Елена Артамонова - Большая книга ужасов 54 (сборник) Страница 12

«Ничего себе, — подумала я, захлопывая книгу, — как Зизи ухитрилась пропустить эти страницы? Или, наоборот, она все прекрасно знала и потому с такой настойчивостью стремилась в башню, придумывала глупые истории про охоту за привидениями? Неужели Логинова хотела разбудить демонов? Неужели она нас подставила? Впрочем, больше всех она подставила себя…»

Тем временем начал накрапывать дождичек, и я заторопилась домой. Вынырнувший из — за угла красный, весело позвякивающий трамвай появился очень кстати… Вошедший на следующей остановке контролер заставил «зайцев» зашевелиться. В кармашке моей сумочки всегда лежал неиспользованный билет, и, кажется, настало время его прокомпостировать. Билет, кошелек, ключи, все находилось на своих местах, все, кроме «Путеводителя». Он исчез таинственно и бесследно. Возможно, забытая книга осталась на скамейке, но скорее всего просто растворилась в воздухе. Этот вестник потустороннего мира уже сослужил свою службу — заманил в ловушку Зизи, а теперь поведал мне о страшном Проходе…

— Ваш билет, девушка.

Я засуетилась, делая вид, что ищу проездной. Карман куртки оказался подозрительно оттопырен, и из него виднелся краешек яркой обложки. Опять мои рассуждения оказались далекими от истины, а тут еще надо было объясниться с контролером!

Говорят, что перед Новым годом случаются чудеса, и появление бесследно сгинувших Сережки, Зизи и Юрки вполне могло сойти за доброе новогоднее чудо. Впрочем, их возвращение только добавило загадок. Все трое помнили только то, как, стоя у дверей своих квартир, нажимали на кнопку звонка, а события, произошедшие до этого момента, по — прежнему скрывал туман забвения.

В канун католического Рождества Зинаида Логинова уезжала в Москву. Несмотря на то, что поезд отходил в 22.20, мы расставались на вокзале. Петькин отец привез нас на машине и обещал подбросить меня до дома. Мы болтали ни о чем, глазели по сторонам и уже собирались пройти на перрон, когда Зизи неожиданно переменилась в лице и пробормотала:

— Мы на минуточку. — После чего оттащила меня за руку в сторонку.

Честно говоря, я подумала, что у нее разболелся живот, но все оказалось намного сложнее.

— Поздравь меня, Виктория, я сошла с ума! Не перебивай, пожалуйста. Я не врала, когда говорила, что ничего не помню о своих похождениях. Чистая правда — все из башки вылетело. И вот, пока мы с тобой болтали здесь о погоде, вдруг перед глазами фейерверк, будто звезданули кирпичом по макушке. Чувствую — все, конец, подыхаю. Как же! Пришла в себя, как миленькая, будто ничего и не было. Вы мне что — то говорите, я вам что — то отвечаю… И тут возникает совершенно отчетливая мысль — я же отлично помню, что произошло в башенке. А потом, еще одна — кажется, я свихнулась.

— Почему?

— Мои воспоминания похожи на бред, в жизни такого не происходит. Могу рассказать в качестве рождественской сказочки. Начну с того момента, когда заполыхали голубые ленты и с натюрморта посыпались яблоки.

— Логинова, ты о чем? Какие яблоки?

— Антоновские, если не ошибаюсь.

— Еще как ошибаешься — никаких натюрмортов в башне не было! Натюрморт — это фрукты, вазочки, а на стене висел портрет, то есть изображение человека. Именно из этого холста стало вылезать чудовище. Его удерживал свет фонаря, а потом сели батарейки.

— Фонарь жалко — так и сгинул. Кстати, чем отличается натюрморт от портрета, мне известно, я теперь в живописи хорошо разбираюсь, можно сказать, изнутри. А насчет различий, Барышева, все верно — любой бред индивидуален. Коллективных глюков не бывает. Но ты меня отвлекла — скоро подадут поезд. Так вот — свет стал нестерпимо ярким, я потеряла вас с Сережкой из виду, а потом вырубилась окончательно. Дальше начинается самое смешное. Очнулась. Шевельнуться не могу. Смотрю — перед носом старинная мебель, везде таблички и люди чинно расхаживают. Некоторые нагло, в упор, меня рассматривают. Потом заметила зеркало, темное, очень старое — в нем отражение женского портрета. Тут только дошло, этот портрет — я! Понимаешь, я стала картиной!

— А ты его раньше видела?

— Нет. Ходить по музеям — не мой стиль. День проходит, два — вишу. Скука жуткая. Одно развлечение было — ночами, когда свет луны падал на зеркало, в нем начинало твориться нечто странное. Мелькали неясные тени. Однажды коридор разглядела, по нему какие — то люди брели медленно, как слепые. Глаза видела — темные, красивые… В общем, я это зеркало вместо телевизора смотрела, а днем — дремала. Однажды едва не проспала такое… Угадай, кого я увидела?

— Меня.

— Точно. Как ты догадалась?

— Я была в усадьбе Вольских во время осенних каникул.

— Черт! Странный какой — то бред, — Зизи рассеянно теребила свои разноцветные локоны, — быть такого не может! Ты спряталась за портьеру, а потом расспрашивала бабульку про мой портрет, так?

— Так. А потом старушка вырубилась.

— Я знаю, Виктория. Во мне что — то зашевелилось, будто разряд прошел, черная молния, смотрю, а бабулька — без чувств. Кажется, я ее едва не убила, точнее то, что прошло сквозь портрет… Смотри, Петьку за нами послали, пора двигаться. Если совсем коротко — думала, буду висеть до конца дней, но однажды — щелк! Открываю глаза — лежу в башенке, прямо на полу, рядом Сережка во сне посапывает. Короче, разошлись по домам. Звоню в дверь — открывает мне тетя и давай рыдать, а потом ругаться…

— Девчонки, поезд подали! — перебил Логинову подошедший Петька. — О чем секретничаете?

— О степени кружавчатости чулок, братишка.

Тряхнув разноцветной гривой, Зизи отправилась на платформу, к которой уже подполз усталый запыленный состав.

Вторая четверть незаметно и быстро двигалась к концу. До Нового года оставались считаные дни, и об учебе всерьез никто не думал. Только Юрка и Сережка исправно посещали занятия, делая вид, что стремятся наверстать упущенное. Глядя на них, я со злорадством представляла лица московских педагогов, вновь увидевших пропащую Зинаиду Логинову. Им можно было только посочувствовать.

Признаюсь честно, я старалась быть веселой. Казалось бы, все плохое осталось в прошлом, к счастью, не случилось непоправимых потерь, но… Беспокойство закралось в душу едва ли не сразу после возвращения друзей. Эйфория встречи улетучилась, а неприятный осадок остался. Похоже, путешествие в Неведомое не проходит даром, оставляет свой след, клеймо. Парни переменились, особенно Сережка Ивойлов. Его облик, привычки, характер остались прежними, и все же он стал иным. Это трудно передать словами, но временами возникало ощущение присутствия враждебной, чуждой нашему миру силы. Казалось, сквозь глаза Сережки кто — то подглядывает за нами.