Евгений Константинов - Предел безнаказанности Страница 14

Он уехал, а Крымов направился к хирургу…

– Что это вы грызли? – удивилась женщина в белом халате с мощными руками. – Алмазные орешки что ли?

Но Крымову было не до шуток. Особенно, когда он узнал, что во время предстоящей операции ему удалят как минимум четыре зуба, и еще столько же необходимо было залечить и обработать для дальнейшего протезирования. Правда, как работнику милиции, состоящему здесь на льготном обслуживании, ему предложили сделать все это под общим наркозом. Крымов, всегда с опаской относившийся к зубным врачам, согласился на наркоз, хотя бы для того, чтобы не видеть, что с ним вытворяют, но главное, чтобы не чувствовать боли. Перед началом операции он позвонил домой жене и, кратко посвятив ее в якобы случившееся с ним несчастье в подъезде, попросил через пару часов приехать за ним в поликлинику на чьей-нибудь машине.

Вскоре игла шприца вошла ему в вену. Сидя в кресле и погружаясь в беспамятство, Игорь Крымов чувствовал запахи зубного кабинета, слышал позвякивание инструментов, видел рядом деловито суетившуюся медсестру, а прямо перед собой – батарею центрального отопления…

Эта, покрашенная в голубоватый цвет, батарея растягивалась, словно гармошка и прямо из нее высовывалась трясущаяся голова щуки с широко раскрытой окровавленной пастью. Щука медленно приближалась к его лицу, и, залитые розовой слизью, белоснежные зубы-иголки заставляли Крымова в ужасе вдавливаться в кресло. Потом пасть с клацаньем захлопывалась, становясь при этом похожей на огромный утиный клюв, и с силой врезалась прямо ему в рот. И Крымов чувствовал, как она разгрызает ему зубы, десны, всю челюсть, всю голову. Он пытался закричать, но не мог, потому что в его рот и дальше – в самое горло проникала толстая, извивающаяся, скользкая, отвратительно пахнущая тиной и гнилью щучища…

Окончательно от действия наркоза Крымов отошел только у себя дома. Жена, помогавшая ему раздеться, сообщила, что никогда еще не слышала, чтобы он так матерился. А ругаться он начал с того момента, как встал с кресла и, нащупал языком, что во рту у него не хватает пяти зубов вместо четырех.

– Коновалы! Всю челюсть повыдергивали! – обрушился он на врачей, делавших операцию, перемежая литературную лексику многоэтажными конструкциями, вычитанными им когда-то в словаре тюремно-лагерно-блатного жаргона. И пока жена под руку выводила его, слегка пошатывающегося, из поликлиники на улицу, доставалось каждому, кто попадался ему на глаза, в том числе и ей самой. Но чаще всего он с какой-то досадой и раздражением выкрикивал непонятное: «Это все ты, сука-щука!» И добавлял: «У, с-щучье племя!» При этом глаза его становились круглыми, а сам он казался обеспокоенной жене совсем чужим человеком.

Следующие два дня Крымов просидел дома. Раны во рту потихоньку затягивались, правда, рот ему приходилось постоянно полоскать. К тому же, есть Игорь Викторович был вынужден с чайной ложечки, причем, исключительно куриный бульон, манную кашу, картошку-пюре и мягкий, без корочки, белый хлеб. Но все это было временными явлениями. А как быть с постоянно лезущими в голову мыслями, Крымов не знал.

Думал он постоянно об одном и том же – о Раевском озере, о населяющих его щуках и о погибших вокруг него людях.

«Аномальная зона», – сказал про Раево Василий Павелко. Правда, сказал он это в ироничном тоне, который в тот момент Крымов и сам готов был поддержать. Но теперь ему было вовсе не до иронии. В маленькой отчужденной от дачных поселков и огородов деревушке что-то было не так. И, как следователь, он был обязан с этим разобраться.

Во вторник с утра Крымову вновь предстояло посетить стоматологическую поликлинику. Вообще-то он с радостью бы от этого отказался – Крымов заранее краснел, представляя, какими глазами будет смотреть на врачей, после всего, что устроил по окончании операции. Жена настаивала, чтобы он взял с собой коробку конфет, отчего ему еще больше становилось не по себе. За всю жизнь Крымов еще ни разу не делал презентов – это казалось ему не совсем удобным, стеснялся человек.

– Даже маленькая коробка конфет, подаренная должностному лицу, была и будет скрытой взяткой, – убеждал он жену. – И хотя я понимаю, что виноват, но работа есть работа: у врачей – своя, у меня – своя. Врачи иногда вынуждены выслушивать оскорбления, зато я в любой момент, как мент, могу получить либо нож в спину, либо пулю в живот.

Они долго спорили, и, в конце концов, жена, заявив, что отблагодарить врачей просто обязана, убежала в ближайшую булочную-кондитерскую. Крымов же вытащил из почтового ящика свежую газету районных новостей и, как всегда, в первую очередь заглянул в раздел криминальной хроники и происшествий. А через минуту он уже набирал номер телефона оперуполномоченного Василия Павелко, чтобы выяснить, при каких же таких неясных обстоятельствах замерз насмерть в деревенском доме нигде не работающий гражданин Ерохин Юрий Сергеевич, и откуда это стало известно.

– Да, не знаю я ничего, Игорь Викторович, – ответил в трубку старший лейтенант с нескрываемым раздражением. – Из этого Раево подобные вызовы, всегда одинаково приходят. Позвонили в контору, сказали, что нашли замерзший труп, вот и все.

– Как все?! – возмутился Крымов. – На место кто выезжал?

– Я, конечно… – Павелко замялся, потом, словно решившись, выпалил без остановки:

– В общем, нечистое это дело! Приехали мы в Раево, зашли в дом Филиппова. Там температура достаточно теплая, рефлектор, как был включен, так и работает. Ну, ты сам должен помнить… А Ерохин этот лежит рядышком заиндевевший. Судмедэксперт констатировал летальный исход от почти моментального чрезмерного охлаждения организма. Словно в морозильник его запихнули. Нашел его все тот же Иван Дурандин в воскресенье утром. Говорит: «Хотел что-нибудь опохмелиться надыбать». Ему, мол, Григорий Филиппов бутылку задолжал. Вот и надыбал еще одного покойничка!

– Постой! – почти закричал в трубку Крымов. – Когда, согласно заключению, смерть наступила?

– Может, сразу спросишь, не я ли был последним, кто видел Ерохина живым? – обозлился Павелко. – Или примчишься в управление и попросишь, чтобы следы в его доме идентифицировали с моими и твоими? Так вот, пока ты в машине околевал, самогон в бутылку переливал самолично гражданин Ерохин, а когда я уходил из этого чертова дома, где было совсем не холодно, наш бомжара прекрасно себя чувствовал!

– Я не про то, Василий, – вздохнул Крымов. – Я про… щуку…

– То есть?

– Мне кажется… Может быть это все фантазии… Но я только сейчас про Ерохина подумал. То есть, представил такую невероятную вещь, что ты, каким-то фантастическим или даже мистическим способом мою неизбежную смерть на него перебросил. Другими словами, если бы не он в ту субботу умер, то это обязательно произошло бы со мной.