Ивановка - Юлия Михалева Страница 10

вдруг получится сегодня связаться с Маринкой: будет что показать, чтобы не жаловаться и не возвращаться к больным вопросам. И тут опять в голову шмыгнула пропавшая с фото кошка. Илья поспешил ее прогнать. Нервы, нервы! Лучше думать, что ему просто все показалось. Немудрено, что все в голове путается, если принять во внимание весь свалившийся на него ком.

Администрация оказалась заперта. Конечно, электрик не осветил бы дом, лишь взмахнув раз инструментом, но, если бы удалось с ним договориться хоть на когда-нибудь, грядущий вечер при керосинке точно бы ощущался светлее.

В отличие от пустынной улицы, в кафе сегодня было людно. Посетители заняли два столика, и еще четверо собрались у стойки.

– Пока не выпьют досуха, не отпустят, – услышал обрывок разговора Илья.

– Да ладно. Вы эти байки про своих жужушек для приезжих поберегите. А своим и так ясно, в чем дело.

– Ты это о чем? – повысила голос Мохнатая Бровь.

– А то не понимаешь, – усмехнулся посетитель.

– Да, нисколько. Хочешь сказать – прямо и говори. А то, может, и про тебя есть что сказать? Может, это старухи твоей проделки?

– Ну началось, – протянул он. – Чуть что – так все она. Корова сдохла – она, мужик забухал – она, с работы погнали – тоже она. Добро же никто не помнит.

– Ну да, ну да… Так-то старуха сама доброта.

Мохнатая Бровь заметила Илью и кивнула своим собеседникам. Они замолчали.

– Телефон зарядить? – радушно спросила она и указала на свободные столы, над которыми, как Илья уже знал, глядели, приоткрыв рты, розетки. – Кофе? А может, и борща?

– Годный сегодня вышел, – подтвердил тот же голос, что выступал против жужушек и за старуху.

Желудок сжался.

– Можно, – отважился Илья.

– Ну тогда и лапшицы на второе возьмите, – обрадовалась хозяйка. – Свеженькая.

Он спорить не стал.

– А как ваша администрация работает? – заняв розетки двух столов, Илья вернулся к стойке.

– Если к Фомину, то пока никак: он на лесопилку уехал, будет дня через три, не раньше, – Мохнатая Бровь подвинула поднос с дымящимся борщом.

Перспектива коротать вечера при керосинке растягивалась с каждой минутой.

– И электрик тоже не появится? – без особой надежды все же уточнил он.

– Так вот он, – указала Мохнатая Бровь на борца с байками.

Неожиданно.

– Что, свет Макарычу провести? – обернулся к Илье тот. Черно-седой, смуглый, похож на цыгана. – Это можно. Линия-то прямо за домом, подвести, проводку сделать.

Вот так просто? Илья не ожидал от Ивановки легких путей. Однако электрик уверил, что придет завтра утром.

Жирный борщ и на самом деле оказался неплох. Сначала Илья смотрел на него с брезгливостью, думая о засаленной стойке, но, когда решился отведать, – проглотил одним махом. Лапша – домашняя, давно он такой не пробовал – на его фоне казалась пресной, но и она приятно наполняла желудок и согревала. А Мохнатая Бровь хорошо готовит.

Глядя, как монотонно движется заряд батареи, он вполуха слушал разговоры за соседними столами и стойкой. Ничего интересного: обсуждали вчерашнее происшествие, личные дела незнакомых жителей и рабочие вопросы – какую-то стройку, лесопилку, рыбу. За мутным окном медленно крупными хлопьями падал снег. Илью снова посетило ощущение нереальности. Не может быть, что это он находится здесь и сейчас, и вот это теперь – его жизнь. Отчаянно хотелось в прежнюю. И домой – к себе и Маринке.

Когда телефон и пауэрбанк зарядились до ста процентов, он сдержал данное себе обещание и сфотографировал часовню. Потом бесцельно побродил по деревне, пока окончательно не замерз, и только тогда заставил себя отправиться в дедов дом – идти-то больше и некуда. А там всего за несколько часов произошли изменения. Вдоль задней части участка наметился забор (это точно какой-то фетиш внука горбуньи – даже горожанин Илья отлично понимал, что ставить его под снегом не самая разумная идея), дверь вернулась в проем, часть самых отвратительных половиц сменили свежие доски. Дыры в крыше, кажется, тоже закрылись.

Бородач уверил, что Илья нисколько ему не должен:

– Брось, мы же соседи. Ну, поставь чего для согрева разве что, раз не жалко.

Бесплатная помощь вызывала недоверие, этакий подвох авансом: что попросят потом взамен? Впрочем, может, он и напрасно меряет деревенских своими привычными мерками.

Стемнело.

«Смотри, какое тут зодчество», – Илья попробовал отправить фотографии часовни Маринке.

И снова они не ушли. Видимо, из-за выходных поломку так и не устранили: связь обманчиво появлялась на несколько секунд и тут же пропадала снова.

Жильцы снизу почему-то угомонились. Противные возня и писк бесконечно раздражали два дня, а теперь удивляло молчание. Только сейчас Илья вспомнил, что забыл купить мышеловки.

Тишину нарушил необычный тревожный звук. Как будто птица кружила прямо над домом: куриное кудахтанье сменялось протяжным аканьем. Такой же звук сопровождал Илью в Ивановку. Лесная птица? Ночью? Над деревней?

– И что тут такого? – пробормотал он вполголоса.

В окно виделась только тьма. Илья накинул куртку и взял лампу со стола. Он выйдет и посмотрит на эту птицу – только и всего.

Но птицы не оказалось. Было другое: на снегу у дома практически идеально ровным кругом на чем-то темном лежали полевые цветы. В ноябре. Илья опустился на корточки и поднес лампу ближе, чтобы рассмотреть. Цветы оказались белыми, похожими на мелкие ромашки. А пятна под ними – бурыми. Кровь.

Глава 4. Морок

– Страшный суд, – баба Дарья перевернула карту. – И воскреснут мертвые.

На облаке трубил ангел, к которому из могил ринулась целая толпа раздетых мужчин и женщин. Эта карта почему-то привлекала Варю больше других. Раньше, когда баба Дарья учила ее гадать, то часто заставляла просто подолгу тасовать колоду: «Пусть она тебя почувствует, привыкнет как следует». А Варя время от времени доставала карты по одной и внимательно разглядывала.

Но сейчас она сидела у окна и смотрела на снег. Он все валил и валил уже который день. На улице выросли огромные сугробы, а под рыхлым мягким ковром по-прежнему скрывалась обманчивая ледяная корка. Утром баба Дарья ходила кормить кур и козу, попала в ее западню и набила огромные синяки на коленях.

И поделом ей. Она снова отказалась слушать Варю, убежденная в своей правоте. Опять заперла в четырех стенах. А хуже всего, что в очередной раз нарушила свое же обещание и нацепила проклятый ошейник. Тот самый, который клялась никогда не использовать, ни при каких обстоятельствах.

«Ты обещала мне верить. Я лучше знаю, что тебе нужно», – и все же в ее голосе перед