Энн Райс - Любовь и зло Страница 12

Волосы у меня спадали до плеч, светлые, волнистые, и я был больше озабочен тем, чтобы узнать себя в таком виде, чем тем, что может сделать собравшаяся толпа.

А все вокруг вдруг расступились передо мной, указывая на ворота дома, за которыми виднелся освещенный двор.

Я знал, что мне туда и надо. Никаких сомнений. Но не успел я дотянуться до веревки колокольчика или позвать хозяина, как от толпы отделился один старик и преградил мне путь.

— Ты входишь в этот дом на свой страхи риск, — проговорил он. — В нем обитает диббук. Мы трижды собирали старейшин, чтобы изгнать демона, но потерпели неудачу. Однако же упрямый молодой человек, живущий в этом доме, не желает его покидать. И вот теперь общество, некогда безоговорочно доверявшее Виталю и уважавшее его, начинает относиться к нему со страхом и недовольством.

— Все равно, — отвечал я. — Я пришел, чтобы с ним повидаться.

— Это не принесет нам ничего хорошего, — проговорил еще один человек из толпы. — И даже если ты станешь играть на лютне для его пациента, происходящее под этой крышей все равно не остановить.

— Что же вы тогда посоветуете сделать? — спросил я.

Со всех сторон послышались нервные смешки.

— Держись подальше от этого дома, держись подальше от Виталя де Леона, пока он не решится уйти из этого дома, а его владелец — разобрать его по кирпичику.

Дом казался настоящей громадой, четырехэтажный, с круглыми арочными окнами, и подобное предприятие представлялось мне совершенно безнадежным.

— Говорю тебе, здесь поселилось неведомое зло, — произнес еще один человек. — Неужели ты не слышишь? Неужели не слышишь, какой шум стоит внутри?

Я действительно слышал грохот, доносившийся из дома. Звук был такой, словно вещи швыряют об пол. Вроде бы разбилось что-то стеклянное.

Я заколотил в ворота. Затем заметил веревку колокольчика и как следует подергал за нее. Если колокольчик и зазвонил, то где-то в глубине дома.

Когда ворота наконец открылись, толпа попятилась. На пороге стоял молодой человек примерно моих лет, с густыми черными кудрями до плеч и глубоко посаженными темными глазами. Одет он был так же изысканно, как и я: туника на шелковой подкладке, чулки, на ногах туфли из марокканской кожи.

— О, как хорошо, что ты пришел, — обратился ко мне темноглазый молодой человек и, не сказав остальным ни слова, повлек за собой во двор перед домом.

— Виталь, покинь этот дом, пока не случилось самое худшее, — произнес кто-то из толпы.

— Я не стяну спасаться бегством, — ответил Виталь. — Меня никто не прогонит отсюда. Кроме того, дом принадлежит синьору Антонио, а он мой покровитель, и я исполняю все, что он прикажет. Никколо же, как вам известно, его сын.

Ворота захлопнулись, тяжелые створки сомкнулись, и их заперли на засов.

Старый слуга стоял рядом с нами, он держал свечу, прикрывая пламя костлявыми пальцами.

Во двор дома лился пронзительно-яркий дневной свет, и, только двинувшись вверх по широким каменным ступеням, мы оказались в тени, и нам пригодился маленький путеводный огонек.

Дом походил на сотни итальянских домов: улице он показывал лишь грязноватые стены с окнами, зато внутри был достоин наименования «палаццо». Меня ошеломили одни только размеры и добротность строения, пока мы проходили через анфиладу просторных сияющих комнат. Я успел заметить прекрасные фрески на стенах, великолепную мраморную плитку на полу, роскошные темные гобелены.

Откуда-то донесся оглушительный грохот, и наша маленькая процессия замерла.

Старый слуга забормотал какую-то молитву на латыни и перекрестился, что меня удивило, зато молодой человек держался бесстрашно и вызывающе.

— Он не выгонит меня из дома! — произнес Виталь. — Я узнаю, чего ему нужно. А что касается Никколо, то я найду способ его исцелить. На мне нет проклятия, и я не отравитель!

— Так в этом тебя обвиняют? В том, что ты отравил пациента?

— Все беды из-за призрака. Если бы не явился призрак, никто не стал бы меня ни в чем подозревать. И из-за призрака же я не могу уделять должное внимание Никколо, хотя обязан заниматься только им. Я рассказал всем, что ты придешь к Никколо играть на лютне.

— Так пойдем же к нему, и я поиграю, как ты и просил меня.

Виталь в нерешительности поглядел на меня, и в этот миг снова раздался нестерпимый грохот, доносившийся, кажется, из подвала.

— Ты веришь, что там диббук? — спросил он.

— Не знаю.

— Пойдем ко мне в кабинет, — предложил он. — Немного поговорим, прежде чем идти к Никколо.

Теперь звуки неслись со всех сторон: скрипели двери, и внизу как будто кто-то ходил, тяжело ступая.

Наконец мы прошли через двустворчатые двери кабинета, и слуга поспешно зажег для нас еще свечей, потому что ставни на окнах оказались закрыты. Комната была полна книг и бумаг, я успел заметить стеклянные шкафы со сложенными друг на друга томами в кожаных переплетах. Некоторые книги отпечатаны на станке, некоторые — нет. На многочисленных низких столиках лежали раскрытые, написанные от руки фармакопеи и листы бумаги, испещренные неразборчивым почерком, а в центре комнаты стоял письменный стол.

Молодой человек жестом предложил мне устроиться в римском кресле у письменного стола. Сам он тоже сел, облокотился на стол и закрыл лицо ладонями.

— Я не думал, что ты придешь, — проговорил он. — Я понятия не имел, кто в Риме захочет музицировать для моего пациента теперь, когда я так опозорен. Лишь отец больного, мой добрый друг синьор Антонио, верит, что я обязательно помогу его сыну.

— Я сделаю все, что от меня требуется, — заверил я. — Интересно, не может ли лютня успокоить этого надоедливого духа?

— Гм, любопытная мысль, — задумался Виталь, — однако в наши дни, когда господствует Священная Инквизиция, неужели кто-нибудь рискнет зачаровать демона? За это нас обвинят в колдовстве и чернокнижничестве. Кроме того, ты необходим мне у постели больного.

— Считай меня ответом на свои молитвы. Я буду играть для твоего пациента и сделаю все возможное, чтобы помочь тебе избавиться от призрака.

Виталь долго глядел на меня в задумчивости, а затем произнес:

— Тебе можно доверять. Чувствую, что можно.

— Прекрасно. Разреши же мне тебе послужить.

— Но сначала выслушай мой рассказ. Он будет недолгим, мы сейчас же приступим к делу, но позволь мне объяснить, как все случилось.

— Да, расскажи мне все.

— Синьор Антонио вместе с Никколо, своим сыном, привезли меня сюда из Падуи. Никколо стал самым лучшим моим другом, хоть я иудей, а они не евреи. Я учился на врача в Монпелье, именно там я и познакомился с отцом и сыном и сейчас же занялся переводами медицинских трактатов с иврита на латынь для синьора Антонио, библиотека которого раз в пять больше этой и составляет смысл его жизни. Мы с Никколо вместе учились, вместе бывали на пирушках, затем вместе уехали в Падую, а затем сюда, в Рим, и синьор Антонио поселил меня в этом доме, приготовленном для Никколо. Дом предназначался для Никколо и его невесты, однако в первый же вечер, когда я преклонил колени и помолился, здесь появился призрак.