Чайна Мьевиль - Кракен Страница 10

Линия перспективы здесь так же понижалась, животное так же парило в зловещей воде. Но на сей раз оно надвигалось на камеру с разинутым ротовым отверстием. Монстра застигли в момент, когда его щупальца раскинулись во все стороны, образовав почти правильную фигуру; в вершине находилась приманка. Два охотничьих щупальца, длиннее остальных и снабженные веслообразными кистями, были скрыты во тьме.

Взрыв щупалец. Этот снимок отметал все клеветнические теории, согласно которым архитевтис был медлителен, хищником оказывался случайно, а щупальцами в своей глубоководной летаргии пользовался как рыболовными крючками, терпеливо ожидая жертву, — совсем не охотник, как и любая идиотская медуза.

Этот снимок обожали фанаты мезонихотевтиса, «колоссального спрута», огромного соперника архитевтиса, с бочкообразным туловищем. Мезонихотевтис тоже недавно появился перед объективами фото- и видеокамер и вызвал, да, горячий, небывалый энтузиазм. И это животное, да, вселяло ужас. Масса его и вправду была больше, а мантия — длиннее; щупальца и вправду оканчивались не присосками, а неумолимыми когтями, изогнутыми по-кошачьи. Но независимо от внешности и статистики мезонихотевтису не суждено было стать гигантским головоногим. Он был монстром-самозванцем. Отсюда — трепотня тех, кто его исследовал, желая принизить давно известного кракена ради нового фаворита: «не имеет аналогов», «даже больше», «подкласс величайшего значения».

Но посмотрите на снимки Кубодеры и Мори. Вряд ли на них изображен слабый искатель удобного случая. Архитевтис не выжидал, зависая в толще воды. Архитевтис угрожал, стремительно бросался из бездны вверх, охотился.

Билли не сводил глаз с экрана. Десять щупалец, пять линий, идущих наискось; два щупальца длиннее прочих. Серебряная булавка, которую он видел, изображала атакующего хищника. Таким, каким он видится жертве.

Билли шагал по коридорам с бумагами под мышкой, так что казалось, будто он идет по делу. Он входил туда, куда мог войти, кивал полицейским, охранявшим те помещения, куда он войти не мог. Несмотря на свое открытие, Билли по-прежнему не имел представления, что именно он надеется найти.

Покинув Дарвиновский центр, он отправился в главный музей. Полиции там видно не было. Билли пошел по маршруту, которым хаживал в детстве, мимо глазеющего на посетителей ихтиозавра, мимо каменных аммонитов, мимо того уголка, где теперь располагалось кафе. Там, посреди всего и вся, ему наконец показалось, что он слышит знакомый звук. Словно по полу катился сосуд. Еле слышно позвякивая.

Звук исходил — или так ему казалось, поправил себя Билли — из-за служебной двери: за ней находилась лестница, ведущая вниз, на склад и в подвал. Он постоял у этой двери спиной к толпам посетителей, прислушиваясь, — но ничего не услышал. Затем набрал код на замке и спустился по лестнице.

Билли шел по лишенным окон подземным залам. Он уверял себя, что на самом деле ничего не слышал, что намек, который он искал, исходил изнутри его. Ну и ладно, сказал он себе. Помоги мне разобраться. Что я ищу? Чем ты — чем я — озабочен?

Встречавшиеся по пути охранники и кураторы поднимали руки в кратком приветствии. Комнаты и коридоры были заставлены промышленными полками, на которых стояли картонные коробки с надписями маркером; стеклянные ящики, как пустые, так и с избыточными экземплярами; невостребованная мебель. Там, под трубами отопления, рядом с высокими кирпичными стенами и колоннами, Билли снова услышал тот звук. Из-за угла. Он последовал за ним, как люди идут по хлебным крошкам.

Коридор выходил не в комнату, но в неожиданно большой проход. Там было полно таксидермического материала — этакий викторианский склеп. Со стен взирали головы млекопитающих, словно сотня Фаладов[6]; бизон, одеревеневший, как пожилой солдат, стоял рядом с гипсовыми игуанами и пестрым эму. Там же была чаща обработанных консервантами шей жирафов, головы которых образовывали крону.

Звон, треск. Под лампами дневного света чучела отбрасывали резкие тени. Билли услышал еще один слабый звук. Он донесся от стены, из глубины темного подлеска, образованного экземплярами.

Билли сошел с дорожки и начал продираться через неуступчивые древние тела, плечом прокладывая себе путь, все дальше углубляясь в рощицу животных останков. Поглядывая вверх, словно на птичек, он пробивался к беленой стене. Других звуков он не слышал — только шум собственных шагов и шорох от трения одежды о жесткие шкуры. Обогнув сложенные вместе части тела гиппопотама, Билли внезапно наткнулся на что-то такое, чего несколько секунд никак не мог осознать.

Стекло, старый стеклянный контейнер, из самых крупных. Цилиндр высотой ему по грудь, с крышкой и рубчатым основанием. Внутри — консервант цвета мочи и экземпляр, от которого Билли не отрывал взгляда. Существо, слитком большое для этого контейнера и грубо запихнутое внутрь. Частично ободранное, с глазами, с поднятыми и прижатыми к стеклу лапами, с лохмотьями кожи, свисающими, словно открытые крылья, — осмысляя все это, Билли отрицательно мотал головой.

То, что он принял за кожу, было изорванной рубашкой; то, что ему показалось ободранным, было безволосым и жирным; а то, что, господи чертов Иисусе, смотрело на него мертвым взглядом, согнувшись, прижавшись к искажающей очертания внутренности бутыли, было человеком.

Билли держался в стороне от полиции. Даже вызвал ее не он. В те первые, самые страшные, мгновения, когда он прорывался вверх по лестнице, неспособный дышать, о звонке и мысли не было. Вместо этого Билли подбежал к двум полицейским, охранявшим Дарвиновский центр, и завопил: «Быстро! Быстро!»

Их коллеги вскоре появились во множестве, оцепив большую часть музея и объявив ее запретной зоной. У Билли сняли отпечатки пальцев. Ему дали какао, чтобы шок побыстрее прошел.

Никто не задавал ему вопросов. Его отвели в конференц-зал и велели никуда не уходить, но никто не спросил, как он нашел то, что нашел. Билли ждал, сидя рядом с передвижным телевизором на высоком штативе, и слушал, как очищают музей от охваченных испугом посетителей.

В одиночестве он нуждался больше, чем в свежем воздухе. Он хотел, чтобы тело полностью прекратило панически дрожать, а потому сидел и ждал, как ему и велели. Очки у него запотевали при каждом глотке шоколада. Наконец открылась дверь, и в нее заглянул Бэрон.

— Мистер Харроу, — сказал Бэрон, качая головой. — Мистер Ха-арроу… Мистер Харроу, Билли, Билли Харроу. Чем же вы тут занимались, а?

Глава 5

Бэрон сел рядом с Билли, сочувственно похлопав его по плечу.