Алекс Флинн - Чудовище Страница 14

— Очень сожалею, мистер Кингсбери, однако я бессилен помочь вашему сыну, — сказал очередной лекарь, последний, к кому повез меня отец.

Мы сидели в его кабинете, далеко от Нью-Йорка. Кажется, где-то в Айове. А может, в Айдахо или Иллинойсе. Честное слово, не помню. Помню только, что мы добирались туда долгих тринадцать часов. Когда останавливались на отдых, я выглядел как женщина с Ближнего Востока: одежда полностью скрывала тело и лицо. Врач, к которому мы ехали, работал в больнице маленького городка, но отец договорился о частной встрече в его загородном доме. Отцу не хотелось, чтобы посторонние меня видели.

Пока отец говорил с врачом, я смотрел в окно. Такой зеленой травы я никогда не видел, и столько кустов с розами всех оттенков тоже. Они были прекрасны. Я вспомнил слова Магды.

— Очень сожалею, — повторил врач.

— Я тоже, — глухо произнес отец.

— Мистер Кингсбери, мы с женой восхищаемся вами, когда смотрим новости, — сказал доктор Эндекотт. — Признаюсь, моя жена в вас чуть-чуть влюблена.

«Боже! Чего этот парень хочет? Автограф? Или намекает отцу на секс втроем?»

— А я мог бы ходить в школу для слепых? — перебил я их разговор.

— Что ты сказал, Кайл? — спросил врач, не закончив своих дифирамбов.

Он единственный из всех лекарей обратился ко мне по имени. А один колдун вуду в Ист-Виллидже назвал меня дьявольским отродьем, что оскорбило не только меня, но и отца. Я хотел немедленно уйти, но отец договорил с колдуном до конца, в очередной раз услышав, что знахарь не может мне помочь. Не скажу, чтобы я винил этих людей за нежелание общаться со мной. Раньше я бы и сам не захотел говорить с собой нынешним. Потому-то идея о школе для слепых казалась мне удачной.

— Я говорю про школу для слепых. Я мог бы учиться в какой-нибудь из них.

План казался мне блестящим. Слепая девчонка не увидит моего уродства, а я, используя свое обаяние, влюблю ее в себя. Потом, приобретя прежний облик, я вернусь в Таттл.

— Но ведь ты не слепой, Кайл, — сказал доктор Эндекотт.

— А зачем об этом знать слепым ребятам? Им можно сказать, что я лишился зрения в результате несчастного случая. Например, на охоте.

Врач покачал головой.

— В общем, мне понятны твои чувства, Кайл.

— Тем более.

— В твоем возрасте у меня было отвратительное лицо. Я перепробовал все средства, какие мог достать. На день или два помогало, потом опять становилось хуже. Уродливая внешность сделала меня нелюдимым. Я считал, что ни одна девушка не захочет общаться со мной. Но в конце концов я вырос и женился.

Он кивнул на фото хорошенькой блондинки.

— «В конце концов», надо понимать, это когда вы окончили медицинский колледж и стали зарабатывать много денег. Понятное дело, женщинам стало безразлично, как вы выглядите, — резко ответил ему отец.

— Пап, не надо…

В душе я был согласен с отцом.

— Как вы можете сравнивать подростковые угри вот с этим? — спросил отец, тыча пальцем в мое покрытое шерстью лицо. — Он зверь. Каково ему было однажды проснуться и увидеть себя животным? Конечно, ваша хваленая медицина…

— Мистер Кинсгбери, перестаньте говорить такие вещи. Кайл не зверь.

— А как вы это назовете? Какие медицинские термины у вас есть?

— Я не знаю, — покачал головой врач. — Но я уверен, что у Кайла поражена лишь его внешняя сторона.

Он коснулся моей руки, на что ни один из врачей не отваживался.

— Понимаю, Кайл. Тебе нелегко. Однако я уверен: твои друзья научатся принимать тебя таким, каким ты стал, и отнесутся к тебе по-доброму.

— На какой планете вы живете? — не выдержал я. — Уж точно не на Земле. Я не знаю ни одного доброго человека, доктор Эндекотт. И не желаю знать. Потому что все так называемые добрые люди на самом деле — неудачники. У меня не какая-то мелочь вроде угрей или прыщей. Я не паралитик в инвалидной коляске. Я — абсолютная аномалия! Жесть, говоря языком моих друзей.

Я отвернулся, чтобы они не видели, как мне тошно.

— Доктор Эндекотт, мы побывали у многих врачей и во многих клиниках, — сказал отец. — И в одном заслуживающем уважении медицинском центре… нам порекомендовали вас. Если вопрос в деньгах, я заплачу любую сумму, лишь бы помочь сыну. Это не лечение по страховому полису.

— Понимаю, мистер Кингсбери. Я бы…

— О риске не беспокойтесь. Я подпишу отказ от претензий в ваш адрес. Мы с Кайлом скорее предпочтем рискнуть, чем… обрекать мальчика на дальнейшую жизнь в таком состоянии. Правда, Кайл?

Я кивнул, хотя понимал: отцу будет легче, если я умру на операционном столе, чем видеть меня таким.

— Простите, мистер Кингсбери, но дело тут совсем не в деньгах и не в риске. Ни один из известных мне способов лечения не поможет вашему сыну. Я думал о пересадке кожи… даже о полной трансплантации лица, однако я сделал ряд проб и…

— И что? — спросил отец.

— Такого я еще не видел. Невзирая на все воздействия, структура кожи не менялась. Как будто ее невозможно изменить.

— Что за ерунда? Изменить можно все.

— Выходит, не все. Я сам такое вижу впервые. А главное — я даже не могу вообразить причину, вызывающую подобные отклонения.

Отец выразительно на меня посмотрел. Я понял: он не хотел, чтобы я рассказал врачу про ведьму. Отец до сих пор в нее не верил. Он по-прежнему думал, что я заболел какой-то очень редкой болезнью и можно найти средства для ее лечения.

— Я бы очень хотел сделать еще ряд тестов. Для научных целей.

— Они вернут моему сыну прежний облик?

— Нет. Но они, возможно, помогут нам больше узнать о его состоянии.

— Мой сын — не подопытный кролик! — огрызнулся отец.

Доктор кивнул.

— Я ни в коем случае не настаиваю. Поверьте, мистер Кинсгбери, я сам удручен своим профессиональным бессилием. Полагаю, Кайлу требуется помощь психолога. Ему нужно убедиться, что жизнь не кончена, и развивать способности, которые у него есть.

Отец сухо улыбнулся.

— Я тоже об этом думал.

— Отлично. — Доктор Эндекотт повернулся ко мне. — Кайл, я искренне сожалею, что не в силах тебе помочь. И все же. Ты утратил прежнюю внешность, но не лишился рассудка. Значит, ты сознательно можешь выбирать, как тебе жить дальше. Скажешь: «Это конец» — и обречешь себя на никчемное прозябание. Но есть немало примеров того, как люди с физическими недостатками удивляли мир своими достижениями. Рэй Чарльз, слепой музыкант, выпустил столько альбомов, что хватило бы на несколько его зрячих коллег. А Стивен Хокинг? Он был чуть постарше тебя, когда редкая болезнь приковала его к инвалидному креслу. Но это не помешало ему стать гениальным физиком.