — А последняя статья в Ведомостях, где напечатан ваш портрет на фоне новейшего мобиля, привела его в совершенный восторг. Скажите, вы ведь будете участвовать в гонках именно на нем, да?

— Разумеется. Он был построен как раз для этих гонок.

— А вы будете производить демонстрации? В прошлом году многие известные гонщики катали желающих на своих аппаратах. Я бы очень хотела прокатиться на таком потрясающем мобиле.

Скажите, откуда в женщинах берется столько коварства? Всего пара фраз, и я уже приперт к стенке. Стоит сейчас пообещать, и можно сказать, что меня уже женили. При этом спина вот-вот задымится от испепеляющих взглядов Огинской. Ну уж нет, такая шустрая девочка мне определенно не нужна. При поддержке своей благожелательно кивающей маман, она изо всех сил постарается загнать меня под каблук. Ищите дурака за четыре сольдо!

— Увы, Анна Николаевна, я сейчас не могу ничего сказать. Впереди гонка протяженностью в почти две тысячи миль. Может случиться всякое. Мобиль — эти пусть и сложный, но всё-таки механизм, а механизмы могут порою ломаться, даже самые надёжные. Так что пока я не доберусь до финиша, никаких обещаний на этот счет я дать не могу.

— Я слышала, многие участники не могут завершить гонку из-за поломок, — вступила еще одна дама из тех, что были недовольны демаршем юной интриганки.

Я принял горделивую позу и, надменно подняв голову, изрёк:

— Это их проблемы. Лично я приехал для того, чтобы не просто финишировать, а победить.

Мое заявление вызвало волну нездорового интереса среди мамочек, приискивающих дочерям подходящего жениха, и я, спешно извинившись перед Огинской и семейством Карамышевых, позорно удрал, отделавшись лишь обещанием двух танцев с Аннушкой Лебедевой.

Несмотря на мою поспешную ретираду, я, как холостой нестарый без малого миллионщик, тут же стал предметом охоты. Этакой желанной дичью. И еще до начала собственно бала все танцы у меня были уже расписаны в бальных книжечках прелестных нимфеток. И ни одна из них не вызвала у меня даже доли того интереса, что возник по отношению к Огинской.

Дальше всё было почти что обыкновенно: вышел представитель императорской семьи, от чьего имени давался бал. Нынче, поскольку мероприятие предваряло Большие Гонки, это был великий князь Александр с супругой. Он считался человеком прогрессивным и, по словам знакомых с ним людей, живо интересовался техническими новинками. Надо думать, по окончании гонки он непременно захочет прокатиться на «молнии-2», и непременно за рулём. Это может стать проблемой: педали тормоза нет сейчас ни в одном мобиле, кроме моих «молний».

Великий князь произнес небольшую трескучую речь и дал отмашку распорядителю бала. Тот шандарахнул по паркету огромным посохом и гаркнул:

— Полонез!

Я постарался припомнить, кому из девиц был обещан первый танец, но мне помогли: её маман словно невзначай подрулила ко мне со своей дочуркой. После обязательных слов приглашения и согласия на него, в мою руку легла маленькая девичья ладошка, и мы двинулись на танцпол.

Полонез — танец неторопливый, состоящий из ритуальных проходов, ритуальных поклонов и ритуальной же беседы. Мы сообщили друг другу то, о чем и без того знали. Девица старалась держаться выгодных ракурсов, и я имел полную возможность рассмотреть все её стати. К слову, не слишком впечатляющие. У той же помещицы Томилиной фигура куда как шикарней. Впрочем, возможно, всё ещё отрастёт?

Едва вернув девушку матери, я бросился искать Огинскую и нашел её там же, где оставил: в «курятнике», под присмотром пары старух.

— Елизавета Петровна, что вы здесь делаете? Разве ваша тётушка не позволила вам танцевать?

— Владимир Антонович! Я рада, что вы не позабыли меня. Что же до тётушки, то это, скорее, маленькая месть за мою несдержанность получасом ранее.

— В таком случае, пойдемте скорее танцевать. Вот-вот объявят вальс!