Стивен Кинг - Ночная смена Страница 12

Тяжелый дух исходит от ее страниц. Позже, если будет время, мы с мистером Буном заглянем в подвал. Боюсь, что прогулка по подвалам скажется на его здоровье. Я должен попытаться убедить его… Но вот идет мистер Бун…

20 октября 1850 года

Бони, я не могу писать. Я не могу писать об этом!!! Меня тошнит…

(Из записной книжечки Келвина МакКена).

20 октября 1850 года

Как я опасаюсь, что его здоровью снова грозит опасность. Боже, Наш Отец, который правит на небесах. Невозможно перенести мысли об этом; я никак не могу отделаться от воспоминаний о случившемся, картины проявляются у меня в голове, как дагерротипы.

Этот ужас в подвале!.. Я сейчас один. Время полдевятого. В доме тихо, но… Я нашел мистера Буна в беспамятстве, за письменным столом. Потом он уснул. Конечно, там, в подвале, он вел себя как герой, пока стоял парализованный страхом!

Его кожа восковая, холодная. Жара, слава Богу, больше нет! Я не отважусь перенести его или оставить, чтобы сходить в деревню. Если бы я и ушел, то кто бы из деревни пришел помочь ему? Кто придет в этот проклятый дом? О, подвал! Твари в подвале, именно они бродят в стенах дома!

22 октября 1850 года

Дорогой Бони, я снова пришел в себя, хотя слаб, так как пролежал без сознания тридцать шесть часов. Снова пришел в себя… Какая зловещая и мрачная шутка! Я никогда больше не стану таким, как прежде, никогда. Я лицом к лицу столкнулся с безумным и отвратительным, стоящим по другую сторону человеческого восприятия. И это еще не все.

Если бы не Кел, верю, в эту минуту, я был бы уже мертв. Он — единственный остров здравомыслия в этом океане безумия. Теперь ты узнаешь обо всем.

Для исследования нашего подвала мы взяли свечи, и их света оказалось вполне достаточно… Более чем достаточно! Келвин пытался отговорить меня, ссылаясь на мою недавнюю болезнь, говоря, что, вероятно, для начала было бы неплохо использовать отраву для крыс.

Но я оставался тверд, на что Келвин вздохнул и ответил:

— Тогда поступайте как вам угодно, мистер Бун.

Вход в подвал был в полу на кухне (Кел, как он уверял меня, крепко его заколотил), и теперь мы расчистили вход с большими усилиями.

Зловонный запах, переносить который было выше человеческих сил, дохнул на нас из темноты, но запах, не похожий на тот, который мы почувствовали в покинутом городке на берегу Королевской реки. Свеча, которую я держал, осветила уходящую вниз лестницу, ведущую в темноту. Ступени были в ужасном состоянии и нуждались в ремонте; в одном месте ход сворачивал… И легко было представить, как несчастная Марселла нашла здесь свою смерть.

— Будьте осторожны, мистер Бун! — предупредил Кел. Я сказал ему, что ничего опасного тут не вижу; и мы продолжали спускаться.

Пол подвала оказался земляным, а стены из заплесневелого гранита.

Подвал не выглядел крысиным раем. Нигде не было видно крысиных гнезд: ни в старых коробках, ни в рассохшейся мебели, ни в остальном мусоре. Мы опустили свечи, очертив маленький световой круг, но все равно могли видеть очень немного. Пол полого опускался, и ход вел дальше под нашу гостиную, под столовую и т.д., вел на запад. Туда мы и пошли. Стояла абсолютная тишина. Зловонье становилось все сильнее, и темнота вокруг нас сгущалась; словно она ревновала нас к свету, который временно сверг ее после столь многих лет неоспоримой власти.

В дальнем конце подвала гранитную стену сменило полированное дерево, которое казалось совсем черным и не отражало бликов. Здесь подвал заканчивался альковом. Мы оказались в углу и теперь нужно было куда-то повернуть, чтобы продолжать осмотр подвала. Мы так и поступили.

Казалось, словно мы постепенно погружались в зловещее прошлое, встающее перед нами.

В алькове стоял стул, а над ним, прикрепленная к балке наверху, покачивалась сгнившая веревка — кусок пеньки.

— Здесь он повесился, — прошептал Кел. — Боже! — Да… И труп его дочери лежал у его ног… Точнее, на ступенях, ведущих в подвал.

Кел замолчал и я увидел, как его глаза расширились, уставившись на что-то у меня за спиной. Потом он завопил.

Как, Бони, я могу описать зрелище, открывшееся нашим глазам? Как могу я описать тебе отвратительных обитателей наших стен?

У дальней стены что-то зашевелилось, и из темноты показалось злобное лицо — лицо с глазами из эбонита; лицо, оскалившееся в агонии. Беззубо зиял рот. Желтая, разлагающаяся рука потянулась к нам! Чудовище издало громкий, мяукающий звук и, покачиваясь, шагнуло вперед. Свет свечи коснулся его… И я увидел полуистлевшую веревку у него на шее! А у него за спиной двигался еще кто-то. Я буду видеть это во сне до самых своих последних дней: девушка с бледным, покрытым плесенью лицом; красавица с трупным оскалом; девушка, чья голова вывернулась в поклоне на недопустимый для человеческой анатомии угол.

Они хотели схватить нас. Я знаю… Я знаю! Они хотели схватить нас, затащить во тьму, хотели сделать нас своей собственностью. Я не смог бросить свечу прямо в существо, а метнул ее в стул, над которым висел обрывок веревки.

Потом все смешалось. Мое сознание помутилось. Я очнулся, как уже писал, в своей комнате. Рядом со мной сидел Кел.

Если бы я смог уйти, я бежал бы из этого дома, от его ужасов, прямо в домашних тапочках.

Но я не мог. Я — пешка в древней, темной драме. Не спрашивай, откуда я это знаю. Но я знаю. Миссис Клорис была права, когда говорила, про зов крови. Насколько она оказалась права, когда сказала, что есть те, кто смотрят, и те, кто сторожат. Боюсь, что я разбудил силу, которая спала в том мрачном городке — Жребии Иерусалима — уже полвека. Силу, которая убила моих предков и превратила их в ужасных «Носферату» немертвых. Я пережил такой страх, Бони! Я видел всего лишь малую часть. Если бы я знал… Если бы я знал все!

Постскриптум.

… И, конечно, я пишу это только для себя. Мы отрезаны от Причер Корнерс. Не осмелюсь отнести свой горячечный бред на почту, да и Келвин не оставит меня. Вероятно, если Бог смилостивится, это письмо достигнет тебя каким-нибудь способом… Чарльз.

(Из записной книжечки Келвина МакКена).

23 октября 1850 года

Он сегодня выглядит лучше. Мы недолго говорили об ужасах в подвале. Я согласился, что они не галлюцинация, не восковые муляжи, а реальные создания. Подозревает ли мистер Бун, как и я, об их истинной природе? Возможно. Шумы стихли, но угрожающе усиливаются с приходом ночи. Кажется, нам предстоит заглянуть в Глаз Бури… Нашел пакет бумаг на дне ящика заброшенного письменного стола, стоящего на лестничной площадке у его спальни. Какая-то корреспонденция, расписки, счета привели меня к мысли, что спальня раньше принадлежала Роберту Буну. Интересная запись оказалась найдена среди заметок на обратной стороне рекламного листка мужских кастровых шляп. Сверху можно было прочитать: «Благословен смиренный».