Виктор Точинов - Царь Живых Страница 13

Был – и нет его.

Когда его звали, папа умел двигаться быстро.

Очень быстро.

Тарантино не понял.

С ним ничего не случилось. Он продолжал быстро идти к машине, крепко сжимая ручонку пацана. Что-то произошло с окружающими кустами. С тростником. С тропинкой.

Они все застыли – не плыли мимо, не реагировали на торопливые движения ног Тарантино…

На самом деле, конечно, замер он – как на застрявшей в проекторе пленке…

Шагов сзади он не услышал. Просто перед ним возник папа. Не было его – и возник.

От неожиданности Тарантино заорал и напролом рванулся в кусты. Крик умер внутри. Листья и ветви не захлестали по лицу. Застрявшая пленка не двинулась. Он стоял как стоял.

Папа освободил ручку малыша из оцепеневшего захвата. Кажется, два пальца при этом сломались. Два пальца Тарантино – но боли он не почувствовал. Папа же не обратил внимания. Движения его были быстры и точны – и все равно оставались движениями спящего человека. Сомнамбулы. Лунатика. Хотя светило яркое полуденное солнце.

Тарантино казался статуей шагающего человека. Папа провел мальчика за его спину. Слова звучали приказом:

– Иди домой. Не задерживайся и не сворачивай. До звонка дотянешься. Скажешь маме – я скоро приду.

Способность слышать Тарантино не покинула. Думать – тоже. Он не уходит. Он не уходит!!! Он…

Мальчик не спешил выполнить приказ.

– Плохой дяденька обещал подарить мне машинку! – Неприязненный взгляд на Тарантино. Фраза опять звучала по-взрослому.

Джип валялся поодаль, неизбежный производственный расход, руки занимать чревато…

– Домой.

Мальчик поднял, прижал к груди игрушку.

И ушел не оглядываясь.

Тарантино не видел, что происходит за спиной. Но понял – мальчик ушел. И понял еще – все кончено.

Тарантино боялся боли. Но он не думал о том, что сейчас его поволокут и отдадут грубым людям в серой форме, и ему будет больно, а кто-то, давно и тщетно пытающийся вычислить автора кровавых подпольных фильмов, обрадуется, и всплывет тщательно замаскированная студия с аксессуарами и дебилом-садистом Корягой, и Тарантино швырнут в камеру, где будет еще больнее, потому что соседям все расскажут, так всегда делают, и будет совсем больно, всю оставшуюся жизнь будет очень больно, пока все не кончится, и он будет молить, что бы все кончилось скорей, молить, сам не зная, кого молит…

Тарантино боялся боли.

Но ничего такого он не думал.

Просто отчего-то знал – конец. End. Fine.

Дальше ничего не будет.

Кончится все здесь.

И сейчас.

Именно в эту секунду Наташка Булатова поняла так, что никаких успокаивающих сомнений не осталось, поняла с ясностью и отчетливостью хорошего снимка: она сошла с ума.

Поняла она это, именно рассматривая хороший и четкий снимок.

Рентгеновский.

Глава 8

Ваня стал экстрасенсом.

Звучит смешно, но было ему не до шуток. Только этого сейчас и не хватало для полной жизненной гармонии…

В коммерческом отношении дар был бесполезным: Ваня не чувствовал себя способным снимать сглаз и порчу, давать установки на бизнес– и секс-успехи, чистить карму с аурой и привораживать по фотографиям, волосам, ногтям, крови и сперме…

Даже способным банально раскинуть карты Таро – не чувствовал. Никогда не брал их в руки…

Дар состоял в…

Впрочем, по порядку.

Звонок в дверь раздался субботним утром, не слишком рано и не слишком поздно, в 10.31 – на часы Ваня глянул. Он открыл, слегка удивленный.

Сегодня он не ждал никого.

Парень. Молодой, помладше Вани. Домашняя футболка, вытянутые на ногах треники испачканы известковой пылью. Шлепанцы. Вид замотанный и слегка смущенный.

Жизненная история паренька была незамысловата: переехал в их подъезд вчера вечером, квартира – как после самума, осложненного полтергейстом, вещи навалены от стены до стены и от пола до потолка, он пытается разобраться, начал с книг и полок, их больше всего, осталась библиотека от дедушки, надоела, продавать жалко, читать некогда… короче: не будет ли новообретенный сосед так любезен одолжить ему на час-другой дрель со сверлами, у него вообще-то есть, да поди раскопай сейчас… Типичная история, отчего бы и не помочь соседу.

Парень лгал.

Нагло и убедительно лгал.

Во всем.

Не было у него покойного дедушки-библиофила, и квартира не была завалена полками, и стены он сверлить не собирался… И в этот дом не переезжал. Ни вчера, ни когда-то.

Вот так.

Ваня понятия не имел, как и откуда он это знал. Но знал точно. Не догадывался – знал. Чувствовал ложь, как чувствуют цвет, звук, вкус… Шестое чувство во всей своей красе.

Дар был однобоким – знания истины он не давал. Ваня не представлял, зачем парень врет и зачем ему эта дрель…

Помочь могла банальная логика. Едва ли это подстерегающий жертвы по подъездам маньяк, позабывший дома излюбленное орудие… Надо думать, все проще: лжесосед навсегда испарится, а дрель осядет без особого риска в комке – никто землю рыть не станет, менты спустят на тормозах… Просто и изящно, в духе О. Бендера. И прибыльно: сколько за день можно отбомбить подъездов? А дрель – она подороже отвертки будет…

Мысли эти мелькнули быстро – просительная улыбка парня не успела погаснуть.

Открытие нуждалось в проверке. Психика у Вани здоровая, но все когда-то начинается, мог и незаметить, как съехал с катушек, – не заметить за ночными рейдами по подвалам… Если так – зачем обижать человека.

– Одну минуточку, – сказал Ваня дружелюбно.

Дрель была под рукой. Он все и всегда держал так – под рукой. Но Ваня не протянул просимый инструмент парню через порог – вышел на площадку.

– Пойдем. Помогу, – сказал он просто. – Чего одному корячиться…

Посмотрел парню в глаза и улыбнулся.

Неизвестно, что разглядел тот в Ваниных глазах и улыбке. Наверное, ничего хорошего. А может, сыграли нервы.

Парень рванул с высокого старта и понесся по лестнице. Босиком. Очень быстро. Шлеп-шлеп-шлеп босых пяток слились в бурные, продолжительные аплодисменты, перешедшие в овацию. Овация завершилась хлопком двери подъезда. На память о горе-аферисте на площадке остались шлепанцы.

В погоню Ваня не пустился.

Надо было сесть и хорошо подумать.

О многом.

Папа смотрел на Тарантино с вялым и сонным интересом – так недавно он изучал пивные бутылки.

Короткие мысли Тарантино шныряли испуганными крысятами и были похожи, как крысята одного выводка, – в основе всех лежал страх. Затем крысята нашли щелку – все мысли исчезли и осталось только ощущение. Одно, но страшное – будто голову его трепанировали дисковидной насадкой аппарата для обработки костей (название медицинское и сложное, но именно так – Тарантино в деталях был знаком с такими штучками, хотя никого никогда не лечил). Протрепанировали – и отложили крышку черепа в сторону, как с кастрюльки с доспевшим блюдом.