Нэнси Коллинз - Кровью! Страница 14

– Был когда-то мальчик... – Горло Палмера перехватило от вкуса крови Джимми Эйхорна, но он все равно это сказал. – Мальчик с синими волосами, с которым вы тоже кое-что сделали.

– Синие Павианы? Да, помню. Я так поняла, что мальчик еще жив?

– Если это можно так назвать.

Она пожала плечами:

– Он обладал информацией. А у меня была потребность в... Ладно, скажем, была потребность, и не будем уточнять какая.

– Ему было всего пятнадцать...

– ...Что не помешало ему быть виновным в групповых изнасилованиях, наездах при пьяной езде и убийстве второй степени. Не тратьте на него ваше сочувствие, мистер Палмер. Я уже сказала: то, что я делаю, не только справедливо, но и правильно.

~~

Соня Блу отвела Палмера в комнатку на чердаке. Там, где крыша подходила к стене, стояла узкая кровать.

– Не очень уютно, но я редко принимаю гостей. Вам здесь ничего не грозит. До рассвета еще четыре часа, я буду снаружи охранять дверь. Когда солнце взойдет, ручного огра Пан-глосса можете уже не бояться.

– Огра?

– А за кого вы приняли этого болвана, жрущего нашего дорогого покойника Ренфилда? За фею-крестную? Они здоровенные и тупые, и у них есть по-настоящему мерзкие привычки, как вы могли догадаться, но без хозяина они почти беспомощны. Предоставленные самим себе, они лишь пожирают детей да разоряют деревни. Это им сходило с рук в средние века, но сейчас это привлекает внимание и они почти все пошли на службу к серьезным варграм и вампирам. Таким образом, их наниматели могут избавляться от пустой посуды, не привлекая к себе излишнего внимания. Именно это Ренфилд вам готовил, если вы еще сами не догадались.

– Но зачемон сделал то, что сделал?

Тень сочувствия смягчила черты Сони.

– Нет ничего стыдного в том, что с вами случилось. Пусть Ренфилд не изнасиловал вас физически, но результат был тот же.

– Ну, я... – Палмер не находил слов. И сомневался, что когда-нибудь найдет.

– Вот почему Ренфилд вас мучил – он пытался вас вывихнуть.

– Не понял?

– Чтобы вы были полезны Панглоссу или вообще любому вампиру, надо было убедиться, что вас можно вывихнуть в соответствии с его потребностями. Вывихивание включает полное и окончательное уничтожение «сверх-я» и перестройку "я". Потребности и желания сенситива должны вертеться вокруг его хозяина. Он должен хотеть жить – и умирать – ради хозяина. Иногда такая эмоциональная зависимость достигается наркотиками или сексом. Наклонности ко злу пестуются, а все ростки человеческих чувств, кроме тех, что нужны хозяину, систематически выкорчевываются. Хотя это может занять некоторое время, начальное программирование – дело нескольких минут, если нападающий – искусный мастер психозондирования. Если программирование провести слишком быстро, слишком резко, наступает смерть.

Очевидно, Ренфилду был дан приказ вывихнуть вас, ввести, так сказать, в конюшню Панглосса. Но он возревновал и взбунтовался. Вам повезло, что он хотел вас убить, иначе вы сейчас были бы рабом Панглосса.

– Да, повезло.

~~

Соня сидела на корточках, вполуха прислушиваясь к дыханию спящего Палмера. Вряд ли у огра хватит мозгов их искать, но Соня на горьком опыте убедилась, что милейшего Доктора нельзя недооценивать. Она достала из кармана письмо и разгладила его на досках пола.

"Есть многое, что я должен Вам сказать, и это касается некоего лица, которым Вы, насколько мне известно, интересуетесь.

Морган".

Руки туго сжались в кулаки, из груди вырвалось нервное прерывистое дыхание. Лучшую часть двадцати лет – всей ее не-жизни – Соня провела в поисках вампира, который изнасиловал семнадцатилетнюю девушку, отравил ее кровь и превратил ее в то, что теперь называлось Соней Блу. Теперь Панглосс, вампир, создавший когда-то самого Моргана, соблазняет ее информацией о нем. И делает это уже не впервые. В последний раз это было под улицами Рима, в катакомбах, священных для теневых рас, которые правят человечеством. Она была тогда слишком горда, чтобы согласиться на «деловое предложение» Панглосса. Повезло, что смогла хотя бы уйти.

Что задумал Панглосс на этот раз? Не в его характере добровольно давать информацию. Ему что-то от нее нужно – хотя бы в этом можно не сомневаться.

«Связаться со мной Вы можете через этого человека, Палмера».

Очевидно было, что Панглосс хотел заманить ее поближе с помощью этого человека и обратить его в раба, когда надобность в нем отпадет. Он был достаточно проницателен и понимал, что вывихнутый сенситив или Притворщик, который подойдет к ней на расстояние обнюхивания, уже никогда об этом не расскажет. Так что же ей теперь делать с Палмером? Часть ее личности – та, которую Соня называла «Другая», – знала,что хочет с ним делать, но Соня отказывалась слушать этот совет.

~~

Палмер стонал во сне, неспокойно ерзая на узкой кровати. Тестообразное лицо Ренфилда, широкое и бледное, как луна, заполняло его сны. Глаза мертвеца, плоские и черные, как пуговицы, губы, синие и тонкие. Палмер слышал голос Ренфилда, хотя рот на лице размером с луну был искривлен судорожной усмешкой.

Как я. Как я. Она сделает из тебя такого, как я. Пса. Пса. К ноге, пес, к ноге!

Палмер резко сел. Пот заливал глаза, во рту пересохло, а доли мозга делились пополам, как амебы. Он глядел в круглое оконце у конька крыши, потом встал и распахнул его, вдохнул глубоко воздух, насыщенный рекой Миссисипи. Где-то на реке печально загудела баржа.

– Ви-и-и-ильям?!

Нет, не может быть. Он прижался лбом к подоконнику, пытаясь ощутить реальность облупленной краски, шуршащей по коже. Он не спал и понимал это.

– Вильям? Что же ты не глянешь на меня, малыш? Ты не рад меня видеть, милый?

Палмер закусил губу от знакомого жжения в груди. Шрам задрожал, задергался, будто его прижгли раскаленным крюком. Нет, он не станет на нее смотреть. Она ненастоящая. Это сон. А он не спит.

Палмер открыл глаза, ища опоры в мире за окном.

Новый Орлеан горел.

Город застилали стены пламени, но никто их не видел. Горящие дети бегали по улицам, и детский смех сливался с дымом из красных, как рачий панцирь, ртов. Женщины в фартуках сметали пепел с веранд. Бизнесмены, одетые в тлеющие костюмы от «Брукс Бразерс», останавливались посмотреть на сплавленные комья, застегнутые на запястьях, и убегали, торопясь, прижимая к груди горящие кейсы поджаренными руками. На балконе напротив обнимались любовники, не замечая волдырей, вскакивающих на коже, а кованая решетка беседки таяла и капала, как лакрица на солнце.

Спазм боли ударил в грудь, заставив Палмера вскрикнуть. Никак не получалось ее отогнать. Она все равно пробьется. Застонав, Палмер обернулся к Лоли лицом.