Анастасия Мамошина - Темные истории Страница 10

— Понимаешь. Зачем ведьме изгонять беса?

— У вас неверное представление о ведьмах. — Узор завершился витой лозой, начав наливаться солнечным сиянием. — Я держу грань. У меня нет цели портить людям жизнь, я не навожу сглазы и стараюсь их не снимать, я не делаю заломы на полях, я не летаю на метле и у меня нет черной кошки-фамильяра. Все, что меня интересует — это иные существа, перешедшие грань, изменившие свою суть, сошедшие с ума и представляющие опасность для смертных.

— Тогда бес…

Василиса искоса взглянула на отца Алексия, и он в очередной раз подивился ее прозрачно-бирюзовым глазам, изменчивым, проницательным, отражающим сдерживаемую стихию…

— Бесы — редкостная гадость, они меняют все вокруг, уничтожают саму суть всего, что встречается на их пути, разрушают свет во всем, до чего могут добраться, меняют иных существ. Они опасны.

— Это уж я знаю, — пробормотал священник.

— Готовьтесь, сейчас перейдем в логово этой гадины…

— Еще вопрос.

— Да?

— Ты правда сама не можешь вышвырнуть адово порождение обратно?

— Могу. — Василиса весело улыбнулась, увидев смятение и недоверие на лице собеседника. — Но к чему нам лишние жертвы? Паренька, в котором эта мразь угнездилась расплющит, да и девчонка может погибнуть. Я не люблю кровь.

С этими словами ведьма прокусила палец, и провела по собственному узору, оставляя на нем алую полосу, словно перечеркивая.

«Кровь она не любит!» — мрачно фыркнул про себя отец Алексий, а поле неожиданно скрылось за чернильным мраком, в котором алыми всполохами загорались и гасли звезды.

Тьма вокруг еще не рассеялась, а святой отец уже почувствовал — они больше не на поле. Исчез холод, исчез запах мороза, исчез вой вьюги.

Откуда-то потянуло плесенью, сырым теплом. Рядом раздавались тихие всхлипы и причитания, бессвязный лепет, иногда срывающийся в истерические крики.

Отец Алексий дернулся было, но девушка цепко ухватила его за руку чуть пониже локтя, отрицательно покачав головой.

Мрак вокруг оседал словно пенка на свежем молоке в подойнике, открывая обшарпанные стены коридора с кусками отвалившейся побелки на грязном полу. Ведьма принюхалась, скривилась и быстро пошевелила пальцами.

На глазах изумленного священника пол покрылся мхом, таким густым и мягким, что шаги по нему были пружинисты и бесшумны.

Дверь в комнату, откуда доносилось тихое чтение заклинания и скуление жертвы была приглашающе распахнута, Алексию это решительно не понравилось, зато Василиса, не задерживаясь, прошла внутрь.

— Я ждала тебя, ведьма! — незнакомая девчонка с выкрашенной в черный лохматой паклей волос визгливо расхохоталась, от чего спина святого отца враз покрылась холодным потом.

— Ладаном несет. — Бес или демон, нечистая сила в общем, вышел прямо из зеркала.

Комната вообще была уставлена зеркалами всех форм и размеров, то, которое выпустило адское отродье было высотой в человеческий рост, овальное, с рамой из потемневшего серебра.

— Ты что это, Василиса, — в довольно приятном баритоне парня, под чьей маской скрывался бес, скользили глухие нотки. — креститься решила?

— А как иначе? — девушка спокойно оглядывала комнату, и этому спокойствию отец Алексий мог только позавидовать, мог, но не стал.

Время тянулось бесконечно долго: плакала в центре комнаты светленькая девочка-жертва, нагло усмехался бес, едва не шипела от ненависти его помощница, скучала Василиса… священника словно никто не замечал. И батюшка решился, сошел со мховой дорожки, доставая серебряное распятие и начиная читать «Отче наш».

Демон взвыл, девчонка бросилась вперед, обрушивая невесть откуда взявшийся огненный вихрь на Василису, шагнувшую вперед, раскидывая руки крестом.

Когда огненный вихрь столкнулся с бирюзовым щитом ведьмы, грохнуло так, что у святого отца заложило уши, а потом и нос от нестерпимого, удушающего запаха серы, но молитва не прервалась.

— Проклятая тварь! — чтобы не видеть исказившегося лица молодого человека, священник закрыл глаза, вера сияла вокруг него жемчужно-белым светом, разгораясь все ярче.

Лопнули зеркала, закричала Василиса, и только огромное усилие воли не позволило отцу отвлечься и броситься на помощь светлоглазой девушке, чей купол защищал его от магии и осколков зеркал.

От беса защищала вера. Святой отец чувствовал, как тот кружит вокруг, не в силах прикоснуться к нему, слабея все больше.

— И вера моя крепка! — Алексий открыл глаза и впервые столкнулся взглядом с ярко-желтыми, горящими вселенской злобой и ненавистью буркалами адской твари.

Не дрогнув, батюшка опустил руку на голову, упавшего на колени беса.

Ладонь обожгло и тело парня ничком рухнуло под ноги отца Алексия.

— Быстро. — Василиса, целая и невредимая, не считая рассеченного осколком зеркала рукава рубашки, тряхнула головой. — Я думала будет больше крови и разрушений…

— Он жив? — священник присел на корточки и осторожно перевернул парня.

Ведьма придирчиво изучила бледную физиономию оболочки беса.

— Жив, я думаю, только без сознания. Я думаю, что нам пора. Скоро Елена очнется, вызовет скорую… Ей не стоит видеть нас.

— Она все забудет?

— Конечно. — Василиса улыбнулась и плавно провела ладонью по воздуху, внешне ничего не изменилось, но в комнате на миг потеплело.

— А как же жертва?

Жертвы в комнате не было. Зато был хорек, осторожно оглядывающий разрушения в комнате из-под перевернутой подушки.

— Вы о Гречке? — Пушистый зверек чихнул, уворачиваясь от Василисы. — Ну же, Гречка, мне стыдно, что пришлось тебя заколдовать, но это же не повод… ай!., кусать меня за палец!

Глядя на то, как ведьма пытается поймать свою помощницу, отец Алексий неожиданно для себя рассмеялся… А потом понял, что после того, что он сделал служить в церкви он больше не сможет.

— Пост и покаяние. — Произнесла Василиса, неожиданно серьезно глядя на него.

— Пост и покаяние, — эхом отозвался священник.

Эпилог

Сегодня был первый ясный день: две недели лили дожди, небо хмурилось, холодный ветер срывал пожелтевшие листья, швыряя их в лужи, в грязь, под ноги прохожим… Но сегодня…

Сегодня чистое, умытое от пыли жарких августа и сентября небо сияло недосягаемой синевой, ветер ласково ерошил лужи, в которых отражались редкие перья облаков, золотая листва, дымкой окутывающая деревья, грезила о былом лете…

Гречка упоенно копалась в куче шуршащего опада, гукая от удовольствия, а я наблюдала за людьми…