Мелисса де ла Круз - Наследие ван Аленов Страница 14

«Воспоминания — каверзная вещь, — подумала Мими, входя в сумеречный мир глома. — Они нестабильны. Они изменяются по прошествии времени, по ходу осознания». Мими видела, как именно они изменяются, и понимала, как воздействует на них ход времени. Какой-нибудь трудяга мог в воспоминаниях видеть свое детство полным лишений и невзгод, омраченным местными хулиганами, которые его обзывали и задирали, но позднее он начинал с большим пониманием относиться к допущенным в прошлом несправедливостям и прощать их. Сшитая дома одежда, которую приходилось носить, превращалась в знак материнской любви, а каждый стежок становился свидетельством ее заботливости, а не клеймом нищеты. Он вспоминал, как отец засиживался допоздна, чтобы помочь ему с домашним заданием, терпение и самоотверженность старика, а не то, каким вспыльчивым он бывал, когда поздно вечером возвращался домой с завода.

Бывало и по-другому. Мими просканировала тысячи воспоминаний отвергнутых женщин, чьи красавцы возлюбленные превращались в уродов и грубиянов, их римские профили чересчур заострялись, а глаза делались маленькими и злобными, в то время как парни с заурядной внешностью, ставшие впоследствии их мужьями, с течением лет делались все привлекательнее, так что если бы кто спросил, было ли это любовью с первого взгляда, женщины радостно ответили бы: «Да!»

Воспоминания походили на движущиеся картинки, значение которых постоянно изменялось. Это были истории, которые люди рассказывали сами себе. Использовать глом — царство памяти и теней, место, куда вампиры могли попадать по собственному желанию, чтобы читать и контролировать чужое сознание, — было все равно что входить в темную комнату, в лабораторию, где фотограф проявляет фотопленку, погружает в мелкие кюветы с химреактивами, сушит на нейлоновой сетке.

Мими вспомнилась такая темная комната в Дачезне и то, как она уединялась там со своими фамильярами. Когда она проскальзывала через вращающуюся дверь, оставляла ярко раскрашенный мир школы позади и входила в маленькое, тесное помещение, там было настолько темно, что на мгновение она словно бы слепла. Но конечно же, вампиры способны видеть в темноте. Интересно, остались ли еще где-нибудь такие фотолаборатории, кроме как в фильмах про поиски серийного убийцы? Теперь у всех цифровые камеры. Фотолаборатории превратились в доисторическую древность. Вместе с письмами, написанными от руки, и правильными первыми свиданиями.

«Фотолаборатория, Форс? Как фотограф, ты меня не поразишь».

«Ничего, я тебя еще поражу!» — Послала в ответ Мими.

«Ха-ха».

«Возвращайся к своему объекту, а то сейчас моего разбудишь».

Кингсли, залезая без предупреждения к ней в голову, нарушал протокол. Четверо венаторов чувствовали друг друга, но им полагалось работать на разных каналах и следить за разными снами. Они вошли в спальню женского общежития, где девушки из дальних провинций снимали койку за гроши.

Мими проникла в сон одной из девушек. Той было примерно столько же, сколько и самой Мими в этом цикле, — семнадцать.

Девушка работала горничной в гостинице. Мими просканировала последние три месяца ее жизни. Понаблюдала, как та стелет постели и выносит мусор, пылесосит ковры и прячет в карман скромные чаевые, оставляемые гостями на тумбочке у кровати. Посмотрела, как она ждет своего парня, курьера, работающего в маленьком кафе. Работа, парень, работа, парень. А это что такое? Управляющий гостиницей зазывает девушку зайти к себе в кабинет и заставляет снять одежду. Интересно. Но было ли это на самом деле? Обучение на венатора означало, что Мими умела отличать вымысел от реальности, ожидаемое от свершившегося.

Действительно ли начальник домогался девушки или она просто этого боялась? В принципе картина походила на кошмар. Мими вложила в сознание девушки картинку-импульс: в деталях представила, как девушка отталкивает начальника и бьет ногой в самое уязвимое место. Вот так. Теперь если что-нибудь случится, девушка будет знать, как ей действовать.

— Доложите результат. Леннокс Первый? — Донесся из темноты голос Кингсли.

— Чисто.

— Второй?

— Чисто.

— Форс?

Мими вздохнула. В мыслях девушки не было ни малейшего следа хранителя.

— Чисто.

Мими моргнула и открыла глаза. Она стояла над девушкой, посапывающей под одеялом. Мими показалось, что на ее губах появилась легкая улыбка.

«Не нужно бояться, — передала ей Мими. — Девушка может сделать все, что хочет».

— Ясно. Уходим.

Кингсли вывел их на ночную улицу, и они двинулись сквозь ночную тьму, по неасфальтированным дорогам и шатким лестницам вдоль неровного ряда ветхих хибар и многоквартирных домов, цепляющихся за горные склоны.

Мими шла за членами команды вверх по склону, перешагивая через валяющиеся повсюду жестяные банки и кучи гниющего мусора. Мими подумалось, что все это не очень-то и отличается от некоторых районов Манхэттена, хотя и занятно посмотреть, как скученно живут здесь люди и как искажены их приоритеты. Она видела дома — да какие там дома, лачуги, — в которых не было воды и туалета, но которые похвалялись плазменным телевизором с экраном в сорок два дюйма и спутниковой антенной. А в кое-как сколоченных гаражах стояли сверкающие немецкие автомобили, в то время как дети хозяев бегали босиком.

Кстати, дети. Она услышала их раньше, чем увидела. Веселая шайка этих сопляков носилась за ними следом всю неделю. Их грязные физиономии были в дегте, на лохмотьях красовались выцветшие эмблемы американских спортивных клубов, а пустые ладошки все время были протянуты к иностранцам. Это напоминало Мими об объявлении социальных служб, транслирующемся по вечерам: «Уже десять часов вечера. Вы точно знаете, где сейчас находятся ваши дети?»

— Сеньора Бонита[5], сеньора Бонита! — Скандировали они, шлепая босыми ногами по грязи.

— Кыш! — Прикрикивала на них Мими, отмахиваясь, словно от докучливых мух. — Сегодня у меня ничего для вас нет! Nada para voce. Deixeme sozinho! Оставьте меня в покое!

От их нытья у нее начинала болеть голова. Она не отвечает за этих людей, за этих детей... Она — венатор на задании, а не какая-то знаменитость во время рекламной поездки для укрепления связей с общественностью. Кроме того, это Бразилия, развивающаяся страна. На земном шаре есть места, где ситуация гораздо хуже. Эти сорванцы даже не знают, до чего им повезло.

— Сеньора, сеньора!

Малышка — херувимчик в грязной майке с пышной шапкой темных кудрей — ухватилась сзади за ее рубашку. Мими, как и остальные венаторы, была в черной куртке и непромокаемых нейлоновых брюках. Надевать грубые ботинки она отказывалась — в них ее ноги казались толстыми — и вместо них снова надела сапоги из шкуры пони, на высоком каблуке.