Елена Колядина - Дверь на черную лестницу Страница 12

Прилавки из мрамора, над ними круглые стеклянные витрины, а за спиной продавцов тёмные деревянные шкафы до потолка. Все сотрудники – мужчины, в белых фартуках и белых перчатках. А касса какая – ретро! Сияющие кнопочки на рычажках, кассир крутит сбоку блестящую жёлтую ручку, раздается звон, и открывается ящичек для денег.

Интересно, в 1913 году уже были макароны и сосиски? Или их позже изобрели? Спросить, что-ли, по голове не ударят. В конце-концов, это просто сон, чего бояться?

– Простите! – окликнула я продавца. – Сосиски в продаже есть?

– Позвольте, мадмуазель, какие же сосиськи (он так и сказал: «сосисЬки») в пост?! После Рождества милости просим, а сейчас скоромного не торгуем.

– Ах, да, как это я забыла про пост? А макароны? Макароны есть?

– Извольте, вон в той витринке.

– Благодарю, – сказала я.

Надо же, как я теперь благообразно выражаюсь!

Я подошла к витрине: макароны стояли в стеклянных вазах с крышками – длинные, жёлто-серые, очень толстые и с дырками посередине.

Ага, значит, уже изобрели.

Я внимательно оглядела магазин и, к своему удивлению обнаружила – в 1913 году существовали консервы, какао, кетчуп, шоколад, манная крупа, плавленый сыр и даже кока-кола: на одном из прилавков стояла маленькая корзинка, а в ней – пузатая бутылочка кока-колы и пакетики с надписями по-английски. Судя по рисункам, в пакетиках были крекеры, кукурузные хлопья и шоколадное печенье.

Продавец перехватил мой взгляд, лучезарно оскалился и доложил:

– Только вчера доставили из Американских штатов. Я улыбнулась в ответ и пошла к выходу.

Возле дверей, там, где в современных магазинах автоматы с разноцветными шариками жевательной резинки, стоял столик с подносом.

На подносе лежала гора конфеток в пестрых фантиках. Покупатели брали по одной, перед тем, как покинуть магазин. Я тоже взяла конфетку и положила в карман пуховика.

Обошла площадь по периметру, и оказалась на стороне Садовой, где стоял наш дом.

В супермаркете расположилась чайная.

Во всяком случае, так было написано на вывеске. И в витрине стоял толстый самовар, похожий на стыковочный узел космической станции.

Внутри чайной я обнаружила мужчин, пьющих вино, и ринулась назад, на улицу.

Я почти подошла к нашему парадному, когда дверь открылась – в 1913 году она была со стеклянным окошком овальной формы, и на тротуар выкатились смешные детские санки: два деревянных креслица с подлокотниками стояли друг за другом на длинных полосках металла, напоминающих лезвия беговых коньков, под сиденьями свисали стёганые мешки.

Санки подтолкнула нога в сапожке, рука придерживала дверь.

Затем на улицу вышла дама с двумя маленькими детьми, мальчиком и девочкой, на детях пальто с меховыми воротниками и огромными пуговицами. У девочки на шапочке топорщилась большая меховая оборка, казалось, кроха радостно и наивно смотрит из серединки мехового цветка.

Я с интересом рассмотрела наряд дамы: длинная шуба из каракуля, с короткими и очень широкими рукавами, отороченными пышным черным песцом или чернобуркой, длинные перчатки со множеством мелких пуговок-бусинок, обтянутых кожей. Сапожки тоже с пуговками, на каблучках, похожих на песочные часы.

Дама по очереди усадила детей в креслица, заправила ножки в стеганые конверты и прицепила концы конвертов к поручням.

– Поехали с орехами! – весело сказала она.

Дети залились счастливым смехом.

Процессия прошла мимо меня, оставив яркий, крепкий запах духов.

Я осторожно вошла в парадное – совершено другое, не такое, как в настоящей жизни: жарко натопленное, ухоженное, даже роскошное.

И огонь, пылающий в камине, и сияющее зеркало в золотой раме, и пурпурный ковер перед лестницей, и пальма на площадке у окна, и мраморная окраска стен, – все разительно отличалось от парадного, где жила моя бабуля.

Я сделала шаг, но наперерез мне вдруг вышел человек, похожий на Петровича, которого я сперва не заметила – он сидел у стены, на длинной скамейке с плюшевым сиденьем.

Судя по мундиру, смутно напомнившему гусарский, это был дореволюционный вахтер. Или как там их называли в 1913 году?

– Позвольте, барышня, вы в который номер? – спросил вахтер.

– Я в квартиру.

– В которую, к кому? Фамилия господ какая?

– Фамилию не помню, а квартира на четвертом этаже.

Я попыталась вспомнить, называла бабуля фамилию художницы и ее мужа-инженера? Нет, не называла.

– Позвольте выйти прочь, – ласково сказал вахтер.

Вспомнила, кажется, вахтеры раньше назывались привратниками?

И он вежливо, но твердо выпер меня на улицу.

Вот так сон, уж пора бы мне просыпаться, потому что на улице очень холодно.

Делать нечего, побегу с канала, вернусь домой через черную лестницу.

Я помчалась назад, на канал, мимо мрачных темных домов, забежала в калитку и вновь оказалась в знакомом дворе: лошадь все так же стояла у поленницы, только корзин с яйцами в телеге уже не было.

Я подошла к двери черного хода, опасливо приоткрыла – внутри было темно.

Ой, мамочка! Что же делать? Страшно.

– А если меня кто-нибудь схватит на лестнице? А вдруг там опять завоет? Я с ума сойду, у меня разрыв сердца будет… – жалобно бормотала я.

Но вдруг вмешалась моя бабуля, вернее, её бодрый голос прозвучал в голове:

– Мне было гораздо меньше лет, чем тебе, когда Ленинград бомбили фашисты. И мы с мамой бежали по этой лестнице в подвал. А потом я сидела одна в темной холодной комнате, потому что мама уходила на работу на целые сутки, и знала, что в соседней комнате умирает от голода баба Рита, бабушка Райки. А на лестнице в парадном лежат два завернутых в покрывала трупа. Потому что – блокада, потому что город в фашистском кольце.

– Нет, я не маленькая Машуля, – сказала я то ли бабушке, то ли себе. – Я взрослая. Я – Мария.

И только я так подумала, как вспомнила про мобильник: в нём есть подсветка экрана! Я включила свет и вошла на черную лестницу.

Я шла, смотрела на экран, и обнаружила SMS-ку, от Илюшки!

«Мария, мне кажется, ты хороший друг. Илья».

Сердце застучало, как дождь по карнизу! Стало жарко – какой замечательный сон, пусть он длится вечно!

И с этими словами я оказалась на четвертом этаже, перед приоткрытой дверью в людскую.

Я влетела в коридорчик, уперлась лбом в окно – охладить лицо, посмотрела вниз и увидела заасфальтированный двор, мокрый от дождя. Посреди двора стояли машины.

Ничего не соображая, я вышла на кухню.

Там кипела работа – соседи готовили новогодние угощенья. Юля стояла у раковины с ковшом в руке, заливала водой сваренные яйца.

Я встала столбом. Мысли мешались и путались. Что происходит? Где я? Что я? Это сон или не сон?