Марк Ньютон - Книга превращений Страница 10

Откуда-то сзади раздались команды, резкие и отрывистые, – похоже, между румелями у Врат и теми, кто стоял за ними, произошел какой-то обмен репликами.

Вскоре культистов пропустили вперед, всех до единого, и они наконец-то оказались на свободе, но с пустыми руками, не считая саней и собак. Члены ордена Равноденствия пустились через снежную равнину в свой родной мир.

Позже, много позже.

Из-под укрытия своего капюшона Верейн бросила взгляд назад, но, к счастью, не увидела Врат. Вокруг их маленького отряда бушевал снег, белые спирали скрывали и горизонт, и землю под ногами. В редкие периоды затишья они видели только белые снежные холмы, ледяные поля да изредка черные остовы деревьев, корябавших кривыми ветвями низкое серое небо. Казалось, ничто здесь не изменилось с момента их отбытия – тот же пейзаж, та же земля, те же леса и деревни.

«И бесконечный снег…»

Культисты устроили привал, сани остановились. Пряди черных волос лезли Верейн в глаза, она убрала их за уши. Выглядела она ужасно, да и чувствовала себя не лучше. До путешествия она была стройной, а сейчас отощала так, что непонятно было, в чем душа держится.

Их осталось десять. Всего десять из сотни, последовавшей за Дартуном через Врата в его неуемной жажде обрести ответы на свои вопросы, а заодно и способ продлить свою жизнь. Привычно кутаясь в меха и теплую одежду, они уже плохо понимали, куда их ведут. Две собаки непрерывно лаяли, их голоса придавали остроту какофонии окружавших звуков. Собак тоже изменили – она была в этом уверена, хотя не знала, как именно и для чего.

В голове у нее все перепуталось.

К ней подошел Дартун Сур. Кожа его лица серебристо блестела, на шее, там, где ему вспороли кожу, виднелись фрагменты какого-то вещества. Приглядевшись, она замечала в глубине его глаз красный огонек, а его движения стали плавными и текучими – и все же это был он, глава их ордена, человек, силой и знаниями превосходивший всех культистов Виллджамура. Человек, который стремился к прогрессу и грезил прекрасным будущим.

Тот, кого она любила.

Только теперь на нем были следы пребывания… там.

Его плащ обтрепался по краям, одежда местами протерлась до дыр. Мускулы стали рельефнее. У него появилась выправка скорее солдата, нежели кабинетного ученого, привыкшего до зари корпеть над реликвиями. Даже в своих нынешних лохмотьях он выглядел могучим. Дартун Сур повел их в иной мир в поисках вечной жизни, и, похоже, он ее нашел.

На Верейн нахлынули воспоминания – образы и впечатления мира, оставшегося позади Врат.

Вот что она помнила оттуда:

«Мир, объятый вечной ночью. Пыльные бури и нестихающий гром. Следы ушедших в небытие культур, руины городов, кладбища скелетов. На редких пригодных для обитания участках земли бушевали войны: существа, которых она не могла даже вообразить, и те, которых она считала давно вымершими, сталкивались друг с другом с неудержимой яростью».

Верейн попыталась сложить все, что она могла вспомнить, в связную картину. И поняла, что полностью утратила чувство времени. «Бор, какая каша у меня в голове!» Как давно они оставили свой мир и вступили во Врата? Сколько лет, дней или веков минуло с тех пор? Хотя нет, скорее, месяцев. Почему-то ей было необходимо осмыслить свое нынешнее пребывание здесь. Орден Равноденствия последовал за Дартуном Суром в полном составе, вооруженный реликвиями, этими остатками древних технологий, которые, как они убедились, были бессильны перед лицом враждебной и куда более развитой культуры. Представители этой культуры схватили их, обезоружили, взяли в плен, где мучили и пытали. И все же вот она, снова здесь, живая и почти здоровая – как же так вышло?

Вздрогнув, она прогнала от себя эту мысль, надеясь, что время сотрет оставленные в ее памяти шрамы. Сейчас главное то, что она выжила; а значит нельзя взять и просто так умереть здесь, без всякой цели. «Нет, все, что угодно, но здесь я не умру».

Глава пятая

Дневник Ульрика

Встав с первыми лучами нашего умирающего красного солнца, я, ведомый его светом, направился к древнему городу мостов и шпилей.

К легендарному Виллджамуру.

Верхом я ехал через занесенные снегом поля, через деревни, от которых остались лишь ветхие сараюшки. Образцы местной флоры выглядывали из-под снега; они были или мертвы, или голы настолько, что ничего уже не могли предложить человеку ни с кулинарной, ни с медицинской точки зрения. О, как мои дряхлые братья возненавидели бы такой пейзаж! Кости животных устилали обочины разбитых дорог, лишенные всякой ценности, дарованной им природой. Выброшенные за ненадобностью.

