Агент Их Величеств, Часть первая (СИ) - Александров Александр Страница 6

...За вытертой до блеска сотнями локтей стойкой тира скучал старичок в бухгалтерских нарукавниках ловко переделанных под кармашки для мелочи, и стояла небольшая очередь из парочек желающих выбить приз. Молодой человек в красной косоворотке от усердия аж высунул язык, потея в попытке поймать в прицел старенького «ижика» дёргающихся на рычагах жестяных уток. Его подруга – коротко стриженая белокурая красавица в синих «шахтёрских» штанах и безрукавке навыпуск (похоже, столичные модные веяния добрались и в эту глушь) курила тонкую мятную сигаретку и тихонько шипела на ухо стрелку: «...да бери ж ты левее, не видишь, у него прицел сбит!»

- Я извиняюсь, – следователь чуть приподнял котелок и коротко кивнул хозяину тира, – вы не подскажете, как пройти к городской управе?

- Прямо во-о-о-он по той улице до центральной площади. Никуда не сворачивая. – Старичок приподнял бровь, разглядывая гостя, и Фигаро неожиданно понял, что цилиндр на хозяине тира вовсе не бутафорский, а самый что ни на есть настоящий, из чёрного блестящего фетра. – Да только нет там уже никого... Вы из налоговой?

- Нет, – следователь усмехнулся, – я из ДДД. Кладбищенская инспекция.

- А-а-а... – Старичок махнул рукой. – Понятно. Тогда вам, и верно, либо к городскому голове, либо к его заму. Но они уже сидят в какой-нибудь ресторации, так что советую вам лучше найти место для ночлега. Лично я бы посоветовал гостиный двор «Ратуша» – эт как раз на площади и будет. И цены хороши... Стоп! Стоп! Последний выстрел, молодой человек! Будем доплачивать?..

Фигаро отошёл в сторонку, сел на скамеечку (та была аккуратно выкрашена в тёмно-зелёный цвет, а рядом со скамеечкой красовалась изящная жестяная урна в форме воронки), достал трубку и, крепко забив её душистым индийским «Абалмом», закурил, с наслаждением выпустив дым из ноздрей. Никто не обращал на следователя внимания, никто не косился на него исподлобья, никто не шептался за его спиной. То ли в Серебряную Пагоду иногородние гости наезжали целыми толпами, то ли всем просто было наплевать – Фигаро устраивали оба варианта.

Табачный дым мешался с ароматом лип и железнодорожной станции в какой-то удивительно приятный коктейль запахов; по телу следователя разливалась томная нега, которая явно брала свой исток в алхимическом сочетании пива с шашлыком, и идти куда-либо было откровенно лень, тем более, волоча за собой тяжёлый саквояж.

Фигаро подумал-подумал, махнул рукой, плюнул, и, направив на саквояж палец, прошептал короткую формулу.

Саквояж взмыл в воздух, и завис в паре футов от колена хозяина, лениво покачиваясь на ветру.

Освободив таким образом руки, следователь вздохнул, пыхнул трубкой и, сунув руки в карманы, вразвалочку направился вдоль по улице, на которую указал любезный старичок из привокзального тира.

Горели фонари (газовые, но к каждому из фонарных столбов тянулся провод механического искромёта – какая-никакая, но автоматизация) и о разноцветные стёкла плафонов бились ночные бабочки, загипнотизированные чужим, неведомым светом. Фонарные столбы были очень красивы, оплетённые элегантными коваными змеями бронзового плюща; свет плафонов сливался в маленькие радуги, образовывавшие сияющий мост, словно бы уходящий из-за спины наблюдателя в искристую вечность. Выложенная аккуратными квадратными плитками аллея была чисто подметена, урны у низких скамеек (на таких, должно быть, приятно развалиться с газеткой после трудного дня) опустошены, а каштаны, что зелёными тучами нависали над высокими белёными бордюрами, были рассажены так забавно, что, с одной стороны, создавали приятную асимметрию, так, что, казалось, будто вокруг аллеи раскинулся таинственный тёмный лес, а, с другой, деревья совершенно не мешали доступу к фонарным стёклам, держась от них на уважительно-противопожарном расстоянии.

На скамейках сидели почтенные старцы с неизменными «Паровыми вестниками», «Ворожбой и жизнью» и «Вокруг Света», по белым плитками аллеи фланировали хихикающие парочки, а городские пижоны в полосатых штанах и надвинутых на глаза кепках, подпирали спинами каштаны, бренчали на гитарах что-то похожее на фокстрот, курили папиросы с раздавленными гильзами и сплёвывали в урны.

