Ярослава Кузнецова - Dementia Страница 14

— Почему ты здесь, Вик? — хрипит Гув. — Ты сбежал?

— Жаль, если это окажешься ты, Гув. — Голос у Вика печален, но рука не дрожит. — Очень жаль. Видишь, ты был не прав. Картины ее не удерживают, сколько их не рисуй. Я не стану больше рисовать клетки для твари. Это бесполезно. Я ее просто убью.

— Как?

— Она в ком-то из вас, парни. Если я убью того, в ком она сейчас, она перепрыгнет в меня. Она моя тварь. Мое безумие. Она вернется ко мне, потому что добилась своего. Слушайте. Тот, кто останется, должен будет прикончить нас — меня и ее.

— Вик, — Гув криво улыбнулся, прижимаясь щекой к ковру. — Иди сюда. Я тебе ее так передам. С рук на руки. Она пойдет к папочке.

— Не подходи к нему! — взвыл Леон.

— Я и не подойду, — успокоил его Вик. — У нас есть приманка. Ну-ка, девочка-цветочек, — Вик толкнул Шейлу коленом. — Кому предложишь свой нектар?

Шейла кое-как поднялась на ноги. Растрепанная, с располосованными ножом руками, с блуждающим взглядом и приклеенной улыбкой, она сама походила на маньяка.

Жуть какая, подумал Леон. Но как она может быть глюком, если Вик к ней обращается? Виктор — не глюк. А уж пистолет у него в руке не глюк точно.

Что-то не хочется проверять.

Шейла постояла, пьяно покачиваясь, похлопала ресницами, поглядела мимо Леона в угол, улыбнулась кому-то невидимому, и сделала неуверенный шаг. В сторону Гува. И еще шаг. И еще.

Присела рядом на корточки, протянула ладошку…

Преступник тотчас схватил девушку за руку и рванул к себе, прикрываясь живым щитом. Шейла даже не вскрикнула.

Дуло револьвера уставилось Шейле в грудь и больше не колебалось.

Гув начал подниматься, одной рукой придерживая брюки, другой вцепившись девушке в волосы.

— Жаль, что это ты, Гув, — сказал Вик.

— Не стреляй! — В длинном прыжке Леон успел пихнуть Вика в бок.

Грохнул выстрел.

Выбивая пистолет, Леон заметил краем глаза, как Гув толкает обмякшее тело девушки прямо на него. Что-то стукнуло Леона в плечо, и на ковер упал цветок. Вернее, комок лепестков, лишенных сердцевины, разорванных в клочья.

Потерянная секунда — Гув рыбкой бросился к отлетевшему пистолету, Леон попытался его опередить, но смог только сцапать за ноги. Дернул назад, брюки гармошкой съехали под пальцами, а растопыренная пятерня Гува ляпнула рукоять револьвера.

Щелкнул взведенный курок.

На Гува вихрем налетел Вик, схватил его за волосы, рванул. Брызнула кровь, но это было всего лишь поцарапанное пулей ухо. Пару секунд Гув Гровнер извивался, растянутый между копом и художником, а черное дуло крестило воздух в полутора ярдах от леонова носа. Леон приподнялся, придавив коленом брыкающиеся ноги. Но ни перехватить руки, ни выбить оружия он не успел. Черная дыра полыхнула рыжим, и что-то очень сильно ударило Леона в грудь.

Настолько сильно, что копа приподняло в воздух и опрокинуло навзничь.

Долю мгновения, пока продолжался полет, Леон наблюдал как рука художника точным размашистым жестом перечеркивает горло Гува Гровнера, выпуская на волю темную струю. Потом все провалилось вниз, и Леон узрел над собой серый потолок, белесые ленты дыма и хлопья пепла, плывущие слева направо.

Где-то я видел похожие ленты, голубые, танцующие в воздухе, подумал Леон. Ну конечно, дракон на чайнике Ди, каждый день на него любуюсь.

Дракон свил и развил кольца, заплясал, засновал среди длинных облаков, сшивая небо и землю блистающим знаком бесконечности. Один глаз у дракона был золотой как жизнь, другой — синий, как смерть.

Дзе-е-ень!

Прозрачная фарфоровая чашечка выпала из рук и грянулась о столешницу, расколовшись, будто переспелый орех, на две половинки. Дымящаяся лужа стремительно разлилась по лаковому столику. Закапала с краю, прямо на колени под бело-голубым чеонгсамом. По тисненому шелку поползло пятно, но графу было не до кипятка из разбитой чашки.

Схватившись за грудь, он сцепил зубы, стараясь не потерять сознания от оглушающей боли. Он не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни даже закрыть глаз, хоть ничего почти не видел. В ушах гремело, руки, зажимающие рану, слабели и отнимались. Где-то за гранью слуха надрывался пронзительным чаячьим криком детский голосок:

Граф, что с вами? Граф Ди! Очнитесь! Не умирайте! Я боюсь!

Вокруг творилась суета, но графа она словно бы не касалась. Будто суетились в другой комнате.

— Граф, ты чего? Копыта отбросить решил? Ты чего, граф?

— Ти-чан, он не дышит!

Не умирай! Пожалуйста! Не смей! Я пожалуюсь Леону!

— Так, малявки, хватит пищать! Крис, помоги мне его уложить. Пон-чан, быстро к нему в комнату, там на столике флакон с лекарством. И воды не забудь!

Ты тоже умрешь? Как мама? Ты тоже умрешь как она?

Я не умираю, Крис, подумал граф. Просто очень больно.

— Проклятье, где Леон? Вот когда он позарез нужен, его где-то носит, зато все остальное время он сидит у нас на голове… Граф, давай, пей свое лекарство. Крис, поддержи ему голову. Ага, вот так. Давай, глотай, граф! Давай же, миленький!

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Только не умирай! Я люблю тебя! Леон тебя любит! Мы все тебя любим, очень, очень, очень…

Я не умираю, Крис. Я бессмертен.

— Он что-то говорит! Он что-то говорит!!!

— Пон-чан, будешь орать — мы ничего не услышим. Граф! Эй! Да очнись же ты, чтоб тебя!..

Ай, не тряси его, Ти-чан!

— Дай-ка воды. Щасс я… Пфффффф!!!!

— Мммм… — застонал граф.

Он ожил! Ожил!

— Хватит, Ти-чан. — Слабая рука поднялась, вслепую нашаривая косматую голову и крутые бараньи рога. — Я и так уже весь мокрый. Достаточно. Спасибо.

Ти-чан шумно выдохнул, все еще не решаясь выпустить узкие плечики драгоценного хозяина.

— Граф, правда, ты чё? — сейчас, когда кризис миновал, голос брутального тетсу-людоеда звучал жалобно. — Позеленел весь и хлопнулся нафиг. Малявки вон перепугались.

— Прошу прошения, друзья. Прошу прощения…

Боль потихоньку уходила, оставляя в груди маленькое жгучее семя, спекшийся железный шлам и окалину. Немного подташнивало. От слабости знобило, еще и тетсу постарался, окатил водой… Но глаза прозрели, и дыхание восстановилось.

Все хорошо. Я не умер. Я не могу умереть от какой-то дурацкой раны в грудь.

Тем более, если эту рану нанесли не мне.

— Не плачь, — граф погладил Криса по мокрой щеке. — Иди, умой мордашку. Мне тоже надо переодеться.

— Ты б лучше полежал, граф, а? А то опять скрутит, отскребай тебя от асфальта…

Мы куда-то идем? Так поздно?

— Мы идем в госпиталь, Крис. К Леону.

В госпиталь? Зачем? С Леоном что-то случилось? С Леоном беда?