Сергей Юрьев - В мире, которого нет Страница 11

Всё кончилось так же внезапно, как началось. Серое низкое небо висело над серой нетвердой почвой, в которую он провалился почти по пояс, а ступни так и не нащупали под собой надежной опоры. Каждое движение, каждая попытка высвободиться из объятий трясины приводила лишь к тому, что он проваливался всё глубже и глубже. В метре от него из ничего возник тонкий берёзовый ствол, но едва Антон протянул к нему руку, деревце исчезло, рассыпалось в пыль, которую тут же подхватил порыв ветра. Может быть, это всё-таки сон? Может, ущипнуть себя за ухо и проснуться? Или просто крыша съехала, и теперь, пока он тут общается с потусторонней шушерой, добрые врачи районной психушки пытаются вернуть его к реальности?

Помощь пришла неожиданно. Два дюжих санитара в синих халатах засунули в серую хлябь мощные волосатые руки, схватили его за подмышки и одним резким движением вытащили из объятий трясины.

– Сам или помочь? – поинтересовался один из них, протягивая ему смирительную рубашку.

– Зачем это?

– Понятно. Не договоримся… – с искренним сожалением в голосе произнёс второй санитар и стальной хваткой вцепился Антону в запястье. – Ну, тогда не обижайся. У нас с психами короткий разговор. – Он явно собирался продолжить пламенную речь, но вдруг откуда-то донёсся тяжёлый топот, от которого поверхность тумана покрылась мелкой рябью.

– Опять этот гад… – с явным сожалением выдавил из себя первый санитар. – Давай-ка от греха подальше…

– А с этим что?

– Никуда он не денется. Всё равно вылечим…

Санитаров как ветром сдуло, а вдали показалось несущееся во весь опор стадо розовых слонов, которое погонял худосочный мужик в ушанке и фуфайке. Время от времени он лупил хлыстом по рыхлой поверхности здешней «тверди», и от каждого удара в стороны разбегались волны в человеческий рост. Пастух засунул хлыст за пазуху, и у него освободились руки, чтобы растянуть меха обшарпанной гармошки, которая висела на груди. На его плече обнаружилась белка-альбинос и запела дурным голосом:

Восемь палок, две доски,Три рубля – заначка!Помогает от тоскиБелая горячка!

– Оп-паньки! – Мужик заметил Антона, на которого чуть было не наступил один из слонов, что неслись во весь опор, радостно хлопая ушами. – Человек! Живой… Слышь, человек, тут санитары не пробегали?

– Ага… Двое.

– Отрицают, придурки, факт существования субъективной реальности! Мол, все кругом психи – они одни здоровые… Куда пошли-то?

– Не знаю. Не заметил…

– А ну, стоять всем! – На этот раз пастух обращался к слонам, и стадо послушно замедлило бег. Вскоре животные начали выковыривать из тумана бивнями некую белую субстанцию с фиолетовыми разводами и с аппетитом поедать её. В воздухе повис запах манной каши и вишнёвого варенья.

Тут же с животными начало твориться что-то неладное: на розовой коже начали проступать серые пятна, и от этого силуэты слонов начали сливаться с окружающей серой действительностью.

– А что это с ними? – поинтересовался Антон, чтобы поддержать разговор.

– А… – Мужик протёр глаза и торопливо достал из-за пазухи початую бутылку «Столичной». – Это непорядок. Это, значит, пора микстурку принять… – Он сделал несколько жадных глотков и, когда на дне осталось грамм пятьдесят, протянул бутылку Антону. – Будешь?

– Нет, своей дури хватает…

– Это хорошо, это правильно… – Пастух вылил остатки напитка себе на ладонь и протянул белочке. Та с радостью начала слизывать живительную влагу.

Слоны мгновенно обрели нормальный розовый цвет, мужик ударил по клавишам и растянул меха, а белка затянула новую песню:

Разлука ты разлука,Больная сторона,Об ей дажé наукаНе знает ни хрена!

– А где мы, собственно, находимся? – спросил Антон, не надеясь, впрочем, получить внятного ответа.

– У-у-у, брат… Я тебе скажу – только ты никому… – Он подошел вплотную и начал шептать Антону на ухо: – Мы сейчас на поверхности Ственной монады, пребывающей в состоянии перманентного разрушения и поступательной регенерации…

– Какой монады?

– Не понял, что ли? Ственной!

– Это как?

Но мужик, похоже, его уже не слышал. Он устремил взгляд в сторону горизонта, откуда донёсся чихающий рёв мотора.

– Скажу. Но не сейчас. Давай-ка прятаться, а то никому мало не покажется!

Рокот приближался, пастух ударом хлыста поднял волну тумана, которая накрыла всё стадо, сделав его невидимым, и начал сам погружаться в серую хлябь, схватив Антона за руку.

– Я там уже был…

– Жить хочешь – не дёргайся!

Антон подчинился. И вовремя. Как только они погрузились в туман, он разглядел сквозь дымку, что над серыми полями кружит странное существо с огромным плоским обрюзгшим лицом и мальтийским крестом на пузе, и ощупывает пристальным пытливым взглядом серое безмолвие. За его сгорбленной спиной вращается пропеллер, как у легендарного Карлсона, а с куриных лапок с отточенными когтями стекают капли крови. Внезапно существо камнем бросилось вниз, выхватило из тумана одного из розовых слонов и, на лету разрывая добычу, стремительно скрылось за горизонтом.

– Вылезай! Отбой воздушной тревоги! – бодро заявил мужик и помог Антону выбраться на поверхность.

– Что это было?

– Хохенекройцергеликоптер!

– Что?

– Вот и я думаю – что? Может, тяпнешь для храбрости? – Пастух протянул гранёный стакан, до краёв наполненный прозрачной жидкостью с густым сивушным запахом. – Чистый. Сам отжимал.

– Тяпну-тяпну, – поспешил ответить Антон, принимая ёмкость. – Только сначала скажи, что это за хохен… Как его…

– Хохенкройцергеликоптер, – без запинки повторил мужик и как-то сразу погрустнел. – Ну, было как-то… Перебрал я микстурки-то, и на тебе! Вот такая тварь завелась. Даже санитары ничего с ним не могут. А доктору некогда… Через четыре года здесь был бы город-сад. Тут бы у меня на берёзах печёная картошка росла бы и огурцы солёные… А он, гад, что делает: всё, что ему нравится, себе забирает, а что не нравится – уничтожает. Поэтому и монада – Ственная… Ему, вишь ли, не понравилась первая часть ейного названия, и он её уничтожил. И теперь никто не знает, какая она – то ли Божественная, то ли Естественная, то ли Наследственная…Ты пить-то будешь? Нет? Тогда сюда давай! Стакан – не микрофон…

– Может, Подследственная или Девственная? – предложил Антон свои варианты.

– Не гундось! Главное – чтобы она Посредственной не оказалась…

Едва он выпил, и без того тусклый свет окружающего пространства начал меркнуть. Потом чьи-то могучие жилистые руки раздвинули пелену небес, и в просвете возникло мужское бледное изможденное пожилое лицо. На изрезанный глубокими морщинами лоб спадали пряди седых волос, и темные глубокие глаза взирали сверху вниз с укоризной и состраданием. Где-то возле переносицы панически заметался Хохенкройцергеликоптер, казавшийся теперь не больше стандартной мухи-дрозофилы. Исполин просто отмахнулся от него ладонью, и летающий ужас ушел в глубокий штопор, теряя на лету гайки и шестерни.