Всё было именно так, как надо, на своих местах, и Фигаро, уже клевавший носом прямо на ходу, только и успевал, что приподнимать котелок в ответ на вежливые приветствия, что сыпались со всех сторон («добренького вечера» желали, в основном, старички с газетами, но иногда и спешивший куда-то чиновник в сером жилете поверх белоснежной рубашки, и степенная дама в длинном крепдешиновом платье отвешивали поклон, шаркая ножкой).

«Ну, понятно, – вяло размышлял следователь, – левитирующий саквояж, модный костюмчик... Я для них столичный колдун. Или, как минимум, колдун из Верхнего Тудыма. Хотя что им тут Верхний Тудым, в этой Серебряной Пагоде чище и симпатичнее раз в сто. Да и колдуны – колдунов они не видали, ага, как же... А милый, всё же, городок. Это, наверное, потому, что он далеко от Столицы. Хотя, с другой стороны, Тудым – что Верхний, что Нижний – ещё дальше, вот только «милыми» их можно назвать с большой натяжкой... О, а вот, кажется, и городская управа»

Более того: за зданием управы вздымала в ночное небо невысокий шпиль самая настоящая ратуша: старая, с маленькими окнами-бойницами и полурассыпавшимися табличками с надписями на церковной латыни. В шпиле даже имелись часы: старый добрый механизм от немецкого «МахРайна». Похоже, Серебряной Пагоде было куда больше лет, нежели обоим Тудымам вместе взятым (хотя, конечно же, часы в башню засунули не более двадцати дет назад).

Двери управы – могучие двустворчатые полуарки из тёмного дуба – разумеется, были закрыты. На бронзовом шаре дверной ручки болталась табличка: «С 11.00 до 15.00 – приёмные часы городского головы, с 15.30 до 18.00 – приёмные часы заместителя Хонти»

«Мда, – подумал Фигаро, – работой себя местное градоуправление прямо таки гробит. Рук, можно сказать, не покладает; все в делах, все в делах... А хорошо бы и мне такой график. Чем я хуже?»

Часы на ратуше показывали половину восьмого, живот следователя был плотно набит, а глаза всё так же сами собой закрывались, поэтому Фигаро здраво рассудил, что рабочий день Агента Их Величеств подошёл к концу.

Гостиный двор «Ратуша» располагался – о, чудеса, о неожиданности, что нам готовит мир! – прямо напротив ратуши, сразу через площадь. Нужно было просто обойти старинный фонтан, где две усталые мраморные нереиды держали в руках толстых лощёных осетров из ртов которых стекали вниз журчащие струйки воды, открыть маленькую калитку – всего-то следователю по пояс – и страждущий путник оказывался прямо перед трёхэтажным кирпичным зданием с покатой черепичной крышей и милым крылечком в три ступеньки, что вели к покрытым красным лаком панельным дверям под табличкой «Ратуша», гост. двор»

В который раз поражаясь кипучей фантазии владельцев подобных заведений в небольших городках (в Нижнем Тудыме, к примеру, имелась пивная под названием «Пиво», а в Тудыме Верхнем – фотомастерская под вывеской «Фотоаппарат»), Фигаро внимательно изучил летнюю площадку гостиного двора, где, должно быть, хорошо было отдыхать у выложенного осколками мрамора бассейна в этих вот полосатых шезлонгах, оценил изящество кованой ограды, живую изгородь, чьи кусты были искусно превращены неведомым мастером садовых ножниц в грозных гиппогрифов, суровых медведей и благородных орлов, после чего попытался прикинуть, сколько же может стоить комнатка в таком вот милом местечке. Не то чтобы его сильно заботили деньги (к тому же, пока следователь был на задании все расходы покрывало Королевство), но всё же, всё же...

Внутри (двери «Ратуши» оказались не заперты; лишь нежно тренькнул над притолокой серебряный колокольчик), в просторном холле, где под ногами пушили ворс ковры, стены покрывали резные дубовые панели, а с потолка свисала стильная люстра в форме тележного колеса (вместо свечей из люстры торчали старые алхимические светильники) подозрения следователя ещё больше усугубились. «Я похож на человека, который может позволить себе комнату в таком месте, или нет?», лихорадочно думал Фигаро, шагая по направлению к стойке, над которой грозно нависала голова огромного лося (в глаза сохатому таксидермист вставил осколки бутылочного стекла, что, загадочным образом, смотрелось довольно стильно).