Кевин Андерсон - Антитела Страница 13

На склоне лет Хагарт продолжал заниматься ветеринарией скорее в силу привычки, чем надежды сколотить состояние. Долгие годы работы не принесли ему богатства. Местные жители то и дело обращались к нему, норовя получить бесплатную помощь как бы в виде любезности по отношению к приятелю или соседу. Время от времени появлялись проезжие, у которых захворало домашнее животное. Нынешнее происшествие было для Хагарта самым заурядным событием — сколько раз к нему в клинику приезжали туристы и, виновато пряча глаза, приносили труп либо еще живую, но .безнадежно изувеченную тварь, надеясь, что доктор сотворит чудо. Порой туристы задерживались, но гораздо чаще — как в случае с черным Лабрадором, к примеру, — спешили продолжить прерванный отпуск.

Черный пес лежал на столе, подрагивая, сопя и скуля. Блестящая сталь хирургического стола была залита кровью. Первым делом Хагарт обработал раны и перебинтовал самые глубокие порезы, пытаясь остановить кровотечение, но даже без рентгеновской аппаратуры он ясно видел, что у собаки раздроблен тазобедренный сустав, сломан позвоночник, а внутренние органы серьезно повреждены.

На черном Лабрадоре не было ни ошейника, ни бирки. После таких ранений он не имел ни малейшего шанса выздороветь, но даже если каким-то чудом ему и удастся выкарабкаться, Хагарту придется отправить его в собачий приют, где пес несколько дней проведет в клетке, мечтая о свободе, пока его не прикончат товарищи по несчастью.

Безнадежен. Совершенно безнадежен. Старый ветеринар набрал в грудь воздуха и с шумом выдохнул.

Прикоснувшись к дрожащему псу, он с удивлением отметил, что температура его тела гораздо выше, чем бывает у животных. Донельзя заинтригованный, Хагарт поставил ему градусник и ошарашенно наблюдал за шкалой, на которой появились показания 103, а потом 104. Нормальная температура собачьего организма — 101,5, в крайнем случае 102 градуса по Фаренгейту, а при шоке или ранении она должна падать. Тем временем на термометре выскочили цифры 106.

Хагарт взял пробу крови, после чего предпринял тщательный осмотр, надеясь выявить признаки болезни или иной причины жара, от которого тело пса полыхало, словно раскаленная печь. То, что он обнаружил, лишь еще более изумило врача.

Казалось, обширные повреждения, полученные черным псом, быстро заживают, а раны затягиваются. Хагарт приподнял повязку, наложенную на глубокий порез на ребре животного, и, хотя оттуда все еще сочилась кровь, самой раны словно не бывало. Только мокрый, спутанный мех. Хагарт решил, что это плод воображения, подстегнутого искренним желанием спасти бедолагу от смерти.

Но спасти его было невозможно. Хагарт понимал это умом, хотя в душе по-прежнему теплилась надежда.

Пес вздрогнул и тихонько заскулил. Хагарт приподнял мозолистым большим пальцем его зажмуренное веко и увидел закатившийся глаз, подернутый молочной пленкой, похожий на недоваренное яйцо. Лабрадор находился в глубокой коме и едва дышал. Все, конец.

Температура поднялась до 107 градусов. Такой сильный жар смертелен сам по себе, даже если бы не эти страшные раны.

Из черного мокрого носа тонкой струйкой вытекала кровь. Увидев эту крохотную царапину и красную ниточку, пробегавшую по черному меху и нежным ноздрям животного, Хагарт решил избавить пса. от страданий. Животное и без того изрядно намучилось.

Несколько секунд Хагарт стоял над телом пациента, опустив глаза, потом побрел к шкафчику с лекарствами, отомкнул замок и вынул оттуда большой шприц и бутыль концентрированного спиртового раствора пентабарбитала натрия. Пес весил шестьдесят — восемьдесят фунтов, а рекомендуемая доза составляла один кубический сантиметр на каждые десять фунтов плюс небольшая добавка. Хагарт набрал в шприц десять кубиков — этого было более чем достаточно.

Если хозяева пса когда-нибудь отыщут своего питомца, они найдут в его карточке запись «Ус.», сокращенное «усыплен», что, в свою очередь, означает «умерщвлен»… иными словами, «избавлен от страдании», как предпочитают говорить ветеринары.

Приняв решение, Хагарт более не медлил. Он наклонился над псом, воткнул шприц чуть ниже шеи и осторожно, но энергично ввел смертельную дозу. После страшных увечий, выпавших на долю черного Лабрадора, его кожа даже не дрогнула от укола иглы.

Сквозь открытую дверь в дом проникала холодная сырость, но тело пса по-прежнему оставалось лихорадочно-горячим.

Вынимая опустевший шприц, Хагарт глубоко вздохнул и сказал:

— Прощай, малыш. Доброй тебе охоты… в местах, где не приходится оглядываться на автомобили.

Пентабарбитал должен был подействовать в ближайшие минуты, прекратив дыхание Лабрадора и постепенно остановив биение его сердца. Необратимо, но милосердно.

Впрыснув псу отраву, Хагарт вернулся в лабораторию, находившуюся в примыкающей комнате, унося с собой пробу крови. Чрезмерная температура тела собаки озадачивала его. Хагарт столкнулся с такими симптомами впервые. Сбитые машиной животные зачастую впадают в шоковое состояние, но такого сильного жара у них, как правило, не бывает.

В дальней комнате дома царил отработанный десятилетиями порядок, хотя постороннему наблюдателю он мог бы показаться сущим бедламом. Пожилой ветеринар включил лампы, освещавшие покрытые пластиком столы лабораторного отсека, и нанес на предметное стекло мазок крови. Первым делом следовало сосчитать белые тельца в крови Лабрадора, чтобы определить, не заражен ли его организм инфекцией или паразитами.

Перед тем как попасть под машину, пес, вероятно, был серьезно болен, а может, даже умирал. Этим и объясняется тот факт, что он замешкался на дороге, не обратив внимания на мчащийся навстречу автомобиль. Должно быть, сильный жар причинял животному невыносимые мучения. И если пес страдал каким-либо недугом, Хагарт должен внести эти сведения в карточку.

Из соседних помещений, операционной и палаты для выздоравливающих, послышались лай и скулеж собак. Завыла кошка, задребезжали клетки.

Старый ветеринар не обращал на шум ни малейшего внимания. Собаки и кошки нередко впадали в бешенство без особых причин, и за долгие годы врачебной практики Хагарт привык к истерикам пациентов. Наоборот, можно было лишь удивиться тому, как спокойно вели себя животные в непривычной обстановке, когда их помещали на ночь в соседние клетки.

Мысли доктора всецело занимав черный Лабрадор. К этому времени пентабарбшал уже должен был сделать свое дело.

Тени, отбрасываемые оборудованием, мешали Хагарту, отвлекали внимание, и он включил яркий светильник — флюоресцентную лампу, подвешенную над шкафами, потом зажег маленькую лампочку в подставке микроскопа. Протерев глаза, он заглянул в окуляр, рассматривая кровяной мазок и поворачивая ручку настройки резкости.