El creador en su laberinto - Андрей Миллер Страница 10

— А женщину?

— Женщину! Мать сволочи этой? «Кузькина мать» как есть. Только не она мне показала, а я ей. Да брось, чего строишь из себя гимназистку? Ты же знаешь эту историю, читал. Вот мы сейчас с тобой бутылку приговорим… и пойдём.

— Куда пойдём?..

— Куда-куда… За Еленой твоей. Нужно же выручать, правильно? Ты ж за ней приехал?

— За ней?.. — я опять думал возразить, но вместо этого совсем неуверенно переспросил.

— А за каким ещё хером? Не бухать же на природе. Бухать ты и в Будапеште мог. Или ещё где-нибудь, только — ша! Своё отпил. Как Илья Муромец: на печи тридцать лет и три года пролежал, а потом вышел из зоны комфорта.

Возможно, генерал был прав как никто другой, с кем я когда-либо пил. Кабы с ним Ельцин глушил водку — глядишь, и девяностые не сложились бы так криво. Этот человек мог всё расставить по местам, даже если его слова оставались не вполне ясны. Точное значение не важно, главное — азимут. Целеуказание, направление атаки.

Медведев знает все пароли. И ориентиры даже с закрытыми глазами видит, в этом сомневаться уже не приходилось. Он ударил дном стакана по столу.

— Пора! Неси их.

— Кого?

— Мечи.

— Какие мечи?

Генерал посмотрел на меня так, что лучше бы уж обматерил с ног до головы. С упоминанием всех родственников и самыми забористыми эпитетами. Мне стало стыдно. За что он воевал? Чтобы с такими, как я, «Талискер» пить?

— Мечи. Здоровенные, наточенные, охуенные мечи. Которые у тебя в подвале лежат.

Я смутно догадывался: под домом могут до сих пор валяться текстолитовые и дюралевые дрыны из моей юности. Только вот почему генерал представлял их совершенно иначе — пока оставалось загадкой. Однако я не стал спорить, а поспешил в «тёплый» дом. Сдвинул тяжёлый ковёр, потянул крышку люка, шагнул по крутой лестнице в прохладную темноту.

Мечи, конечно же, оказались самыми настоящими.

Прекрасные «бастарды», семнадцатый тип по Эварту Оукшотту. Узкие, шестигранные в сечении; по их долам были вытравлены надписи. Я знал этот язык, однако не стал читать. Клинки заточены, режущие кромки без сколов, на стали ни пятнышка ржавчины, обмотка рукояток новёхонькая. Безупречно.

Я протянул оружие Медведеву, но тот покачал головой.

— Нет-нет, этот для тебя. Дай мне другой. И наливай: на посошок выпьем, на дорожку присядем. Святое дело идём творить!

***

Мы, положив клинки на плечи, уверенно шагали к дому на холме. В левой руке я нёс бутылку с остатками виски, время от времени прикладываясь. Генерал пить дальше отказывался, но мне не запрещал.

Шли к дому, который больше не казался мерзким выродком отсутствия культуры и обилия денег. Теперь эта безвкусная образина действительно напоминала мне средневековый замок. Телефон болтался в кармане, и можно было вызвать Елену, но я почему-то этого не делал.

Видимо, не время.

Символическая ограда, конечно, не могла стать для нас препятствием. Люди тоже не мешали: на улице вовсе ни души, а в домах или не горел свет, или шторы были плотно задёрнуты. Никакой полиции. Правда, слышался шум вертолёта — за лесом, в противоположном от знакомой мне сторожки направлении. Далеко. Я даже спросил генерала на эту тему.

— Не по наши души. Не обращай внимания.

Потом я заметил силуэт в окне. В башенке, на самом верху. Без сомнения, это была Елена, и она внимательно наблюдала за нами. Однако телефон по-прежнему молчал.

Мы вошли на участок. Я было направился к дверям: Медведев остановил меня.

— Оно за домом.

Не было нужды спрашивать, что за «оно». Я ведь сам скоро всё увижу… Увидел, едва мы обогнули строение и оказались на заднем дворе.

Не знаю, что за чудищами выглядели для Медведева сын Веры Павловны Гендлёвой и она сама, однако теперь перед нами действительно оказался монстр. Если бы я не забрасывал почти все рассказы Лавкрафта на середине, то обязательно назвал бы эту тварь неописуемой, нечестивой и, возможно, даже богохульной. Хотя с религией у меня не очень-то сложилось.

Но я не фанат Лавкрафта и постараюсь описать увиденное. Туша твари занимала половину заднего двора, но и того мало: большая часть, сокрушившая своим весом забор, лежала за пределами участка. Гладкое тело, покрытое блестящим слоем слизи, переваливалось на другую сторону холма. Трудно было оценить истинные размеры монстра.

Тварь напоминала дракона или Лернейскую гидру, если бы её взялся нарисовать человек, абсолютно лишённый здравого рассудка. Нет, тут и речи не шло о благородном фантастическом существе. Перед нами раскинулась отвратительная масса мягкой плоти, не имеющая стабильной формы. Тут и там из склизкой массы торчали тонкие, длинные шеи, увенчанные странными головами. Очертания их напоминали змеиные, однако вместо вытянутых морд — человеческие лица.

Лица я, к своему ужасу, разглядел и на подрагивающем теле чудовища. Лишь поначалу они казались язвами и свищами: скоро стало ясно, что передо мной глаза, ноздри и рты. Рты, лишённые зубов — в отличие от тех, которые на головах.

У голов-то с зубами был полный порядок: тонкие, длинные, похожие на гадючьи. Только росли на дёснах густо и ровно, как у человека.

Не могло возникнуть и малейшего сомнения: мы должны убить эту тварь. Подобная мерзость не имеет права существовать в мире, где есть красивые женщины, «Талискер», марихуана, музыка Джима Моррисона и германский эпос.

— К бою!.. — рявкнул Медведев и лихо отсёк ближайшую голову.

Я последовал за ним, когда генерал уже перерубил вторую шею. Сколько их всего? Нет времени считать! Сразу две головы монстра скользнули по траве в мою сторону, злобно скалясь. Я успел прижать одну к земле ногой, а по второй ударил мечом.

Получилось менее удачно, чем у Медведева: клинок не рассёк шею, а разрубил череп. Однако этого хватило. Голову, прижатую ногой, отделить удалось вполне уверенно. Длинные зубы-кинжалы щёлкнули возле плеча — я не видел атаки, но каким-то образом почувствовал опасность.

Отскочил. Рубанул с разворота, не глядя, и меня обдало струёй липкой чёрной жидкости. Эта дрянь у врага вместо крови.

Вокруг Медведева, орудующего мечом совершенно остервенело, змеино-человеческие головы так и сыпались. Он резво скакал туда-сюда, нырял под атакующие гидрины пасти, уклонялся, подсекал одну