Лорел Гамильтон - Запретный плод Страница 13

9

Из тьмы плыли голоса. Сновидения.

– Не надо было ее переносить.

– Ты хочешь ослушаться Николаос?

– Разве я не помог ее переносить? – сказал мужской голос.

– Помог, – отозвалась женщина.

Я лежала с закрытыми глазами. Нет, мне не снилось. Я вспомнила возникшую из ниоткуда руку Обри. Это был удар тыльной стороной ладони. Если бы он сжал кулак… Но он этого не сделал. Я была жива.

– Анита, вы очнулись?

Я открыла глаза. В голову хлынул свет. Я снова закрыла глаза от света и от боли, но боль осталась. Я повернула голову, и это было ошибкой. Боль превратилась в непобедимую тошноту. Как будто кости головы пытались соскользнуть с мест. Я закрыла рукой глаза и застонала.

– Анита, вам нехорошо?

Зачем задавать вопросы, ответ на которые очевиден? Я ответила шепотом, не зная, чем отзовется для меня попытка заговорить. Вроде бы не очень плохо.

– Просто великолепно.

– Что? – Это был голос женщины.

– Я думаю, она проявляет сарказм, – сказал Жан-Клод. В голосе его звучало облегчение. – Если она шутит, значит, она не сильно пострадала.

В этом я не была уверена. Тошнота накатывала волнами, от головы к желудку, вместо того чтобы наоборот. Спорить можно, что у меня сотрясение. Вопрос в том, насколько сильное?

– Вы можете двигаться, Анита?

– Нет, – шепнула я.

– Позвольте мне перефразировать вопрос. Если я вам помогу, вы сможете сесть?

Я сглотнула слюну, пытаясь дышать сквозь тошноту и боль.

– Может быть.

Две руки скользнули под мои плечи. Кости у меня в голове поехали вперед, когда он меня поднял. Я ахнула от боли.

– Меня сейчас стошнит.

Я перевернулась на четвереньки. Движение это было слишком быстрым, и боль налетела вихрем света и тьмы. Живот сводило, рвота стояла у горла, голова раскалывалась.

Жан-Клод держал меня за талию, его холодная рука лежала у меня на лбу, не давая костям головы расползаться. И голос его поддерживал меня, как прикосновение гладкой простыни к коже. Он тихо и ласково говорил по-французски. Я не понимала ни слова, но и не надо было. Его голос держал меня, укачивал, унося часть боли.

Он прижал меня к груди, и я была слишком слаба, чтобы возражать. Боль колотилась в голове, но теперь это была далекая, пульсирующая, тупеющая боль. Голову повернуть все равно было невозможно, будто она выскользнула из шарниров, но боль была уже другая, терпимая.

Он вытер мне лицо и губы влажной тканью.

– Вам лучше? – спросил он.

– Да. – Я сама не заметила, когда ушла боль.

– Что ты сделал, Жан-Клод? – спросила Тереза.

– Николаос хотела видеть ее в сознании и здоровой. Ты видела, какова она была. Ей нужна больница, а не дополнительные пытки.

– И потому ты ее полечил. – Женщина-вампир явно забавлялась ситуацией. – Николаос не будет довольна.

Я почувствовала, как он пожал плечами.

– Я сделал то, что было необходимо.

Я уже могла открыть глаза, не щурясь и не вызывая боли. Мы были в темнице – по-другому и не назовешь. Квадратную камеру двадцать на двадцать футов окружали толстые каменные стены. К зарешеченной деревянной двери вели вверх каменные ступени. Даже кольца для цепей были в стенах. Факелы дымились на стенах. Не хватало только дыбы и палача в черном клобуке – такого, с бычьими бицепсами и татуировкой «Не забуду мать родную». Да, это завершило бы картину.

Мне было лучше, намного лучше. Я не должна была так быстро оправиться. Мне случалось получать удары, и сильные. Не бывает, чтобы вот так просто все прошло.

– Вы можете сидеть без помощи? – спросил Жан-Клод.

К моему удивлению, ответ оказался положительным. Я села, прислонившись спиной к стене. Посреди пола была вполне современная сточная решетка.

Тереза смотрела на меня, держа руки на бедрах.

– Да, ты быстро оправляешься. – В ее голосе звучало приятное изумление и еще что-то, что я не могла назвать.

– Ни боли, ни тошноты – все прошло. Как это получилось?

Она ухмыльнулась, скривив губы.

– Об этом тебе надо спросить Жан-Клода. Это он сделал, не я.

– Потому что ты этого сделать не могла бы.

В его голосе слышался чуть тепловатый намек на злость.

Она побледнела.

– Я бы этого все равно не стала делать.

– О чем вы говорите? – спросила я.

Жан-Клод повернулся ко мне; красивое лицо было непроницаемым. Темные глаза смотрели в мои – и это были глаза как глаза.

– Давай, мастер вампиров, скажи ей. Увидишь, насколько она благодарна.

Жан-Клод смотрел на меня, разглядывая мое лицо.

– У вас была сильная контузия, сотрясение. Но Николаос не позволила бы нам доставить вас в больницу, пока не будет закончено это… интервью. Я боялся, что вы умрете или окажетесь неспособны… функционировать. – Никогда я не слышала в его голосе такой неуверенности. – Поэтому я поделился с вами своей жизненной силой.

Я затрясла головой – крупная ошибка. Пришлось прижать руки ко лбу.

– Я не понимаю.

Он широко развел руками:

– У меня нет других слов.

– Позволь мне! – вмешалась Тереза. – Он просто сделал первый шаг к превращению тебя в слугу.

– Не может быть. – Мне все еще трудно было мыслить ясно, но я знала, что это неправда. – Он не пытался воздействовать на меня разумом или глазами. Он не кусал меня.

– Я говорю не об этих жалких полутварях, носящих несколько укусов и бегающих по нашим поручениям. Я имею в виду постоянного слугу-человека, которого никогда не кусают, никогда не ранят. Такого, который стареет почти так же медленно, как мы.

Я все еще не понимала. Наверное, это выражалось на моем лице, потому что Жан-Клод сказал:

– Я забрал вашу боль и дал вам часть моей… выносливости.

– Значит, вы испытываете мою боль?

– Нет, боль прошла. Я сделал вас чуть менее уязвимой. Вас теперь труднее ранить.

До меня все еще не дошло до конца или просто это было вне моих понятий.

– Все равно не понимаю.

– Послушай, женщина, он дал тебе то, что мы считаем великим даром и даем лишь тем, кто показал себя бесценным.

Я уставилась на Жан-Клода.

– Это значит, что я теперь как-то в вашей власти?

– Как раз наоборот, – ответила Тереза. – Ты теперь не подвержена действию его взгляда, голоса, ума. Ты будешь служить ему только по твоему собственному желанию, ничего больше. Теперь ты понимаешь, что он сделал.

Я посмотрела в ее черные глаза. Просто глаза и ничего больше.

Она кивнула.

– Ты теперь начинаешь понимать. У тебя как у аниматора был частичный иммунитет к нашим взглядам. Теперь у тебя иммунитет почти полный. – Она рассмеялась коротким лающим смешком. – Николаос уничтожит вас обоих.

Она пошла вверх по ступеням, щелкая каблуками по камню. И оставила дверь за собой открытой.