Гоблин – император - Эддисон Кэтрин Страница 58

— Мой дорогой Ортема, — сказал Лантевел, — неужели вы критикуете действия Императора?

— Нет, — ответил Ортема почти безмятежно, — просто констатирую факт, и без того известный Эдрехазивару.

— Да, — поддержал Майя. — Неужели виконт Улжавел умер в изгнании? Его имя нам не знакомо.

— Он отчаялся, — сказал Лантевел, — и убил себя.

— Сэппуку? — Спросил Майя.

Его насторожила горечь, прозвучавшая в словах Лантевела.

— Нет, для этого потребовался бы приказ Варенечибела или, по крайней мере, его разрешение, а Улжавел не верил, что ему будет позволена даже такая малость.

— Улжавел был очень нервным человеком, — сказал Пашавар. — Он унаследовал склонность к меланхолии от своей матери. Но это не меняет факта, что Варенечибел расправился подобным образом со многими другими своими противниками, и мы от всего сердца осуждаем эту тактику.

— А вы уверены, — спросил Лантевел, — что Эдрехазивар не отправит вас в Эсторамир за критику покойного Императора, его отца?

— Ха! — Выдохнул Пашавар с такой силой, что Майя не был уверен, был ли то смех или крик. — Если Эдрехазивар пожелает бросать людей в Эсторамир, а еще лучше, в Невеннамир, то вряд ли он начнет с нас. — Он покосился на Майю насмешливо, но, кажется, не злобно. — Не так ли?

— Нет, — согласился Майя, — но мы всегда можем передумать.

Над столом на секунду повисла тишина, и Майя забеспокоился, что переоценил чувство юмора Пашавара, но затем мужчины расхохотались, а Пашавар салютовал Майе своим бокалом.

— Рад узнать, что у котенка есть когти.

Майя улыбнулся, радуясь, что его кожа достаточно темна, чтобы скрыть румянец, и тихо ответил:

— Если кошка не царапает вас, это не значит, что она стала мышкой, лорд Пашавар.

— Совершено верно, — сказал Пашавар, все еще улыбаясь.

— Так вот насчет филологии, — продолжил Лантевел. — Это наука об изучении истоков слова.

— Истоков слова? — Повторил Майя.

— Мы изучаем, как изменяются языки, — сказал Лантевел. — Почему одно и то же слово для шелковых фермеров востока и пастухов запада имеет разное значение. Почему некоторые слова остаются неизменными из поколения в поколение, в то время как другие отбрасываются и забываются. Например, слово «морхат», означающее «небо», широко использовалось во времена пра-пра-пра-пра-пра-пра… деда Вашего Высочества, Эдревечелара Четырнадцатого. Но сейчас мало кто даже помнит его значение. Наши исследования отслеживают причины исчезновения старых слов и появление новых им на замену.

— На самом деле, — мягко возразил Ортема, — это не совсем верно. Нам известно слово «морхат», потому что мы раньше слышали его от варваров в Эвриссее.

— Неужели? — Лантевел пришел в необычайное возбуждение, и Майя сразу понял, что получил передышку.

С одной стороны, он не ожидал, что Ортема ввяжется в научный спор; с другой стороны, Лантевел был настолько заинтересован вытянуть из Ортемы все детали, что, казалось, совсем позабыл о присутствии Императора. Майя склонил голову над тарелкой и слушал, как Ортема медленно и вдумчиво описывает людей, среди которых он провел большую часть своей жизни.

Войны в Эвриссее с заметной регулярностью повторялись, начиная со времен правления деда Майи. Их первопричиной был отказ народа Эвриссеи признать Варвасену своим Императором и платить имперскую десятину. Войны то вспыхивали, то затихали в течении восьмидесяти лет, потому что варварам не удавалось ни изгнать эльфов, ни захватить Анмуртелеан, большую крепость, которая находилась в осаде еще прежде, чем была построена. Эльфы же никак не могли принудить варваров к открытому сражению.

— Вы не можете представить, Ваше Высочество, как обширны степи. И Назморхатвер — то есть «люди ночного неба», так они называют себя — не строят ни городов, ни крепостей, ни даже дорог. Они живут в шатрах и постоянно кочуют группами по двадцать-тридцать человек. Даже если нашим разведчикам и удается обнаружить селение в несколько десятков шатров, они успевают рассеяться, раньше чем наша конница настигнет их. И еще Назморхатвер мастера искусства засады. Это все равно, что пытаться удержать воду в кулаке.

