Светлана Полякова - Служители зла Страница 13

Устало опустились руки. Сверкнул в воздухе перстень, на котором изображение змеи от движения руки, казалось, задвигалось само.

Сидящий в кресле человек поднялся.

Он встретил спокойный и насмешливый взгляд серых глаз, пытаясь спрятать страх.

— Здравствуй, — ответил он. — Прости, но я с холода. Ты не откажешься от кофе?

Он пытался придать встрече будничности, но душа его уже где-то в глубине стала метаться подобием птицы, тогда как поверхность оставалась спокойной.

— Нет.

Голос был глухим и бесстрастным. Ответ был таким же.

— Так хочешь или нет?

Где-то далеко раздавались голоса завсегдатаев бара. Они не обманывали его, оставаясь только частью всеобщего покоя, все больше и больше напоминавшего ему смерть.

Кстати, о смерти.

Он взглянул в глаза своего гостя:

— Что-то произошло?

— Нет.

Такое же непонятное «нет»…

— Так я не понял…

Он не смог договорить.

Рука с перстнем взметнулась. На одно мгновение ему показалось, что сзади его шею охватило кольцо плотного змеиного тела. По коже пробежала едва уловимая дрожь.

Он попытался вырваться, но кольцо все сжималось, заставляя его тело все больше вздрагивать, рот открывался все шире, а глаза были готовы выскочить из орбит.

Темнота наступила сразу за болью. Обмякшее тело осело на пол.

Гость подошел к нему и перевернул носком черного ботинка. Теперь безжизненные глаза смотрели в потолок, пытаясь сохранить память о нем как о последнем, что довелось увидеть в этой жизни.

«Ты сделал это потому, что боялся меня?» — спрашивали эти глаза.

Человек помолчал, задумчиво рассматривая свою жертву, и холодно ответил этим глазам:

— Нет.

С этими словами он спокойно вышел из дома в ночь, где первые снежинки кружились над землей, делая вид, что ничего не заметили.

Анна поцеловала Павлика, уже засыпающего — такого теплого и мягкого. Он прижимал к груди своего плюшевого медвежонка, и, когда она подоткнула одеяло и медвежонок немного отодвинулся, покорный ее движениям, малыш вздрогнул, приоткрыл глаза и прижал его к себе теснее.

Анна улыбнулась.

Сегодня она окончательно поняла, что все и в самом деле у них будет хорошо.

В ее кармане хранилось новое письмо. То, которое она только что достала из ящика. Сейчас она уложит детей и прочтет его. Больше всего сейчас она боялась отказа. И втайне надеялась на него — такая резкая перемена в жизни сейчас немного пугала ее.

Душка еще не спала. Быстро спрятав книгу под подушку, она выключила ночник.

— Я все видела, — строго произнесла Анна. И, потянувшись, достала из-под подушки очередной опус Стивена Кинга. На сей раз перед ней был «Куджо». — Даша! Мне все-таки кажется, что тебе еще рано это читать!

— Мама! Я уже…

— Взрослая, знаю. Но мне бы хотелось, чтобы ты побольше читала светлых книжек. А то твое мировосприятие и так чересчур мрачно…

— Мам, ну можно?

Анна вздохнула. Она совершенно не умела говорить «нет». Да и сегодня ей не хотелось портить ощущение праздника. Улыбнувшись, вернула дочери книгу.

— Только потом не жалуйся, что ночью тебе снились кошмары.

— Хорошо. — Душка схватила книгу и снова включила ночник. Анна чмокнула ее в щеку.

Мир вокруг был наполнен покоем и дыханием тихого счастья. Анна так хотела оставить в себе эти ощущения, что вышла на балкон и вдохнула в себя эту пьянящую, спокойную, сладкую тишину ночи. Где-то там, далеко-далеко, этот сказочный поселок, ее прибежище и утешение… Ей захотелось оказаться там сейчас же, немедленно, потому что там — она в это верила! — такая вот волшебная ночная свобода будет всегда. «Ну хорошо, пусть не сейчас, — согласилась она. — Пусть спустя какое-то время, но — это будет!» И она забыла про все наваждения и видения, полностью отдавшись радости ожидания и мечтам о доме, в котором она забудет про все несчастья и снова научится улыбаться, о небольшом поселке со странным названием… И этой радости ее не могла сейчас помешать даже близость проклятой детской площадки.

Той, на которой в тот роковой вечер оказались Мишка и Аранта.

Воспоминание подействовало на Анну как удар. Она почувствовала, как боль возвращается, кидаясь к ней, заставляя закрыть глаза.

Она достала конверт. Письмо получила сегодня, но боялась распечатать конверт — а вдруг ей снова напишут, что надо ждать, ждать, ждать… У нее больше нет сил ждать. Ей так хочется, чтобы человек, из-за которого ее мечты никак не могут сбыться, исчез, испарился… Да, она уже начинала его ненавидеть — зачем он занял ее дом и не желает его освобождать, если ему пришло в голову уехать из этого чудесного поселка? Почему он не уезжает?

Вот и сейчас она только дотронулась до конверта, достала его — но еще не распечатала.

Чтобы успокоиться. Только чтобы успокоиться… Как наркоман. «Боже, я уже напоминаю самой себе безумную, — грустно улыбнулась она. — И мысли какие-то безумные. Надо открыть конверт и прочесть письмо».

Преодолеть свой детский страх перед неизбежным.

Распечатав конверт немного резким движением, она достала совсем маленький листочек бумаги и, развернув его, прочла:

«Ваш дом наконец-то освободился. Мы рады будем принять Вас в нашей Старой Пустоши в субботу. Машина будет ждать на автобусной станции».

«Все, — радостно и вместе с тем немного обреченно подумала Анна. — Вот все и решилось — само собой. Значит, это судьба…»

Она огляделась. Ей стало очень грустно — как всегда, когда ты должен попрощаться с тем миром, в котором прожил достаточно долго. Сейчас Анне показалось, что это прощание чем-то напоминает смерть.

Она не могла бы дать определение своему странному состоянию, когда слезы смешиваются со смехом, а радость предчувствия новой жизни тесно сопряжена со страхом. И почему-то самой больной была мысль, что уже никогда не увидит она этой детской площадки. Никогда… Как будто и ее несчастный сын, и верная Аранта навеки останутся там, в темноте, а ее тут не будет. Боль кольнула в сердце так сильно, что Анне пришлось взять себя в руки, чтобы не закричать.

— Все равно уже ничего не изменишь, — сказала она укоризненно молчащим стенам дома, где они прожили так долго. — Шаг уже сделан, и я не собираюсь отступать. Вы же знаете — это не в моих правилах!

На город опустилась ночь, и снег стал сильнее. Он кружился за окном, изо всех сил пытаясь стать метелью, но пока еще это у него не совсем получалось — как у ребенка, пытающегося выглядеть взрослым…

«И все-таки, кажется, начинается зима, — подумала Душка, смежая веки, уставшие и поэтому вполне готовые ко сну. — Кажется, наступают холода…»