"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9 (СИ) - Барчук Павел Страница 14

Игорь принялся жать мне руку, а я стоял молча, как идиот, и пялился на всю эту счастливую студенческую толпу, испытывая сильно желание выругаться матом.

Ни черта не изменилось! Никуда никакая луна не зашла. Это я просто — эгоистичный придурок. Даже не знал, как все у дядьки сложилось с этим походом. Не спросил ни разу.

Вот почему он не был с дятловцами в ту ночь. Его отсюда, из Серова, отправили обратно. Круто! Только теперь вот какая хрень выходит…

Дядя Слава поехал домой, а я поеду навстречу смерти. Охренительный план. Поздравляю тебя, Александр, ты в полной заднице…

Глава 7

О безвыходных ситуациях

Ну, трындец. Приплыли… Чем дальше в лес, тем толще задница вырисовывается…

Я с тоской обвёл взглядом деревянное здание вокзала. А мне ещё Серов дырой казался… Да по сравнению с этим… как его…

Я снова посмотрел на грустное строение, чтоб прочесть название станции, изображённое на фасаде. Ивдель…

Так вот, по сравнению с этим Ивделем, Серов — практически мегаполис. Не удивлюсь, если по ночам по этому городишке медведи шастают, как у себя дома, а по сугробам олени непуганые скачут. Господи, ну и дыра…

Почему-то именно вокал особенно поразил моё воображение. Как только мы вышли из электрички, я в него, в этот вокзал, собственно говоря, уткнулся носом.

Маленький домишко унылого жёлтого цвета. Сильно унылого. Сильно маленький. Но не сильно жёлтый. Скорее — цвет детской неожиданности или чьей-то блевотины, вот так будет точнее. Однако это ещё не вся «красота». Станция, на которую мы прибыли двумя группами, навевала тоску и вызывала мысли грустные, где-то даже депрессивные.

Перрон выглядел так, будто его на заре времён вытоптали мамонты. Повсюду виднелись выбоины непонятного происхождения. Неглубокие, конечно, но можно было бы и залатать. Вот так побежит какой-нибудь особо торопливый пассажир к поезду, сломает ногу к чёртовой матери, или даже обе.

Рельсы, шпалы, вагоны товарняка, стоявшие на соседнем пути, перрон, резко переходящий в улицу из-за отсутствия забора — всё это вызывало огромное желание прыгнуть обратно в электричку и рвануть подальше отсюда. Унылое обшарпанное здание вокзала желание только усиливало.

Как по мне, таким местам наоборот надо добавлять красок. Забубенили бы они тут всё каким-нибудь вырвиглазным розовым… Настроение сразу в плюс ушло бы. И без того местечко это выглядит удручающим, печальным, беспросветным. Так ещё и вокзал похож на задрипанный вытрезвитель. Особенно добили решётки на окнах. Уж не знаю, на кой хрен. От медведей и лосей, что ли, местные защищаются.

— Чего застыл, Замирякин? — Кривонищенко хлопнул меня со всей дури по плечу. — Все наши уже в вокзале греются. Только ты стоишь тут, проход загораживаешь.

Вот же гад, подкрался со спины, я даже не заметил его появления, зависнув в мыслях.

Удар, между прочим, вышел достаточно ощутимый. Не знаю, каким чудом не зарядил ему в ответ. Возможно, начал привыкать к дурацкой манере этих товарищей без предупреждения вторгаться в личное пространство. Извращенцы, честное слово. Нельзя ко мне так подкрадываться. Нельзя! А им, как мёдом намазано, этим студентам. Потом ещё обижаются, что прилетела обраточка.

— Не привык, поди, к таким видам. Это тебе, парень, не в Свердловске по широким улицам гулять, да на папином авто кататься. Тут, братишка, Северный Урал во всей красе.

Я с сомнением покосился на Георгия. Хотел убедиться, не шутит ли он. Потому что, какие к чёртовой матери, красоты? Я всего пять минут в этом месте, а мне уже хочется удавиться с тоски.

Однако лицо Кривонищенко было максимально вдохновлённым. Видимо, пацан говорил это на полном серьёзе. И тут же, словно в подтверждении своих слов, он схватил фотоаппарат, который почти всё время висел у него на груди, и принялся фотографировать окружающее нас убожество… Кстати, про фотоаппарат…

У Георгия обнаружилась новая «манечка». Стоило ему расстаться с гитарой, которую один из парней нашей группы упаковал в чехол, Жорик вытащил из недр своего рюкзака фотик и принялся щёлкать всё подряд. Пока мы ехали в электричке, он задолбал туристов вусмерть, приставал к каждому, предлагая сделать снимки на память.