— Если степи так бескрайни, почему Назморхатвер просто не уйдут туда? — Спросил Майя.

Он боялся, что вопрос сочтут глупым, но вместе с тем ему уже начинало казаться, что задавать глупые вопросы и есть работа Императора.

— Из ослиного упрямства, — отрезал Пашавар.

— Нет, — сказал Ортема, — все не так просто, хотя мы тоже не понимали истинных причин, пока не догадались спросить у заключенного, почему Назморхатвер осаждают Анмуртелеан. «Память о смерти». Мы думали, — он сделал широкий жест рукой, словно указывая на бесчисленных пехотинцев и рыцарей, которые сражались и умирали так далеко от дома, — что он имеет в виду неисчислимые жертвы своего племени. Но тот пленник… Ваше Высочество, вы когда-нибудь слышали о степных ведьмаках?

Майя покачал головой прежде, чем успел вспомнить, что Императору надлежит — как и всем воспитанным людям, за исключением разве что гоблинской нечисти, как говорил Сетерис — всегда давать четкий ответ на задаваемый вопрос. Ортема заговорил снова:

— Ведьмами и ведьмаками у Назморхатвер становятся женщины и мужчины, рожденные с красными глазами и белыми волосами.

Дач'осмин Лантевин с шипением втянула в себя воздух; выражение лица лорда Пашавара стало более суровым, и он пробормотал:

— Варвары, — достаточно тихо, но чтобы быть услышанным Майей.

Ортема пожал плечами, хотя Майя не принял этот жест за знак согласия, и продолжал:

— По чистой случайности нам удалось захватить ведьмака, да и то, скорее всего, потому что он был почти слепым. Хотя сражался он как nazhcreis, хищная кошка, которая действительно оказалась его тотемом. Наши солдаты оказались достаточно мудры, чтобы не убить его, а его люди надеялись на его возвращение и собрали для выкупа сокровища, как ни для кого из пленных.

Ортема остановился, чтобы подкрепиться длинным глотком вина.

— Но переговоры подобного рода занимают немало времени, и нам пришлось взять на себя заботу о заключенном, чтобы с ним не обращались дурно. Видите ли, солдаты считали его мерзостью, и многие из наших соратников-рыцарей придерживались того же мнения.

— Которое вы, однако, не разделяли, — мягко заметил Майя.

— Ваше Высочество, — Ортема снова пожал плечами, несколько скованно. — Нас ведь тоже считали мерзостью.

Он указал пальцем на свои пронзительные оранжево-красные глаза.

— Но это же… — начала Дач'осмин Лентевин и вдруг запнулась.

— Смешно? — Сухо спросил Пашавар. — При дворе нашлось немало желающих поговорить о «мерзости», когда четвертая Императрица Варенечибела родила ему ребенка.

— Пожалуйста, — сказал Майя, пока Пашавар не успел смутить всех сидящих за столом. — Мы хотим послушать историю капитана Ортемы.

— Ваше Высочество, — Ортема ответил легким наклоном головы, он выглядел довольным. — Мы не думаем, что тот ведьмак полностью доверял нам, но он оценил нашу заботу, и однажды мы спросили его, почему они называют нашу крепость «памятью о смерти». Долгое время он не отвечал, и мы уже думали, что он не хочет говорить об этом, но наконец он сказал: «Потому что она стоит на костях наших мертвецов». Он еще так неприятно улыбнулся тогда, мы помним, что зубы у него были очень острые, как у всех степняков. «Мы также называем это место Горой костей». И тогда, Ваше Высочество, мы поняли, что он говорит в буквальном смысле. Анмуртелеан построен на высоком скальном выступе, они разбросаны по всей восточной степи, как отдельно стоящие горы, и мы не могли винить наших предшественников за выбор места для крепости: скала была очень удобна для обороны. Но наши строители не знали, а может быть, просто не приняли к сведению, что у Назморхатвер в обычае было относить своих покойников на вершину скалы, чтобы оставлять их там на растерзание стервятникам и диким кошкам.

— Мы построили свою крепость на их улимере? — В ужасе ахнул Майя.