Роберт Стайн - Оборотень из болот Страница 13

— По-моему, он побежал на болота.

— Он ломился прямо в окно, — сказала мама. Эмили включила свет.

— Он такой сильный… он мог и стекло разбить, — тихо проговорила она.

Папа закрыл дверь и запер ее на замок. Потом зевнул и повернулся ко мне:

— Ты понял, что это значит, Грэди?

Я так и стоял у окна, засмотревшись на полную луну.

— Нет. А что это значит?

— Отныне и впредь Волк будет спать на улице. — Папа нагнулся и принялся собирать с пола осколки торшера.

— Но, папа… — начал было я, но он не дал мне договорить.

— Такого большого и беспокойного пса просто нельзя держать в доме, — заявил он тоном, не терпящим возражений, и протянул собранные осколки Эмили. Потом он поднял опрокинутый столик и поставил его на место.

— Волк не нарочно разбил торшер, — сказал я, хотя и сам понимал прекрасно, что родителей уже все равно не переубедишь.

— Скоро он все разобьет, что только можно разбить, — сказала мама.

— Просто он очень большой для дома, — добавил папа. — Пусть он лучше живет на улице.

— А почему он так рвался на улицу? — настойчиво повторила Эмили.

— Может быть, он привык спать на открытом воздухе, — сказал папа и повернулся ко мне. — Там ему будет лучше, чем в доме. Правда, Грэди.

— Ага. Может быть, — угрюмо пробормотал я. Мне очень хотелось, чтобы Волк спал у меня в комнате. Но я уже понял, что теперь мне в жизни не уговорить родителей, чтобы они разрешили держать Волка в доме. Они у меня такие… Уж если они что решили, переубедить их уже невозможно.

Хорошо еще, что Волк вообще остался у нас.

Я достал из шкафа пылесос. Папа включил его и собрал с ковра мелкие осколки торшера.

А я все думал про Волка. Я так и не понял, что на него нашло. Он как будто взбесился… Но вот с чего бы?

Когда папа закончил, я отнес пылесос обратно в шкаф.

— Ну что, пойдем спать? — Мама зевнула и потянулась. — Надеюсь, теперь мы будем спать спокойно.

Как же она ошибалась!

17

Я только-только заснул, как снаружи раздался вой.

Все тот же жуткий зловещий вой.

Сначала я думал, что мне это снится.

Но когда я открыл глаза, вой не прекратился. Все еще в полусне я натянул одеяло до самого подбородка и замер, прислушиваясь.

Вой раздавался так близко. Как будто под самым моим окном. И он был совсем не похож на звериный вой. Уж слишком он был угрожающим, слишком сознательным.

Почти человеческим…

Хватит выдумывать всякие ужасы, твердил я себе. Наверняка это волк. Не наш Волк, а самый обычный волк. Какой-нибудь болотный. Бывают же, наверное, болотные волки.

У меня вдруг мелькнула мысль, что это может быть и наш Волк. Это была очень упорная мысль. Она возвращалась опять и опять. Но я столь же упорно гнал ее прочь.

С чего бы собаке так выть?

Собаки обычно лают. И воют, конечно, тоже. Но только когда им совсем-совсем плохо.

Я закрыл глаза.

Мне так хотелось, чтобы этот пугающий вой затих.

И он вдруг замер.

Я прислушался.

Тишина.

А потом раздался быстрый топот ног.

И какая-то непонятная возня, как будто сцепились два крупных зверя.

Короткий испуганный вскрик.

И опять тишина.

Я вдруг понял, что все эти звуки доносились с нашего заднего двора.

Сон как рукой сняло. Я соскочил с кровати и подлетел к окну.

Полная луна поднялась высоко в небо. В ее ярком свете зеленая трава на заднем дворе казалась серебристо-белой. Роса искрилась прозрачными огоньками.

Прислонившись лбом к стеклу, я пытался хоть что-нибудь разглядеть в темноте на болотах. И я увидел… увидел такое, что у меня перехватило дыхание. Какая-то черная тень — силуэт, едва различимый во тьме — неслась к деревьям.

Это было большое животное. И бежало оно на четырех лапах.

Я не сумел разглядеть, кто это был.

Я только понял, что это действительно крупный зверь.

И что бежит он на удивление быстро.

А потом он завыл. Только теперь в этом вое слышалась не угроза. Скорее — свирепая радость.

Кто это был? Неужели Волк, то есть наш Волк?! Я все вглядывался в деревья у края болот, хотя непонятный зверь уже скрылся во тьме. Видны были лишь черные силуэты стволов.

Но вой все еще слышался в темноте.

Он становился то тише, то громче.

Может быть, это все-таки Волк?

Да нет… вряд ли Волк.

Вряд ли.

Я опустил глаза. И едва не подскочил на месте. Потому что прямо посередине двора… в нескольких метрах от оленьего загона… что-то такое лежало.

Сначала мне показалось, что это куча каких-то тряпок.

Я распахнул окно. Почему-то у меня дрожали руки.

Мне надо было пойти посмотреть, что там лежит. Сам не знаю почему, но я вдруг понял, что не успокоюсь, пока не узнаю, что там такое.

Я перелез через подоконник и осторожно спрыгнул в мокрую от росы траву.

Трава была очень холодной, и у меня сразу озябли ноги. Ведь я был босиком. Первым делом я заглянул в олений загон. Все шесть оленей стояли у ближней к дому стены, сбившись в тесную кучку. Они были явно чем-то напуганы. Пока я шел по двору, они все, как один, провожали меня настороженным взглядом.

Что там лежит, интересно?

В серебристом и зыбком свете луны трудно было разглядеть эту штуку издали. Куча каких-то старых тряпок? Но с чего бы здесь взяться тряпкам? Нет.

Это что-то другое. Но что?

18

Трава была мокрой и очень холодной. Воздух был вязкий и неподвижный. В нем ощущалась душная тяжесть.

Я все думал, что там такое лежит…

А когда я наконец это увидел, меня едва не стошнило.

Правда.

Я зажал рот обеими руками и с трудом проглотил противный комок, подступивший к горлу.

Наверное, я бы заорал. Если бы не боялся открыть рот.

Потому что это был кролик. Вернее, то, что осталось от кролика. Его черные глазки-пуговки застыли в предсмертном ужасе. Одно ухо было оторвано.

Из распоротого брюшка вывалились все внутренности.

Я заставил себя отвернуться.

Меня все еще мутило. Я бегом вернулся к дому и залез к себе в комнату через окно.

А когда я закрывал окно, я снова услышал вой.

Ликующий и свирепый вой хищника, напившегося крови жертвы.

…После завтрака я повел папу на задний двор, чтобы показать ему убитого кролика. Солнце еще только-только поднялось над горизонтом, но уже было жарко.

Когда мы с папой вышли на крыльцо, из-за угла дома вырулил Волк. Он радостно завилял хвостом и накинулся на меня с таким неподдельным восторгом, как будто не видел меня целый год. Он ударил передними лапами мне в грудь и едва не опрокинул меня на землю.