Энн Райс - Талтос Страница 15

— Ей нравятся такие коктейли. — Тон Майкла был таким, словно обсуждение достоинств напитков шло уже давно. — Это точно. Я знаю, что она их любит. Беа, правда, заявила, что соки слишком кислые, но я не заметил, чтобы Роуан морщилась. — Он пожал плечами. — Хотя… Я ни в чем не уверен. Мне трудно судить.

— Боюсь, — сказала Мона, — она перестала говорить из-за меня.

Мона смотрела на него и чувствовала, как глаза становятся влажными и постепенно наполняются слезами. Ее это испугало: она не хотела терять самообладание, добиваться внимания или чего-то требовать. Но она была очень несчастна. Чего, черт возьми, она ожидала от Роуан? Откровенно говоря, она едва знала Роуан. Такое впечатление, будто она жаждала материнского внимания от в общем-то чужой женщины — законной наследницы легата, которая уже не в состоянии исполнять свои обязанности.

— Нет, солнышко, ты здесь ни при чем. — Улыбка Майкла была теплой и ободряющей.

— Все потому, что я рассказала ей о нас, — настаивала Мона. — Я не хотела. Но все получилось как-то само собой — в первое же утро. Все это время я боялась тебе признаться. Я была уверена, что она восприняла мои слова спокойно, точнее, даже осталась совершенно равнодушной. Я не хотела… Именно после этого она замолчала и больше не произнесла ни слова. Ведь я права? Скажи! Роуан замолчала после моего появления?

— Милая малышка, да не казни ты себя, — отозвался Майкл, старательно вытирая липкую лужу с кухонного стола.

Он терпеливо утешал Мону, но она чувствовала, как он устал от всего происходящего, и ей стало стыдно.

— Она перестала говорить за день до этого, Мона. Я уже упоминал об этом. Ты просто забыла. Он слегка улыбнулся, словно посмеиваясь над собой. — Тогда я еще не понимал, в чем дело. — Он снова перемешал сок. — Ладно, теперь предстоит решить важный вопрос: с яйцом или без яйца?

— Яйцо?! Да разве можно класть яйцо во фруктовый сок?

— Разумеется, можно. Ты ведь никогда не жила в Северной Калифорнии, не так ли? Такая смесь — первоклассный образец здоровой пищи. А Роуан необходим протеин. Но есть другая проблема, старая, давно известная: в сыром яйце может содержаться сальмонелла. Рушатся семьи, меняется мир, но сырое яйцо по-прежнему представляет опасность. Наверное, в прошлое воскресенье следовало спросить мнение Мэри-Джейн на этот счет.

— Опять Мэри-Джейн! — Мона тряхнула головой. — Проклятое семейство!

— Сам я в этом не разбираюсь, — продолжал Майкл. — Но Беатрис считает, что сырые яйца опасны, а она понимает, о чем говорит. Хотя, когда я учился в старших классах и играл в футбол, каждое утро забрасывал сырые яйца в молочный шейкер. Селия говорит…

— Господь Создатель! — Мона превосходно имитировала голос и интонацию Селии. — Что тетушка Селия знает о сырых яйцах?

Ее уже и так тошнило от бесконечных семейных дискуссий по поводу даже самых незначительных проявлений у Роуан симпатии или антипатии, анализов крови Роуан, цвета мочи Роуан… И если ее втянут в еще более бессмысленные и бесполезные дебаты, то она завопит, чтобы ее немедленно оставили в покое.

Быть может, ей досталось больше других, потому что она стала наследницей? Ведь с того дня, как об этом было объявлено, все только и делали, что наставляли неопытную, не знающую реальной жизни девочку, давали советы и опекали так, словно инвалидом была она. Мона тогда развлекалась тем, что огромными буквами набирала на компьютере насмешливые заголовки:

«ДЕВОЧКА РАСШИБЛА ГОЛОВУ О ГИГАНТСКУЮ КУЧУ ДЕНЕГ», «БЕСПРИЗОРНАЯ МАЛЫШКА УНАСЛЕДОВАЛА МИЛЛИАРДЫ! АДВОКАТЫ В УЖАСЕ!»

Нет, сегодня она не хочет приводить кого-либо в ужас. Впрочем, идея в принципе неплохая.

Внезапно Мона почувствовала себя настолько скверно, что плечи ее затряслись и из глаз неудержимо хлынули слезы, как у горько обиженного ребенка

— Послушай, солнышко, я уже говорил тебе и повторяю еще раз: она замолчала за день до того, — вновь принялся утешать ее Майкл. — Я пересказал тебе ее последние слова. Мы сидели здесь же, у стола. Чуть раньше она сказала, что умирает по чашке новоорлеанского кофе. И я сварил ей целый кофейник. С момента, когда она пришла в себя, прошло примерно двадцать два часа, и все это время она практически не спала. Быть может, это и стало причиной… Я видел, что ей необходим отдых. В общем, она пила кофе. А потом.… Потом она сказала «Майкл, мне хочется выйти на воздух. Нет, ты останься. Я хочу немного побыть одна».

— Ты уверен, что это были ее последние слова?

