Майкл Боккачино - Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье Страница 12

Пол зевнул, Джеймс последовал его примеру; пришлось отложить книгу стихов и отправить мальчиков в дальний конец классной комнаты.

— Довольно на этом. У меня для вас есть новое задание.

Джеймс снова зевнул.

— Так ведь уже обедать пора! — Он схватился за живот, словно того и гляди исчахнет от голода и превратится в тень.

Я пропустила его жалобу мимо ушей.

— Вы должны описать свои сны прошлой ночи либо в прозе, либо с помощью рисунков.

Оба моих подопечных тут же схватили со стола цветные карандаши, пропустив мимо ушей мои слова насчет прозы, а ведь я всегда предпочитала именно это средство выражения. Я нахмурилась, но ничего не сказала; в конце концов, разве не их покойная мать создала большинство полотен, украшающих ныне стены Эвертона?

Пол не раздумывая принялся лихорадочно водить карандашом по бумаге. Каждые несколько минут он посматривал в окно и вновь продолжал воспроизводить в мельчайших деталях подробнейший пейзаж Эвертона с высоты птичьего полета. А вот Джеймс никак не мог решить, что именно нарисовать. Каждую ночь ему снилось множество снов, так что выбрать самый захватывающий и самый страшный оказалось непростой задачей. Наконец он остановился на самом привычном и начал набрасывать громадную черную головогрудь Королевы Пауков.

Когда мальчики закончили, я отвела их обратно на места и попросила показать свои рисунки и объяснить, что на них изображено. Джеймс всегда хотел быть первым и грозил закатить грандиозную истерику, если не настоит на своем. Но я-то на подобную тактику не покупалась, несмотря на роскошные спектакли с впечатляющим расшвыриванием стульев, опрокидыванием столов и разлетающимися осколками ваз. Я аплодировала и подбадривала его одобрительными возгласами, как будто заплатила за возможность полюбоваться на этот всплеск эмоций, и со временем Джеймс, так и быть, согласился через раз уступать очередь брату. Но сегодня был его черед говорить первым. Он встал из-за стола и вышел к доске.

— Я нарисовал Королеву Пауков. — Посреди листа красовалась черная клякса с восемью веретенообразными отростками, но лицо чудища было скорее лицом молодой девушки, с правильными чертами и в обрамлении серебристых кудряшек. — Она живет в пещере у меня под кроватью и съедает гоблинов, которые хотят меня задушить. Иногда она приглашает меня к чаю. Вообще-то мы дружим, но порой она натравливает на меня своих детей, потому что я украл у нее разные сокровища. — Джеймс замолк и снова схватился за живот, дабы напомнить мне о том, как он хрупок и слаб и очень, очень голоден, но я не позволила ему вернуться на место.

— Так зачем же ты у нее что-то украл? Она ведь оказывает тебе услугу — гоблинов пожирает.

Джеймс посмотрел на меня с удивлением: как же это я таких простых вещей не понимаю?

— Чтобы выкупить душу моей мамы у Короля Гоблинов.

Сердце у меня упало; в первое мгновение я не нашлась с ответом. Да и что тут скажешь-то? Какая красивая и грустная история… Но я тут же взяла себя в руки.

— Откуда бы у Короля Гоблинов взяться душе твоей мамы? Твоя мама на небесах.

Мальчик обдумал мои слова и передернул плечами.

— Не знаю. Мне так приснилось.

Я кивнула ему: дескать, можешь сесть.

К доске вышел Пол. И поднял повыше свой рисунок Эвертона: что-то вроде карты спрятанных сокровищ.

— Прошлой ночью мне приснилось, что я отправился в дом моей мамы.

Я вдохнула поглубже и стиснула пальцы. Все пошло не так, как я ожидала. А с другой стороны, чего тут можно было ожидать? Мальчики потеряли мать. Конечно, она им снится. Я знала, что она им снится. Я лишилась матери почти пятнадцать лет назад — и она снится мне до сих пор. Такое никуда не исчезнет. Мы трое, видимо, навсегда будем связаны по рукам и ногам своим горем, так и не избавимся до конца от затянувшегося кошмара утраты. Но если это правда, то, значит, мы связаны еще и друг с другом: мы ищем в снах новых воспоминаний о наших утраченных матерях. Детям нужны их родители, любой ценой и в любом обличье. Я поежилась, вспомнив один из собственных своих снов прошлой ночи.

«Детям нужна мать».

А Пол между тем продолжал объяснять, что у него на рисунке:

— Она пришла за мной ночью и повела меня через лес. — Он указал на изображение глухой чащи за домом. — Потом лес сменился садом, и там стоял огромный дом. Мама сказала, что внутрь нам пока нельзя; войти можно только наяву. Она ждет нас.

От своеобычной конкретики его сна просто мороз шел по коже. Я положила руки на стол и внимательно вгляделась в подростка.

— Зачем бы ей это делать?

Он уставился в пол. Остановившийся взгляд огромных синих глаз был исполнен задумчивости. Не поднимая головы, мальчик произнес:

— Она по нас скучает.

От этих четырех слов я едва не расплакалась. Накопившееся за многие годы горе об утрате моей собственной матери властно заявило о себе: в груди стеснилось, в глазах защипало — того и гляди хлынут слезы.

— Пол… — Голос мой беспомощно прервался. — Твоя мама умерла.

Пол наконец вскинул глаза. И наморщил лоб — с таким довольным, понимающим видом, какого не ожидаешь от тринадцатилетнего юнца.

— Знаю. И все-таки, когда мы бываем в деревне, я порой вижу со спины какую-то даму с длинными черными волосами и всегда надеюсь, что это она, а все то, что я помню, — неправда. Что она вовсе не умирала. Что это какое-то недоразумение.

Почти то же самое, слово в слово, говорил мне отец мальчика в тот, первый вечер в музыкальной комнате. Мы молча глядели друг на друга — казалось, целую вечность, но тут Джеймсу надоело быть не в центре внимания, и он подал голос:

— А давайте пойдем!

— До обеда еще двадцать минут, — напомнила я.

— Да не есть, а в лес! — И мальчуган указал на нарисованную братом карту.

— Но зачем?

Малыш пожал плечами. За него ответил старший брат:

— Но ведь сны порой сбываются, разве нет?

Я-то надеялась, что дети утешатся мыслью о том, что их сны не имеют отношения к реальности, и совершенно не ждала, что выйдет с точностью наоборот. Если я свожу их в лес, они ничего там не найдут и будут вынуждены признать: их мама действительно умерла. А если я откажусь, они наверняка найдут способ воспользоваться картой втайне от меня, а мне меньше всего хотелось, чтобы мальчики бродили по чаще одни, особенно учитывая то, что убийцу няни Прам так и не нашли. У меня не оставалось другого выхода, кроме как и впрямь пойти с ними в лес, убедить их в реальности смерти и принять последствия, каковы бы они ни были.