Энн Райс - Час ведьмовства Страница 10

– Многих?… – прошептал доктор. – Вы уверены?

– Я слышал рассказы других людей, и некоторые из них имеют весьма много общего с вашим. Я пытаюсь убедить вас в том, что произошедшая история отнюдь не плод вашего воображения. А следовательно, у вас нет причин для беспокойства. Кстати, помочь Дейрдре Мэйфейр невозможно: Карлотта Мэйфейр не позволит. А потому лучше всего начисто выбросить эту историю из головы и никогда больше о ней не вспоминать.

Доктор почувствовал вдруг невероятное облегчение, словно побывал на исповеди и получил от священника полное отпущение грехов. Однако ощущение длилось недолго: понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы до него в полной мере дошел смысл сказанного Лайтнером.

– Вы знаете этих людей! – в полнейшем замешательстве прошептал доктор, и краска бросилась ему в лицо. Ведь женщина, о которой он рассказал Лайтнеру, была его пациенткой!

– Нет. Но я знаю о них. И, будьте уверены, сохраню полную конфиденциальность в отношении вашего рассказа. Как вы помните, при записи мы не упоминали никаких имен. И даже свои имена не назвали.

– Тем не менее я настоятельно прошу вас отдать мне пленку, – возбужденно проговорил доктор. – Я нарушил конфиденциальность. Мне и в голову не могло прийти, что вы с ними знакомы.

С совершенно невозмутимым видом Лайтнер тут же вытащил кассету и отдал ее доктору.

– Разумеется, это ваше право, – сказал он. – Я понимаю.

Доктор пробормотал слова благодарности, но его замешательство лишь усилилось. Однако и чувство облегчения не исчезло окончательно. Итак, другие люди тоже видели этого призрака. И англичанину об этом известно – он не лжет. Выходит, доктор не сошел с ума и никогда не терял рассудка. Внезапно его охватила грусть, он испытывал горечь по отношению к своему новоорлеанскому начальству, к Карлотте Мэйфейр, к горластой мисс Нэнси…

– Важно, чтобы все случившееся отныне перестало вас тревожить, – негромко заметил Лайтнер.

– Да, конечно, – отозвался доктор. – Ужасно все это… та женщина… лекарства… – Все, хватит об этом! Доктор вдруг замер и уставился на кассету, потом медленно перевел взгляд на пустую кофейную чашку. – А эта женщина, она по-прежнему…

– Да, все такая же. Я был там в прошлом году. Ваш главный недруг, мисс Нэнси, умерла. Мисс Милли покинула этот мир еще раньше. А со слов местных жителей и из отчета мне известно, что состояние Дейрдре не изменилось.

Доктор вздохнул:

– Да, вы действительно все о них знаете… все имена…

– Поэтому очень прошу поверить мне: другие тоже видели этого призрака, – сказал Лайтнер. – И вы не должны страдать от безосновательного беспокойства о состоянии своего разума – никакого помешательства не было.

Доктор вновь медленно, изучающе оглядел Лайтнера. Англичанин застегнул портфель, проверил авиабилет, убедился, что все в порядке, и опустил его в карман пиджака.

– Мне пора на самолет, но прежде позвольте мне дать вам совет, – сказал Лайтнер. – Никому не рассказывайте о том, что произошло, – вам не поверят. Понять и принять такого рода свидетельства может лишь тот, кто сам видел подобное. Как ни трагично, но это неопровержимый факт.

– Да, вы правы, – ответил доктор. Ему страстно хотелось задать англичанину еще один вопрос, но он не мог решиться. – Вы… – только и произнес доктор и тут же умолк.

– Да, я его видел, – сказал Лайтнер. – Зрелище воистину пугающее, как вы и описывали.

Он встал, готовясь выходить.

– Кто он? Дух? Призрак?

– Честное слово, я не знаю. Все истории очень похожи. Там все остается без изменений, все повторяется, год за годом… А теперь я должен идти. Позвольте мне еще раз выразить свою благодарность, а если у вас возникнет желание снова побеседовать со мной, вы знаете, куда обратиться. У вас есть моя визитная карточка.

Лайтнер протянул руку.

– До свидания.

– Подождите. А дочь, что стало с нею? Я имею в виду ту женщину с Западного побережья. Тогда она была интерном.

– Ну, теперь она хирург, – ответил Лайтнер, бросая взгляд на часы. – Нейрохирург, кажется. Недавно сдала экзамены. Дипломированный специалист – по-моему, это так называется? Однако в то время я не был знаком с нею. Я лишь иногда слышал о ней. Наши пути пересеклись только однажды.

Англичанин замолчал, и на лице его промелькнуло некое подобие почти официальной улыбки.

– Всего хорошего, доктор, и еще раз спасибо.

После ухода Лайтнера доктор долго сидел в задумчивости, ничуть, однако, не раскаиваясь в своем решении рассказать обо всем. Нельзя отрицать, что беседа с этим необычным человеком из Таламаски принесла ему невероятное облегчение. Фактически неожиданную встречу с англичанином можно воспринимать как подарок, как милость судьбы, позволившую снять с души самое тяжкое бремя из всех когда-либо выпавших на его долю. Лайтнер знал и понимал ход событий в этой истории. Лайтнер знал и дочь Дейрдре.

Наверное, англичанин сообщит молодому нейрохирургу все, что той следует знать, если уже не сообщил… Да, с него сняли ношу, ее больше нет. А ощущает ли ее Лайтнер, его не волнует.

И вдруг доктору пришла в голову мысль, не посещавшая его вот уже много лет, – одна весьма любопытная деталь. Ему никогда не доводилось очутиться в Садовом квартале и в том доме во время ливня. А наверное, здорово было бы наблюдать, как хлещет за массивными окнами дождь, слушать, как тяжело стучат капли по крышам террас. Скверно, что он упустил такую возможность. Тогда он часто думал об этом, но никогда не попадал в дом Мэйфейров во время дождя. А дожди в Новом Орлеане были так прекрасны.

Ну что ж, воспоминания наконец-то покидают его навсегда. Доктор снова поймал себя на том, что воспринимает заверения Лайтнера как непререкаемую истину, провозглашенную в стенах церкви, так, словно они действительно обладали некой религиозной силой. Все, хватит! Пора выбросить все это из головы!

Доктор подозвал официантку. Он вдруг осознал, что голоден, и решил, что хороший завтрак ему отнюдь не повредит. Достав из кармана визитку Лайтнера, он рассеянно пробежал глазами по списку телефонных номеров – тех, по которым он может позвонить в случае необходимости, но по которым никогда не позвонит, – а затем разорвал карточку на мелкие кусочки, сложил их в пепельницу и поджег спичкой.

2

Девять часов вечера. В комнате темно, если не считать голубоватого сияния телевизионного экрана. На экране – мисс Хэвишем из его любимого романа «Большие надежды». Разумеется, это она, женщина-призрак в подвенечном платье.

Сквозь широкие, ничем не прикрытые окна видны огни центральной части Сан-Франциско. Целые мириады огоньков перемигиваются сквозь пелену легкого тумана. А чуть ниже виднеются островерхие крыши выстроившихся вдоль противоположной стороны Либерти-стрит невысоких домов, построенных в стиле эпохи королевы Анны. Как он раньше любил эту улицу! Его красивый дом, судя по всему задуманный проектировщиками как особняк, величественно возвышался над всеми остальными строениями квартала. Шум и суета района Кастро его словно не касались.