Яркий Миг - Николай Покуш Страница 7

Выйдя за кованные, черные ворота западного кладбища Мистрейда, я тут же оказался на оживленной улице. Словно эти массивные ворота были порталом между двумя различными мирами. С той стороны лежала страна мертвых, где царили тишина, спокойствие и скорбь, а здесь, с этой стороны, простирался мир живых, и в нём начинался новый день. Громко цокая копытами по камню, услужливые лошади везли в повозках, колясках, каретах и кэбах спешащих по своим неотложным делам жителей Мистрейда. Через улицу, прямо напротив кладбищенских ворот, только начала свою работу цветочная мастерская «Тетушки Розы», на двери которой была прибита табличка, заманивающая покупателей очень низкими ценами на ритуальные венки, корзинки и букеты. Дальше по улице располагались ателье, маленькая табачная лавка и кондитерский магазинчик, из которого доносился чарующий сладковатый аромат свежей выпечки и сладостей. Мимо всего этого бежал мальчик в тоненькой серой курточке и с толстой сумкой на ремне, из которой торчали свернутые газеты. Одной газетой в руках он размахивал и кричал:

– Столичный вестник! Столичный вестник! Узнайте о пожаре в особняке Стриксов! Столичный вестник! Не пропустите! Тина Годвин посетила Мистрейд и дала эксклюзивное интервью нашей редакции! Столичный вестник! Купите газету и узнайте, когда же Вильгельм Цингулат продемонстрирует свой новейший летательный аппарат! Столичный вестник!

Парнишка практически столкнулся с высоким мужчиной в сером клетчатом пальто. Тот остановил мальчика, быстро протянул ему несколько монет и, получив взамен газету, скрылся в табачной лавке. Парнишка побежал дальше, продолжая громко выкрикивать заголовки сегодняшнего выпуска «Столичного Вестника», главной и, возможно, самой лживой газеты Мистрейда.

Мимо меня, хихикая и о чём-то шумно перешептываясь, пробежала толпа студенток в белых юбочках и синих пиджачках, словно стайка потревоженных птиц. Держа в руках широкие папки и тубусы, они спешили на занятия в художественную школу искусств имени благодетеля Ришара, что располагалась за углом, и не обратили на меня никакого внимания. Равно, как и все прочие прохожие на этой улице. Поглощенные своими собственными проблема и раздумьями, они не замечали покинувшего кладбище человека, бережно несущего на руках что-то (или кого-то) завёрнутое в пальто. Так уж заведено в этом чудном городе. Если произошло что-то значимое, то люди прочитают об этом в газете за завтраком, во время обеда или после ужина. А если ничего важного не происходит, то и тратить на это время совершенно не стоит. Куда важнее подумать о собственных заботах. Я не осуждаю и не виню жителей Мистрейда – не подумайте, сам за годы жизни в этом городе изрядно очерствел и стал невнимателен. Но иногда становится действительно смешно наблюдать за тем, как горожане попадают в самые нелепые ситуации лишь по причине собственной незаинтересованности окружающим миром и отсутствия какого-либо желания элементарно смотреть по сторонам.

Выйдя на дорогу, я громко свистнул и поднял вверх правую руку. Один из кэбов тут же свернул в мою сторону и, резко сбросив скорость, остановился. Лошадь фыркала, недовольная такой резкой сменой курса.

– Янтарная улица, 25, – громко провозгласил я, поднимая глаза на кучера.

– Два сильверена, сэр, – ответил мне бородатый мужчина в черном цилиндре.

Я протянул ему три и добавил:

– У меня мало времени.

– Понял вас, сэр, – кивнул он.

Я забрался в кэб, и тот тут же дёрнулся с места. Кучер действительно меня понял и погнал вперёд, не жалея лошадь. Таким темпом дорога должна была занять минут пятнадцать, может, даже десять, если повезёт.

Я положил зверька на мягкое сидение рядом с собой и развернул пальто, желая проверить состояние моего подопечного. Я серьёзно опасался, что обнаружу мёртвое животное. Но зверь был жив, дышал всё так же тяжело и прерывисто, но, главное, дышал и не выражал никаких признаков свечения или нагрева. Это меня немного успокоило, вселило надежду на позитивный финал моего маленького приключения.

Расслабившись, я вновь почувствовал, как сильно болит рука. Спина болела тоже, и ещё несколько ушибленных частей тела, но всё это не шло ни в какое сравнение с болью от ожога. Пока я нёс зверька и был увлечён его спасением, эта боль отступила на задний план, но вернулась, как только я дал себе возможность перевести дух.

Я внимательно осмотрел ожог. Он был очень странной формы: узкий, с удивительно ровными краями, этот след брал начало на тыльной стороне моей ладони и дважды обвивая предплечье, заканчивался на внутренней стороне руки, почти у самого изгиба локтя. Мне сразу вспомнились те световые ленты, которые взвились над зверьком за миг до атаки. Одна из них, похоже, обернулась вокруг моей руки, словно кусок ткани, и навсегда оставила на ней эту отметину. Бездна, как же было больно!

Понимая, что никаким образом сейчас мне не удастся нейтрализовать эту боль, я попытался отвлечься от неё снова. До прибытия к доктору Киннеру оставались считанные минуты, эта мысль утешала. Я откинулся на сиденье и устремил свой взгляд в окно.

Кэб провёз меня по краю рыночной площади, где вовсю кипела работа: производилась выкладка и разгрузка товара, собирались последние латки, между которыми уже сновали покупатели. Мы промчались мимо всего секунд за пятнадцать, но вонь рынка, в которой смешивались запахи свежих и уже подгнивших овощей, пряностей и скота, не покидала меня ещё минуту или полторы, пока мы не выехали на улицу Мясников, где её перебили запах крови и зловоние смерти.

Далее кучер повёз меня через лабиринт улиц фабричного района Мистрейда. Он здесь, может, и не такой большой, как в Кроме, Римусе или Веноне, и всё же не составит труда заблудиться среди этих длинных зданий из красного кирпича, над черепичными крышами которых ввысь вздымаются широкие трубы, исторгающие в небо клубы угольно-чёрного дыма. Но мой возница явно знал своё дело и, стрелою промчавшись сквозь этот мрачных район, где изредка встречались лишь небольшие группы работяг в поношенных серых костюмах и с грязными руками, мы снова выехали на оживленные улицы Мистрейда, устремившись теперь к центру города.

По мере приближения к сердцу столицы Конгломерата, улицы становились всё чище, дома – всё богаче и красивее, вывески над цирюльнями, ресторанами и магазинами – всё ярче, а люди всё чопорнее. Так продолжалось бы и дальше, до самого центра, где от помпезности