Меня, кстати, от этой его фразы аж подкидывало на месте. Просто… Я вспомнил в этот момент, что дядька во время своего расследования ссылался на одного из дятловцев, среди вещей которого нашли плёнки и фотоаппарат. Это стало важным подспорьем для следствия.

Поэтому, когда Кривонищенко в очередной раз докапывался до кого-нибудь из товарищей, требуя сфоткаться, я внутри ощущал неприятный холодок, словно каждым щелчком затвора Георгий приближал свой, и не только свой, конец. Эх… Знал бы ты, Жорик, насколько верны твои слова про память…

— Вот досада… Света маловато… — Кривонищенко с сожалением прищёлкнул языком.

— Маловато? — переспросил я и даже покрутил головой по сторонам.

Вдруг мы с товарищем Кривонищенко в разных реальностях находимся. Просто на улице так-то тёмная ночь, и перрон вместе с вокзалом освещали лишь пара тусклых фонарей, да свет, льющийся из окон здания. Хотя, конечно, меня подобный расклад сильно порадовал бы — другая реальность, где нет ни Дятлова, ни его группы.

— Ну, ничего! — Кривонищенко с радостной улыбкой снова хлопнул меня по плечу. Достал уже хлопать, если честно. — Как сядем на автобус, да как рванём в Вижай. А уж там… Снимков сделаю столько, на целую фотовыставку хватит…

Твою мать…Как же сильно бесит меня этот их комсомольский энтузиазм. Во всём ищут позитив. Никогда не любил комсомольцев. Даже в годы своей юности. Вернее, тогда меня как бы никто не спрашивал, люблю, не люблю. Просто среди нас были те, кто понимал: комсомол неизбежен. А ещё были вот такие, как эти парни из группы Дятлова. Вдохновлённые.

Честно говоря, в настоящий момент меня вполне устроит прохладное отношение студентов в мой адрес. Вот в Серове они меня ненавидели и со мной не разговаривали. Но пока мы добирались на электричке, Блинов всю дорогу рассказывал о моих достижениях в спорте, в туризме, в учёбе. Ну, не лично о моих, конечно. Об успехах Замирякина. Что характерно, другую сторону достижений он тоже живописал, но умудрился так это сделать, что похождения сынка партийного чинуши не вызывали у студентов большого негатива. Местами обе группы дружно ржали над моими выкрутасами.

Просто какая-то долбанная рекламная кампания. Причём, когда бесячий Дорошенко попытался раскрасить тёмной краской жизнь Константина Замирякина, представив его хамом, бабником, раздолбаем и любителем выпить, даже та самая девчонка в ужасной шапке, Зина кажется, посмотрела на Юрика с осуждением, а после вообще заявила:

— Знаешь, Юрий, может, у Кости действительно много минусов, но он ведь старается и хочет стать лучше. Правда, Костя?

Она обернулась ко мне и мило улыбнулась. Я прихерел, если честно. Это было крайне неожиданно. Просто всего лишь пару часов назад данная особа на вокзале, рассказывала, какой я гад, а тут вдруг оказалось, что Костя — молодец, встал на путь исправления. Чудеса, да и только.

— А чего это ты за него заступаешься, Зина? — Дорошенко сделал «стойку», будто охотничий пёс.

— Потому что, Юрий, неважно, какие ошибки допускает человек. Главное, чтоб он их осознал. Вот Костя всё осознал. Потому и отправился из Свердловска в Серов, чтоб вернуться в нормальную жизнь советского студента. И с нами пошёл в поход. Поступил как настоящий товарищ, помог нам. А ты знаешь, Юра, горы, они в людях самое потаённое открывают. Да, Костя?

Зина уставилась на меня с надеждой. А ещё мне показалось, что все её слова, сказанные в мой адрес, на самом деле имели совершенно другой смысл. Впрочем, как и обоюдная манера данной парочки демонстративно называть друг друга по имени. Срать хотела девчонка на Замирякина. А вот на Дорошенко — очень даже наоборот. Руку могу дать на отсечение, ей нравится этот бесячий тип. Вот в этом всё дело. Она сейчас меня нахваливает, чтоб Дорошенко занервничал. И он реально, кстати, начал психовать.