— Абсолютно. Я хотел позвать всех и сообщить, что с ней все в порядке. Быть может, это я напугал ее? Я, во всяком случае, не исключаю такой возможности. Так или иначе, я все-таки пошел вместе с ней. За время прогулки она не произнесла ни слова и с тех пор ни с кем не разговаривает.

Он взял сырое яйцо, разбил его о край пластикового блендера и, раскрыв скорлупу на две половины, разделил белок и желток.

— Не думаю, что своим откровением ты причинила Роуан боль. Точнее, я абсолютно уверен, что нет. Конечно, было бы лучше, если бы ты не посвящала ее в события той ночи. Если хочешь знать, я сам собирался признаться ей в преступлении: в изнасиловании ее кузины. — Он пожал плечами. — Женщины часто сами провоцируют нас на такие поступки. А потом…— Во взгляде Майкла читался укор. — Мы не осмеливаемся рассказать, а они осмеливаются. Но суть не в этом, а в том, что, скорее всего, она тебя даже не слышала. Думаю… ей это абсолютно безразлично…— Он умолк.

Содержимое стакана пенилось и выглядело малопривлекательно.

— Прости меня, Майкл.

— Солнышко, не надо…

— Нет, я хочу сказать, что со мной все в порядке. Ее дела плохи, но не мои. Ты хочешь, чтобы я отнесла ей это? Но ведь эту гадость невозможно пить, Майкл! Сущая мерзость!

Она поглядела на пену, цвет которой невозможно было определить.

— Надо бы еще перемешать. — Майкл поставил на место крышку блендера и нажал на кнопку. Лезвия с воем завертелись, и жидкость внутри словно вскипела.

Уж лучше бы ей не знать о сыром яйце.

— Я влил туда сок брокколи, — сказал Майкл.

— О Боже! Тогда она и тем более не станет пить. Сок брокколи! Ты что, смерти ее хочешь?

— О, она выпьет. Как всегда. Она выпивает все, что бы я ни поставил перед ней. Сам удивляюсь почему. Хочу сказать тебе вот что. Коль скоро она не слушала твое признание, оно, возможно, не было для нее сюрпризом. Находясь в коме, она, по ее собственным словам, слышала все, что происходило вокруг. В том числе и разговоры, происходившие в мое отсутствие. Конечно, никто не знал о нас с тобой и о нашем преступлении…

— Майкл, ради Христа, если в этом штате изнасилование рассматривается как преступление, найми хорошего адвоката и как следует все уточни. Вполне возможно, родственникам в этом штате разрешается вступать в половые отношения уже лет с десяти, и я не удивлюсь, если для Мэйфейров существует особый закон, понижающий предельно допустимый возраст до восьми лет.

— Не вижу повода для шуток, Мона. — Майкл с явным неодобрением покачал головой. — Просто я думаю, что она слышала наши разговоры возле ее кровати. Речь шла о ведьмах, Мона

Он углубился в свои мысли, глядя в сторону, погруженный в раздумья, ошеломляюще красивый — образец мужественности и чувственности.

— Знаешь, Мона, не имеет значения, кто именно сказал.

Он взглянул на нее. Теперь он был печален, а когда мужчина в его возрасте становится печальным — это серьезно, и Моне вдруг стало не по себе.

— Мона, все то, что произошло с ней…. Это было… возможно, последнее, что произошло…

Мона кивнула. Она вновь попыталась представить себе ужасную картину так же кратко, как он описывал случившееся ранее. Ружье, выстрел, падение тела Ужасная тайна, связанная с молоком.

— Ты ведь никому не проболталась, правда? — строгим шепотом спросил Майкл.

Помоги ей Господь, если бы она сказала, подумалось Моне. Он убил бы ее на месте.

— Нет, и никогда не скажу, — ответила она. Я понимаю, что и когда можно говорить, а что — нет, но…

Он покачал головой.

— Она не позволила мне прикоснуться к телу: настояла на том, что сама отнесет его вниз. А ведь едва держалась на ногах. Мне не забыть об этом до смерти. Как все происходило дальше, я не знаю — могу только представить, да и то смутно. Но вообразить мать, волочащую тело дочери…

— Ты думал именно так? Что это была ее дочь?

Майкл не ответил. Он по-прежнему смотрел в сторону. Постепенно боль и тревога исчезли с его лица, и он, покусав нижнюю губу, едва заметно улыбнулся.

— Не вздумай хоть когда-нибудь заикнуться об этом, — шепнул он. — Никогда. Никогда. Никогда Никто не должен знать. Возможно, однажды она заговорит сама. Не исключено, что именно это событие более, чем что-либо другое, заставило ее молчать.

— Не сомневайся во мне, Майкл. Я уже не ребенок и умею держать язык за зубами.

— Знаю, дорогая, поверь мне, знаю.

Глаза Майкла светились теплотой. Но уже через минуту искорки в них потухли и он с головой ушел в себя, погрузился в невеселые мысли — быть может, о Моне, обо всех и даже о стоявшем перед ним стакане, наполненном липкой жирной смесью. Такое впечатление, что он, оставив все надежды, впал в глубочайшее отчаяние и едва ли кому бы то ни было — даже самой Роуан — удастся достучаться до него.