Сергей Арно - Отец монстров Страница 14

— Интересно, — сказала Марина, глядя на меня восхищенными глазенками. — А я где-то читала, что если прийти ночью на кладбище и на могилу какого-нибудь писателя положить его книгу с ручкой, то утром можно забрать уже с автографом.

— Это верные сведения, — подтвердил я. — Но если говорить о кладбищах, то там лучше всего собирать грибы — они там самые вкусные. Подберезовики и опята, говорят, на «Литераторских мостках» лучше всего растут, а если за белыми, то это лучше на Богословское кладбище — там с белыми и подосиновиками хорошо.

— А как рассказывал мой знакомый, у папуасов Новой Гвинеи существует обычай…

Ее прервал телефонный звонок. Я поднял трубку.

— Идиот, кретин, подонок, раздолбай…

Я прикрыл трубку ладонью — человеку нужно было дать выговориться.

— Все, праздник окончен, — сказал я вполголоса. — Как раз полночь. Начинаются писательские будни.

Марина вопросительно посмотрела на трубку в моей руке.

— Это мой поклонник, — пояснил я, не выпуская трубку из рук. — Он мне всегда в полночь звонит, напоминает, что пора работать идти.

— Дядя Сережа. — Девушка как-то виновато смотрела на меня и вдруг повела плечами, будто поежившись. И так это вышло у нее очаровательно, что мне захотелось обнять ее, прижать к себе. — А отчего вы с первой женой развелись?

— Странный вопрос. Развелся и развелся.

— Ну а все-таки, — не отставала девушка.

— А все-таки? Ну, наверное, пожалуй… Из-за слов.

— Она сказала вам обидные слова?

— Нет, не обидные, просто другие слова… — Девушка смотрела на меня недоуменно. — Ну это было давно…

Я даже уже не помню, из-за каких именно слов… Хотя из-за «чушни»… Точно, вспомнил — из-за «чушни».

— Вам не понравилось это слово? — изумилась девушка.

— Не в этом дело. Попробую объяснить. — Я положил трубку на стол. — Сначала она начала задерживаться на работе. Ну это обычное дело, всякое случается. Поверь моему опыту, если женщина захочет обмануть мужчину, она сделает это без особенного труда, у женщины для этого существует множество способов. Ты еще молодая, но ты тоже постигнешь эти ухищрения. — Марина как-то двусмысленно пожала плечами. — Я, конечно, ни о чем не догадывался до того момента, пока в ее лексиконе не стали появляться новые слова. И тут я понял — у нее кто-то появился. Видишь ли, Мариночка, все люди живут в закрытом мире. Только кажется, что мир вокруг них велик, радио: телевидение, газеты, анекдоты… Вся эта информация проходит сквозь человека, он не запоминает ее — пропускает мимо ушей. Но слова — это тонкая материя. Каждый человек в обиходе употребляет ограниченное количество слов.

— И даже вы? — вскинула брови девушка.

— И даже я. У каждого человека есть ряд любимых слов, которые он употребляет чаще других, и это индивидуальность человеческой речи. Со временем их запас меняется, но новые слова приходят от людей, как правило, с которыми у тебя установилась духовная или физическая близость, или от людей, которые восхищают тебя, в которых ты влюблен… Понимаешь? — Марина молча кивнула, не отрывая от меня глаз. — Ну вот, у моей жены и появилась эта «чушня».

Я поднес трубку к уху и, услышав короткие гудки, отключил ее.

— Так, может быть, у нее на работе появился новый сотрудник?

— Нет, сотрудника не появилось, — сказал я. — Мне были известны все. У нее появился мужчина и его новые слова.

— Неужели из-за одного слова… расторгаются браки?

— Ну почему из-за одного. Их было несколько, но я их уже не помню. Это ведь было так давно. Интересно, я ведь не задумывался об этом никогда, а вот теперь когда ты спросила, сразу и понял.

— А сейчас вы счастливы в браке?

— Да, вполне.

— А вот Вудхауз сказал, что брак не продлевает жизнь любви, а только ее мумифицирует.

— Пелем Вудхауз — хороший писатель, но Свифт мне нравится больше, а он написал, что если на свете так мало счастливых браков, то только потому, что девушки уделяют больше внимания плетению капканов, чем строительству клеток. Понятно? — Я тронул указательным пальцем кончик ее носа. — А вообще истину в высказываниях великих людей найти невозможно — об одном и том же они могут говорить прямо противоположные вещи, они только соревнуются в остроумии.

— А в последних словах тоже остроумничают?

— Последних? Ты имеешь в виду, последних в жизни?

— Ну да.

— Ну здесь, я думаю, более серьезно относятся, хотя как можно серьезно относиться к тому, к чему не имеешь уже отношения. В предсмертном состоянии человек еще не имеет отношения к смерти, но уже не имеет и отношения к жизни. А почему тебя это интересует?

— Никому не скажете? — Марина придвинулась ко мне ближе, и глаза ее сделались загадочными и восторженными. — Я этого никому не говорю, это моя тайна. Только вам скажу.

— Век воли не видать, — заверил я ее.

Марину, как видно, удовлетворила моя клятва. Она бросилась к своему рюкзачку «Смерть попсе!» и достала из него толстую старую тетрадь, сильно потертую и помятую — засаленные уголки ее загибались. Марина положила перед собой тетрадь и, приблизив ко мне лицо, проговорила:

— Я собираю последние слова. — Она сделала паузу, давая мне время для осознания, а потом продолжала: — Вот в этой тетрадке собрано около тысячи последних слов умирающих. Этим занимался еще мой дед. Он прочитал у Льва Толстого, что «слова умирающего особенно значительны», и поставил эпиграфом к этой тетради. Когда-нибудь я соберу книгу и издам ее под названием «Последние слова». Представляете, как здорово!

— Да, интересная идея, — похвалил я. — А где ты их берешь?

— Ну, из книг разных. Но здесь не только последние слова великих, но и самых обычных людей. Они ведь тоже умирают.

— То, что умирают, я знаю. Ну и что говорят?

— Разное, по совести говоря умного мало. — Марина раскрыла тетрадь и стала ее перелистывать, вглядываясь в корявые письмена. — Ну это не очень… Ну вот, например, Бетховен, сказал: «Я снова буду слышать на небе», а последними словами американского актера Бинга Кросби были: «Это была отличная партия в гольф, ребята»… Почему в гольф, черт его знает. А вот кстати, Людовик IV сказал, умирая: «Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно?» Красиво, правда?

— Да, ничего, — сказал я, с интересом заглядывая в тетрадь. — А что еще?

— Но это последние слова великих людей, а здесь есть и простых. Вот, например, что мой дедушка записал за умирающим дядей Остапом: «Смотри, чтобы соседка Зинка табуретку вернула… сволочь такая».

Мы посмеялись.

— А вообще великих изречений мало. Сам мой дед, который эту тетрадь писал, умирая, сказал… — Марина торопливо пролистнула несколько страниц, найдя нужную страницу: — «Ох, ядрена вошь, тяжко! Ни хрена на ум не идет». Вы знаете, я даже хочу эти последние слова деда, начавшего собирать последние слова, сделать эпиграфом к книге. Как вы думаете?