Даниэль Клугер - Повелители сумерек: Антология Страница 11

– Безумцы ближе к Господу, сын мой. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное». Вкушая добровольно отданную кровь, мы и сами становимся ближе к Небу. Эти люди с радостью жертвуют нам часть себя, и телесное здоровье их ничуть не страдает. Мы же в ответ несем исцеление их скорбному разуму. Давай присядем здесь, на ступеньках. Это долгая история…

– Кровь дракона стучит в мое сердце. Кровь Монте-Кристо, Голгофы, горы смерти и воскресения, поднявшейся из тирренских вод. По-арамейски Голгофа – Голголет.

Череп.

Опустевший храм рассудка.

Это ядовитая кровь. Дракон мстителен. Коварен. Злоба разъедает ему печень; подозрения кишат в легких, отравой клубятся в мозгу. Дай змею волю – он выжжет остров изнутри, выгрызет сердцевину, когтями выцарапает дымящиеся потроха, оставив пустую оболочку там, где раньше была жизнь. Череп вместо головы. На скалах зачахнут оливы, рыба уйдет от берегов, заросли мирта обглодает шершавая короста. Козы станут шакалами, а люди обратятся в демонов, с наслаждением пожирая себе подобных.

У дракона много имен. Одно из них – Проклятие Епископа.

Но остров всегда со мной.

Я топчу змея, и да поможет мне Джорджио Каппадокийский, святой великомученик!

Это началось давно. Так давно, что моя кровь не в силах дать ответ. Я берусь правой рукой за запястье левой. Каждый толчок пульса – десять лет. У меня в запасе немного: полсотни ударов, пятьдесят птенцов, клюющих в пальцы. Птенцы хотят есть. Мне нечем накормить их: Проклятие Епископа свершилось раньше, чем из скорлупы Черепа вылупился первый птенец.

Будем довольствоваться догадками вместо памяти, замешанной на крови.

Легендами.

Будем, как все.

Это случилось, когда Рим шел к гибели, думая, что идет к новой славе. Возможно, священником, проклявшим зловредный остров, был Януарий, по венцу святого великомученика – собрат Джорджио из Каппадокии. Епископ Беневентский, он посмел в страшные годы Диоклетиана Гонителя, императора-упыря, протестовать против ареста своего дьякона. В ответ на такую дерзость наместник области Драконций – имя! имя!!! – вынес Януарию смертный приговор. Епископа казнили близ местечка Поццуоли, и некая женщина собрала в два флакона кровь несчастного. Спрятанная в реликварий, эта кровь до сих пор хранится в кафедральном соборе Неаполя.

Каждый год, в сентябре, на глазах у тысяч неаполитанцев, сухой сгусток вновь обращается в живую, теплую кровь. Оставаясь соком жизни в течение девяти дней.

Реликвия, судя по свидетельствам очевидцев, бывает разного цвета. Темная. Алая. Ржавая. Как скалы Монте-Кристо на закате. Мало кто знает, что незадолго до ареста Януарий с малой общиной укрывался на острове. Солдаты Драконция не стали бы искать его здесь. Но иной дракон объявился в общине: дьявол. Переходя от человека к человеку, искуситель нашептывал строгим о грехах братьев, указывал мнительным на косые взгляды, напоминал яростным о былых обидах, раскрывал гордым чужие насмешки – и настал день гнева, когда община пожрала самое себя. В одиночестве покидая пустынный остров, плывя навстречу смерти, более желанной, нежели воспоминания о резне внутри общины, епископ Януарий проклял кровавые утесы. Навеки. Слово святого на пороге мученичества живет долго. Дольше сгустка плоти в соборном реликварии. С восходом и заходом солнца оно проливается на скалы, напоминая: я здесь! Отныне всякий, ступив на отмеченный берег, достается дракону, как достался палачу Драконцию мятежный священник. Гордыня, месть, злоба и бешенство – безумие клыками рвет сердце, толкая на ужасные поступки. Рассудок мутится, окрашиваясь багрянцем.

Беги, глупец!

Впрочем, все могло быть совсем иначе.

Я беру левой рукой запястье правой. Пульс отвечает. Толчок за толчком: дракон в недрах бесится, смиряемый великой силой. Год за годом, век за веком.

Шестьсот лет после гибели епископа Януария остров был необитаем. Редкие гости Монте-Кристо либо успевали вовремя покинуть проклятую гору, либо истребляли друг друга. Но однажды скромная община монахов приплыла сюда на парусных лодках с целью основать аббатство Монте-Кристо. Монастырь на Голгофе. Им повезло – дракон спал, подарив братьям лишнее время; им не повезло – дракон проснулся. Змей ликовал, слыша из-под груды камня, как монахи, словно умалишенные, поодиночке терзают слабых и сообща губят сильных. Монахи плохо умеют убивать, значит, история затянулась. Рыча зверем, аббат гибнущей общины зубами вцепился в тело последнего оставшегося в живых брата. И едва кровь хлынула в горло отца настоятеля, едва он сделал первый глоток, как безумие покинуло аббата. В ужасе глядел пастырь на дело питомцев своих, не ведая, что творит, встал на колени, надкусил собственную вену и дал раненой жертве «причастие Голгофы».

Эти двое сохранили монастырь.

Впрочем, все могло быть совсем иначе. Слишком давно, слишком туманно: я спрашиваю кровь, тронув ее пальцами, но кровь откликается еле слышно. Первые толчки глохнут в монолите времени. Так эхо крика еще живет в ущелье, но не всякому путнику дано понять слабый отзвук.

Проклятие острова Монте-Кристо – тяжкий крест. Обычным людям не снести его. Наполнить опустелый Череп, где кишат черви, заново? – нет. Вернуть разум жертвам дракона? – вряд ли. Вам, пришедшим из большого мира, не сделать чуда. Чудо делаем мы. Пять веков аббатство Монте-Кристо держит змея в цепях. Избывает грех, обращая зло в добро. Нас мало: дюжина. Иногда чуть больше, иногда чуть меньше. Время от времени мы ездим на побережье: Неаполь, Генуя, Ливорно, Маречана. Или на острова: Корсика, Сицилия, Сардиния. Дальше мы не ездим, боясь опоздать, не вернуться к сроку. Монахи нашей общины сходят с ума, если долго не возвращаются домой, в эти скалы. Монахи нашей общины ищут безумцев, чтобы привезти сюда.

Что происходит дальше, ты видел.

«Причастие Голгофы» возвращает свет пустым глазам.

Остров всегда с нами.

Часть птенцов, за год-два восстановив разум до обычного, покидает Монте-Кристо, возвращаясь в мир. Другая, малая толика, остается здесь навсегда, принимая постриг. Кровь дракона льется в моих жилах. Все мы, члены общины, – бывшие птенцы, обделенные судьбой, лишенные разума, чтобы обрести его на Монте-Кристо. Сумасшедшие в пятом, шестом колене. Триста лет назад община получила статус ордена; в Ватикане нас зовут стриксианцами. Ты спросишь, почему таким, как мы, дозволяют сохранять сан? Почему инквизиция еще не бросила грешников в застенки? Не возвела на костер?! Юноша, безумие слепо. Разум может утратить кто угодно, и родители отдадут жизнь, лишь бы возвратить сыну рассудок! Властители мира слишком многим обязаны скромным стриксианцам. В частности, пока жив Его Святейшество Александр Шестой, в миру – Родриго Ленцуоли Борджиа, – нам нечего бояться.