Август Дерлет - Таящийся у порога Страница 14

Дюарт все больше думал о своем кузене, Стивене Бейтсе. Бейтс был ученым, авторитетом по ранней истории штата Массачусетс. Более того, он имел доступ к самым закрытым архивам, и мог помочь Дюарту. В то же время Дюарт почувствовал, что следует быть осторожным; надо продвигаться не спеша и вести расследование, по возможности не привлекая других, чтобы не возбудить чье-либо любопытство. Как к нему пришло это убеждение, он не мог понять: как будто бы не было причин для такой скрытности, и все же, как только он начинал думать об этом, он опять упрямо возвращался к мысли, что нужно держать это дело в тайне и иметь всегда наготове какое-нибудь правдоподобное объяснение того, почему он интересуется прошлым. Таким предлогом легко могло стать его увлечение старинной архитектурой.

Он убрал свои газетные находки и пакет с письмами Бишопа и отправился спать, глубоко погруженный в свои мысли, пытаясь разрешить головоломки, ища объяснения обнаруженным фактам, хотя связи между ними не прослеживалось. Возможно, его беспокойный интерес к событиям вековой давности был причиной того, что этой ночью он увидел сон. Таких снов у него никогда не было. Ему снились огромные птицы, которые дрались и рвали свои жертвы, птицы с ужасно деформированными человекоподобными лицами; ему снились чудовища; и он видел себя в необычных ролях; в качестве служителя или жреца. Он носил странную одежду и шагал из дома в лес, вокруг болота жаб и светляков к каменной башне. В башне и в окне кабинета мигали огни, как бы подавая сигналы.

Он вошел в круг друидических камней, в тень башни, и смотрел через отверстие, которое он сделал; затем он возвал к небесам на ужасно искаженной, ломаной латыни. Он трижды повторил заклинание и нарисовал узоры на песке, и вдруг, как стремительный порыв ветра, какое-то существо ужасного, отталкивающего вида, казалось, поплыло через отверстие в башню и, наполнив ее собой, проплыло наружу через дверь, оттолкнув Дюарта в сторону и говоря с ним на безобразно ломаном языке, требуя от него жертвы, после чего Дюарт побежал к кругу камней и направил жуткого гостя в Данвич, в коем направлении тот и отправился – бесформенно-жидкий и ужасный видом, наподобие спрута или осьминога, как воздух проносясь между деревьями и как вода по склону, наделенный могучими и чудесными свойствами, позволявшими ему казаться частично или полностью невидимым, в зависимости от его желания. Ему снилось, что он стоит и прислушивается там, в тени башни, и вскоре поднялся такой сладкий для его слуха звук воплей и криков в ночи. Послушав его, он еще подождал, пока Тварь вернулась, неся в своих щупальцах жертву, и ушла туда, откуда пришла, через башню. Наступила тишина, и он тоже вернулся той же дорогой, какой пришел, и залез в свою постель.

Так Дюарт провел ночь; и, как бы измученный снами, он проспал дольше обычного, что он и обнаружил, когда наконец проснулся. Он встал с кровати, но сразу же упал назад на кровать, поджав ноги, потому что они болели. Поскольку болей в нижних конечностях у него раньше не было, он стал их осматривать и обнаружил, что подошвы стоп имели много кровоподтеков и несколько распухли, а лодыжки были в ссадинах и порезах, как будто он продирался через колючие кусты куманики и шиповника. Он был поражен, но почему-то чувствовал, что это в порядке вещей. Однако, он был удивлен тем, что, когда попытался встать опять, это оказалось значительно менее болезненным теперь, когда он ожидал острой боли, потому что первоначальный шок объяснялся не степенью боли, а скорее, ее неожиданностью.

С некоторым трудом он сумел надеть носки и туфли и убедился, что теперь может ходить, хотя ноги чуть-чуть побаливали. Но как эта случилось? Он сразу решил, что он ходил во сне. Это само по себе было сюрпризом, потому что он раньше не считал себя лунатиком. Более того, он, видимо, ходил из дома в лес, иначе как объяснить все эти синяки и царапины? Он медленно начал вспоминать свой сон; он не мог вспомнить все ясно, но, по крайней мере, он помнил, что был в башне. Он оделся и вышел из дома, надеясь, если возможно, найти следы своей прогулки в лес. Сначала он не нашел ничего. Только когда он подошел к башне, он увидел на песке рядом с кругом разбитых камней отпечаток разутой человеческой ноги, который наверняка принадлежал ему. Он пошел по слабо различимому следу в башню и зажег спичку, чтобы лучше видеть. При слабом свете спички он увидел кое-что еще. Он зажег вторую спичку и посмотрел опять. Его мысли смешались от внезапного наплыва тревоги и противоречивых чувств. Он увидел у основания каменных ступеней, частью на лестнице и на песчаном полу, расплывшееся пятно, красное, горящее пятно, и, еще до того, как он осторожно пощупал его пальцем, он знал, что это была кровь!

