Стивен Кинг - Кошачье кладбище Страница 14

— У Элли тоже пройдет. — Норма вздохнула, уселась поудобнее. — Вы, небось, думаете, мы только о смерти и разговариваем. Мы с Джадом еще поскрипим маленько, накаркивать смерть не собираемся…

— Да Бог с вами! — не удержался Луис.

— …Но все же приятно, что мы с Беззубой на «ты». Теперь почему-то не говорят о смерти, то ли стыдятся, то ли боятся. Даже по телевизору похорон не показывают, может, опасаются детям навредить, они ведь впечатлительные. И гробы сейчас на похоронах уже закрыты, ни увидеть покойника в последний раз, ни попрощаться толком. Словно людям хочется поскорее забыть об умершем. Странно. Зато по телевизору чего только не насмотришься, особенно по этому, кабельному. — Джад откашлялся, взглянул на Норму. — То, что раньше стыдились показывать, теперь на всеобщее обозрение выставляют. Занятно, как из поколения в поколение меняются взгляды.

— Вы правы, — кивнул Луис.

— Ну, мы-то с Нормой — осколки старых времен, — едва ли не виновато сказал Джад. — Тогда к смерти спокойнее относились. Помню, после войны эпидемия лихорадки пронеслась, ни малых детей, ни беременных — никого не щадила. Теперь доктора ровно чародеи: махнут волшебной палочкой, и болезни как не бывало. Во времена нашей с Нормой молодости, если у человека рак, почитай, он к смерти приговорен. В двадцатые годы ведь облучением не лечили. Скольких с той поры смерть унесла. — Он помолчал, потом заговорил снова: — Смерть нам другом, а не врагом была. У моего брата Пита в девятьсот двенадцатом аппендицит лопнул и гной растекся внутри — в президентах у нас Тафт, кажется, ходил. А было Питу четырнадцать лет, и лучше него в городе бейсболиста не сыскать. В наши дни, чтоб смерть понять, в колледже не надо было учиться. Смерть всегда рядом. Заглянет в дом, посидит за столом, иной раз даже за задницу ущипнет — помни, мол!

Сейчас Норма не стала корить мужа за грубое слово, лишь молча кивнула.

Луис встал, потянулся.

— Пора домой. Завтра трудный день.

— Да, завертится у вас карусель, что и говорить. — Джад тоже поднялся. Видя, что и Норма пытается приподняться, помог ей. Сморщившись от боли, она встала.

— Сегодня похуже? — спросил Луис.

— Терпимо.

— Ляжете в постель, постарайтесь прогреть больное место.

— Хорошо. Да я так и делаю обычно. Луис… не беспокойтесь об Элли. У нее скоро появится много новых друзей, она забудет о кладбище. Потом, глядишь, отправятся туда ватагой, подновят надписи, расчистят тропу, может, посадят цветы. Иной раз на них находит, добрые чувства берут верх. И тогда, увидите, Элли совсем иначе отнесется к смерти. Мало-помалу они тоже перейдут на «ты».

ЕСЛИ НЕ ВОСПРЕПЯТСТВУЕТ МОЯ ЖЕНА.

— Приходите завтра вечерком, расскажете, как прошел день, — предложил Джад. — Я вас заодно в картишки обыграю.

— Меня так просто не возьмешь. Я вас перехитрю: подпою сначала.

— Док, — с серьезным лицом проговорил Джад, — в тот же день, когда вам удастся перехитрить меня в картах, я отыграюсь в чем-то другом.

И, засмеявшись, Луис повернул к дому, терявшемуся в осенних сумерках.

Рейчел уже спала, Гейдж свернулся клубочком у нее под боком. Даже во сне, казалось, мать защищает ребенка. Ничего, скоро она перестанет сердиться, случались ведь и раньше размолвки, и в отношения вкрадывался холодок, правда, такой серьезной еще не было. Он и грустил, и сердился, и тосковал об утраченном мире, хотел вернуть его, но не знал как, да и ему ли делать первый шаг к примирению? Да и есть ли в этом смысл? Все равно что дуть против ветра. Не забыть всех ссор, скандалов, хотя немногие сравнятся с нынешним, вспыхнувшим из-за вопросов Элли и ее слез. А много ль таких размолвок нужно, чтобы семейная жизнь претерпела существенные изменения? И вот, читаешь в газете о разводе не кого-либо из друзей, а о своем собственном.

Он разделся, завел будильник на шесть утра. Принял душ, вымыл голову, побрился, проглотил таблетку от изжоги (что-то после ледяного чая Нормы начал пошаливать желудок), почистил зубы. А может, изжога стала донимать его потому, что он дома; потому, что в постели Рейчел отгородилась от него сыном. Самое важное — границы, вспомнилась ему фраза из университетского учебника истории.

Вроде все сделано, можно и спать ложиться, но сон не шел. Что-то внутри щемило. Вспомнились два прошедших дня. Он лежал, прислушиваясь к дыханию жены и сына, ровному, почти одновременному. ГЕН. ПАТТОН… ХАННА, ЛУЧШАЯ СОБАКА НА СВЕТЕ… МАРТА, ЛЮБИМАЯ КРОЛЬЧИХА… Элли плачет и гневается: не хочу, чтобы Чер умирал!.. Это мой кот! Пусть Бог заводит себе кота… Рейчел — тоже сердится: ты, как врач, должен знать… Норма Крандал: похоже, люди хотят поскорее забыть… И Джад — голос у него тверд и уверен, голос далекого прошлого… Иногда смерть сидит с вами за столом, иной раз даже за задницу ущипнет.

Голос старика сливался с голосом матери Луиса, она рассказывает сыну, откуда берутся дети, лжет четырехлетнему мальчику… говорит ему правду лишь в двенадцать лет, когда погибла в автомобильной катастрофе его двоюродная сестренка Рути. Один балбес, увидев ключи в кабине грузовика, решил покататься, но, запустив мотор, не сумел остановить и смял в лепешку машину отца Рути вместе с девочкой. На лице у нее остались лишь царапины. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, ЧТОБЫ ОНА УМЕРЛА, все твердил Луис, когда мать сказала ему правду. Он понимал слово «смерть», но тогда не чувствовал смысла. КАК ЭТО — УМЕРЛА? О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ? И потом мелькнула мысль: А КТО ЖЕ ЕЕ ПОХОРОНИТ? Дядя Карл сам был гробовщиком, но чтобы он… Нет, невозможно. Страх нарастал, и он уцепился за эту мысль, как утопающий — за соломинку. Ничего важнее на свете нет! Вроде известного: а кто же бреет брадобрея?

«Наверное, Донни Донахью», — ответила мать.

Глаза у нее красные, то ли заплаканные, то ли просто очень усталые. А может, ей нездоровится. Донни — дядин лучший деловой партнер.

— Ох, Луис… Бедная малышка Рути… Как, наверное, она мучилась… Помолись за нее, Луис, молись вместе со мной, помогай мне.

Они встали на колени прямо на кухонном полу и принялись молиться. И молитва помогла Луису осознать произошедшее: раз мать просит о душе девочки, значит, тело ее больше не живет. Не успел он закрыть глаза, как ему привиделась Рути. Вот она пришла к нему на тринадцатилетие, пустые глазницы, а глаза, как на ниточках, болтаются на щеках, некогда рыжие волосы покрылись серой плесенью… Но видение это вызвало у него не отвращение и страх, а тоску и любовь…