Брайан Ламли - Демогоргон Страница 14

Стараясь больше не думать об этом, он быстро встал, оделся и на цыпочках спустился вниз. Старик спал в своем кресле. Рядом с ним на столе — там где они оставили их накануне — стояли стаканы. Отец с сыном разговаривали до тех пор, пока Костас не задремал от непривычно большого количества выпитого бренди, и тогда Димитриос отправился наверх, улегся в постель и спал до тех пор, пока его не разбудили цикады и ночная тишина. Теперь же ему нужно было кое-что сделать и, пока он этого не сделает, покоя ему не будет. Он непременно должен выяснить, что из себя представляет этот Хумени. Конечно, никакой связи тут быть не должно — конечно же нет! — но следовало все проверить.

И на это у него были более чем веские причины…

Долгие годы — с той кошмарной ночи в Хоразине — Каструни часто размышлял над тем, чему ему довелось стать свидетелем в мертвом обреченном городе. Очень многое из увиденного тогда все эти годы жило в его памяти, навсегда отпечатавшись в ней, однако разум его уже давным-давно перестал верить в реальность тех событий. Пусть это была галлюцинация, кошмар, приступ безумия — что угодно, или все вместе — но на самом деле ничего этого не было. Да и как такое могло быть? И Гуигос, Джордж Гуигос — кем бы он ни был — сейчас все равно мертв. Или нет? Ну конечно же мертв: ведь он и тогда был древним старцем. А сейчас наверняка превратился в кучку давно объеденных могильными червями костей. Наверняка…

Но, несмотря ни на что, оставалась еще проблема содержимого седельных сумок Гуигоса: все эти эзотерические книги, старые пергаменты, части каких-то полузабытых, давно развенчанных или «запретных» писаний. О, да — за долгие годы скитаний Каструни весьма глубоко все это изучил.

Гуигос, несомненно, был дьяволистом и занимался всякой чертовщиной. Но вся его магия, пусть даже и «черная», оставалась лишь магией: облеченными в тогу реальности фокусами. Насколько понимал Каструни, все, что он ЯКОБЫ видел той ночью, было подстроено специально с целью напугать его и заставить отказаться от второй половины обещанной Гуигосом платы. Возможно, и с остальными двумя старик поступил примерно так же. Скорее всего, Ихья Хумнас и Якоб Мхирени были подобным же образом напуганы и тоже не решились потребовать остатка платы. Несомненно, именно в этом и было дело… а в чем же еще?

Порой, будучи не в силах признать невероятную правду или смириться с безвыходностью ситуации, человеческий ум старается найти хоть какие-то объяснения вещам, в которые не может поверить. Каструни тоже не был исключением из общего правила, но, при всем при том, был еще и крайне любознателен. А за долгие годы изгнания он к тому же научился сочетать любознательность с осторожностью.

Причем любознательность лисицы сочеталась в нем с соответствующей опасливостью. И сейчас, сидя за рулем обшарпанной взятой напрокат машины, направляющейся из Ларнаки по прибрежной дороге в направлении Дхекелии, он был лисицей…

Примерно на полпути между городком и гарнизоном за окном машины мелькнуло «Казино Янни» — просторное железобетонное здание на полпути между дорогой и морем, где помещались бар и таверна. Он помнил это место с детства и сейчас, увидев его, улыбнулся. "Тоже мне, казино! "

Единственной игрой, которую он там когда-либо видел, было трио «одноруких бандитов»! На самом деле заведение не имело с казино ничего общего: хозяин сдавал помещение под свадьбы и другие торжественные церемонии, под политические собрания, разные общественные и национальные праздники и тому подобные мероприятия. Основными достоинствами «Янни» был большой открытый зал, служивший заодно и рестораном, да открывавшийся из него вид на море.

Но улыбка тут же сползла с лица Каструни. Ведь именно сюда тот человек — точнее мальчишка — которого он убил, должен был привести свою невесту.

С тех пор минуло двадцать лет и вот он, Димитриос Каструни, снова вернулся на остров, откуда вынужден был когда-то бежать, спасая свою жизнь. Вернулся, чтобы повидаться с отцом, с сестрами, чтобы снова увидеть места, где он рос как будто в каком-то совершенно другом веке. А вернувшись, вдруг лицом к лицу столкнулся со зловещей неожиданностью — с человеком, утверждающим, что они были знакомы в Израиле.

Яркие огни «Казино Янни» исчезли далеко позади. Мимо пронеслись одна или две направляющиеся в Ларнаку машины. А в остальном дорога была практически пуста, что его вполне устраивало. Еще миля и он на месте.

Хумени…

Джордж Хумени.

Этот незнакомец — человек, снявший виллу его отца — с ним ведь трое слуг, не так ли? Тот, другой Джордж, для исполнения необходимой ему работы в свое время тоже нанял троих. А за эти годы… разве у Каструни не возникало подозрений? Разве не казалось ему время от времени, что кто-то, или ЧТО-ТО, следит за ним, следует за ним по пятам, дышит ему в затылок так, что он постоянно был вынужден менять документы, заметать следы и переезжать с места на место?

Конечно, вполне возможно, у него развилась мания преследования — некий психоз страха. Он имел основания предполагать, что у этого психоза — боязни быть выслеженным, пойманным и преданным справедливому суду — есть название.

Это было не просто комплексом преследуемого, а в какой-то мере и чувством вины. Ведь как бы то ни было, он действительно УБИЛ человека, но страшился ли он возмездия за содеянное или здесь примешивалось что-то еще? Во всяком случае, ему казалось, что все крупные нацистские преступники наверное испытывают такой же страх — до того самого дня, когда их НАКОНЕЦ обнаруживают. Подобное же чувство испытывает и он сам. Может, все дело в этом.. ? Или с той ночи в развалинах древнего Хоразина кто-то действительно идет по его следам?

А что если этот кто-то и Джордж Хумени — одно и то же лицо? И что если Хумени к тому же является тем… одним словом, кое-кем?

— Не может быть! — громко выкрикнул Каструни. — Не может быть! — И снова где-то в далеком уголке его сознания тихий внутренний голос с сомнением спросил:

— Или все-таки может?

В одном месте дорога немного удалялась от моря и там, посреди огороженной забором сада где росли гранаты и оливы стояла вилла. От дороги к ней вела грунтовая дорожка, которая примерно через сотню ярдов сменялась посыпанным гравием проездом, ведущим через сад прямо к входным дверям. Вилла была довольно современной — или, во всяком случае, до сих пор довольно модной — архитектуры: она представляла собой довольно невысокое и просторное бунгало, очень чистенькое и привлекательное.

Заметив виллу с дороги, Каструни притормозил и, опустив стекло, принялся вглядываться в темноту. Теперь машина едва ползла. Со стороны моря доносился низкий, едва слышный шорох, как будто какой-то спящий великан, положив голову на мягкую подушку пляжа, тихо посапывал во сне. Слышны были только цикады и шорох волн, больше ничего. А на вилле горел свет.