Дюарт стоял, не отрывая взгляда от пятна, не чувствуя спички, которая, догорев, обожгла его пальцы. Он хотел зажечь другую, но не мог заставить себя сделать это. Качаясь, он вышел из башни и стоял, прислонившись к стене, в теплых лучах утреннего солнца. Он попытался привести мысли в порядок; ясно, что он слишком много рылся в прошлом, и это болезненно стимулировало его воображение. В конце концов, башня была все время открыта; в ней мог укрыться кролик или какое-то другое животное; на него могла напасть ласка, и башня могла стать ареной смертельной схватки; а может быть, сова влетела через отверстие в крыше и. сцапала крысу или другую тварь подобных размеров, хотя следовало признать, что кровавое пятно было слишком велико, и потом, не было доказательств, как, например, клочки шерсти или перья, которые бы неопровержимо подтверждали такую версию.

Немного подождав, он решительно вернулся в башню и зажег еще одну спичку. Он искал что-нибудь, могущее подтвердить его теорию, но тщетно. Не было никаких свидетельств борьбы, которые можно было бы объяснить как одну из обычных трагедий природы. Не было и никаких доказательств иного рода. Было просто пятно чего-то, что похоже на кровь, в месте, где такого быть не должно.

Дюарт пытался оценить все спокойно, не связывая это сразу с тем отвратительным сном; а эта связь вспыхнула в сознании, как внезапно распустившийся бутон цветка, в то мгновение, когда он убедился, что в башне была кровь. Нельзя было отрицать, что такое пятно могло образоваться, только если кровь пролилась с небольшой высоты, с какого-то пролетавшего объекта.

Дюарту пришлось смириться с этим скрепя сердце, потому что, признав это, ему ничего не оставалось, как признать, что он не может объяснить ни этот факт, ни свой сон; он не мог объяснить растущее число вроде бы мелких, но чрезвычайно странных происшествий, становившихся все более регулярными. Он вышел из башни и зашагал обратно вдоль болота, мимо леса, к дому. Осмотрев простыни, он увидел бурые пятна крови от своих израненных ног. Он чуть ли не жалел о том, что его порезы были недостаточно глубоки, чтобы объяснить ими пятно крови в башне, но, как он ни напрягал свое воображение, это было невозможно.

Он сменил постель и приступил к ежедневной прозаической процедуре варки кофе. Он продолжал раздумывать и впервые признался себе, что все время бросался из одной крайности в другую, в диаметрально противоположных направлениях, как будто у него наступило раздвоение личности. Он подумал, что пора кузену Стивену Бейтсу или кому-нибудь еще приехать к нему, чтобы хотя бы временно избавить его от одиночества. Но едва он пришел к этому выводу, как обнаружил, что душа его возражает против этого с жаром, не свойственным его натуре.

В конце концов он убедил себя вновь заняться проверкой вещей, прибывших из Англии, воздерживаясь от дальнейшего чтения документов или писем, чтобы не возбуждать опять свое воображение и не переживать ночные кошмары; к полудню он вновь обрел, как французы говорят, “радость жизни” до такой степени, что мог следовать обычному распорядку дня. Отложив работу, он включил радио, чтобы послушать музыкальную программу, но в эфире шла передача новостей. Он слушал без интереса. Какой-то представитель Франции изложил свою концепцию действий в отношении Саарской области; какой-то британский государственный деятель выступил с поразительно двусмысленным опровержением.

Слухи о голоде в России и Китае. Всегда одно и то же, подумал он. Болезнь губернатора штата Массачусетс.

“Сообщение, полученное по телефону из Архама”,– произнес диктор. Дюарт напрягся.

“По не проверенным пока данным, в Архаме исчез человек. Один из жителей Данвича сообщил, что ночью пропал Джейсон Осборн, фермер средних лет, проживающий в округе. По слухам, соседи слышали сильный шум, но объяснить его пока не могут. Мистер Осборн не был богат, жил одиноко, поэтому считают, что это не было похищением с целью выкупа”.

В каком-то уголке сознания Амброза Дюарта еще жила надежда, что это простое совпадение. Но он был так встревожен, что буквально сорвался с кушетки, на которой лежал, и лихорадочно выключил приемник. Затем, почти инстинктивно, он сел писать отчаянное письмо Стивену Бейтсу, объясняя, что ему нужно его общество, и умоляя его приехать во что бы то ни стало. Написав, он сразу отправился на почту, чтобы отослать его, но постоянно чувствовал сильное желание придержать его, подумать, пересмотреть свое положение еще раз. Преодолевая себя огромным усилием воли, он поехал в Архам и решительно сдал письмо в почтовое отделение города, двускатные крыши и глухие ставни которого, казалось, смотрели на проезжавшего Дюарта заискивающим, злобно-хитроватым взглядом, как старые товарищи, посвященные в общую жуткую тайну.