Не могу с уверенностью назвать возраст ни одного из строений, которые попадались мне на пути. Им могло быть как сто лет, так и тысяча, а возможно, в свое нынешнее состояние упадка они пришли совсем недавно, в результате каких-то локальных конфликтов или под натиском непогоды. Снежные шапки придавливали их к земле, стены покосились под их тяжестью, никакая жизнь не могла скрываться внутри их. Умирающая земля никому не давала пощады.

Города и деревни напоминали картины ада. В них продолжали существовать – хотя и с большим трудом – отчаявшиеся люди. Всеми забытые, эти мужчины и женщины кое-как сводили концы с концами, питаясь скудными дарами некогда плодородной земли; прослышав обо мне, они сбегались ко мне в надежде на помощь. Но мне нечего было предложить им, кроме слов назидания, позаимствованных у самого Бора (если бы я в него еще верил), и я молился о том, чтобы они послужили им к утешению.

В одной деревне я, действуя с сугубой осторожностью, сумел растопить лед местного озера при помощи моей книги. Обитатели деревни собирались ловить там рыбу, и я, хотя и не был уверен в успехе, все-таки дал им надежду, без которой их ждала бы верная гибель в самое ближайшее время.

Многие поселяне опустошены изнутри – это видно по их глазам, – хотя их нельзя сравнить с теми мертвыми, которые, сохранив благодаря каким-то культистским трюкам способность двигаться, бродят в сумерках, чем немало беспокоят этих достойных людей.

Но и среди живых многие пали чудовищно низко. Как-то темной ночью, проезжая мимо деревни, которую я не хочу даже называть, я видел, как группа людей пировала над трупом своего сородича. Избегая встречаться взглядом с их пустыми глазами, я смотрел на жалкие кусочки плоти, которые они держали в руках, и на кровь собрата, стекавшую по их подбородкам на мерзлую землю. Не надо быть ясновидящим, чтобы понять – такие глубины морального падения не редкость среди людей в наше время. Кое-где с ветвей свисали скелеты, их кости стучали о стволы от ветра, – я догадался, что в этой глуши, вдали от надзора империи и ее солдат, которых теперь, кстати, стало удивительно мало, действует какой-то неписаный закон и эти отвратительные тотемы суть следы его работы.

Примеров же истинной человечности мне встретилось очень мало.

Я продолжал свой путь, когда меня стало настигать эхо минувшего.

Прошедшие кошмары.

Я вспоминал горящие здания, и отзвук слышанных мною тогда человеческих воплей пронзал мой мозг. Все это было на самом деле. Я видел отряды наемной милиции, которые хватали и выволакивали на улицу тех, кто давал мне кров и защиту, и там отрубали им головы на глазах у жен и детей. Их женщин оттаскивали в сторону и там многократно насиловали. Все это было на самом деле.

А мой тайный стыд заключался в том, что я мог лишь стоять и смотреть – смотреть, как рушится цивилизация на дальней окраине империи. Я наблюдал, как одних убивали, а другим калечили жизнь. За что? Всего лишь за то, что они встали на мою сторону, на сторону истины, прикрывая мой путь в Виллджамур. Они погибали за то знание, которым я обладаю, из-за того, что меня предали, из-за того, что я доверился своим ближним.

Все это было на самом деле.

Наконец я узрел вдали ее, столицу нашей империи. Мать наших городов, пусть и не всегда известную под нынешним именем. Письменная история – насколько ей вообще можно доверять – сообщает, что этот город сразу после его основания был назван Вилхалланом, и было это одиннадцать тысяч лет назад, до так называемого Договора Науки, когда культисты объявили себя союзниками общества, созданного королем Халланом Гинуром. Тот город в основном пал под натиском очередного ледникового периода, наступившего, как мне представляется, по вполне естественным причинам. Чего не скажешь о нынешнем… Многим ли из тех, кто ныне живет в Виллджамуре, ведома его истинная история?

Я узрел исполинские стены и черное человеческое море, плещущееся у их подножия, и грязную дорогу, прямую как стрела, – храня следы множества ног и колес, она, словно шрам, пересекала плоскую равнину. Тут и там над нею вызванными из небытия призраками вставали дымные плюмажи костров. Этот город давно не знал духовной заботы. Над ним кружили гаруды, пролетая под знаменитыми мостами, перекинутыми, как казалось мне в тот миг, с облака на облако и предназначенными для горделивой поступи богов. Шпили башен вздымались на высоту, превосходящую всякое понимание, и на многих из них развевались разноцветные знамена, колеблемые морским ветром.