Бентли Литтл - Идущие Страница 15

Он просто знал.

И он был готов.

В прошлом марте ему стукнуло восемьдесят шесть. Его жена, друзья, даже сын уже давно были в могилах. Он остался последним и давным-давно уже даже не делал вид, что жизнь его как-то интересует. Он ничему не радовался, ничего не ждал. Смерть – единственное, что у него осталось.

Какой она будет? Легкой, во сне? Или мучительной? Или чем-то средним, вроде сердечного приступа или удара?

Он много размышлял на эту тему и пришел к выводу, что приятной смерти не бывает. Где-то лет в пятьдесят он едва не задохнулся, подавившись в ресторане куском стейка, но Эмили успела ударить его по спине и избавить от препятствия в горле. Хотя все произошло на протяжении считанных секунд, ему показалось, что конца этому не будет. Время – понятие субъективное, и уже тогда он понял, что смерть, если ее объективно измерять по часам, может быть «быстрой», но человеку это может показаться вечностью.

И поэтому, хотя он был готов к смерти, ему не нравился сам процесс.

Повернувшись на бок, он отодвинул штору. За окном мичиганский ландшафт был покрыт снегом. На стояке перед домом престарелых несколько машин скорее напоминали индейские иглу, чем транспортные средства.

Он все еще смотрел в окно, когда Джимми, новый санитар, принес завтрак. И не изменил положения до тех пор, когда Джимми через полчаса вернулся за подносом, на котором остались нетронутые тарелки.

– Нет аппетита, мистер Баур? Вы знаете, мне придется сообщить об этом.

Дерек не стал утруждать себя ответом.

Зачем есть, если он собрался умирать?

Он бы с радостью положил конец этому существованию. Нет, обращались с ним здесь неплохо, но он терпеть не мог сам дом престарелых, ненавидел ощущение унижения и холодности, получая заботу и внимание от платных кураторов, а не от семьи.

По крайней мере он еще мог передвигаться – хотя бы с помощью палки. Многие другие обитатели дома, гораздо более молодые, чем он, даже не могли вставать с постели и круглосуточно проводили время в четырех стенах своей комнаты.

Он бы в подобной ситуации давно уже покончил с собой.

Разумеется, большинство из этих людей просто не имеют такой возможности.

Все утро он провел, глядя на снег. Где-то в районе полудня зашел один из врачей – видимо, Джимми исполнил свое обещание сообщить кому следует, – и Дерек, не будучи в настроении выслушивать лекции или вести длительные дискуссии, согласился со всеми словами врача и пообещал съесть ленч. Вскоре опять появился Джимми с довольным видом и полным подносом еды, но Дерек его проигнорировал. Ленч он съел. Пришел санитар, забрал поднос, и в комнате снова воцарилась тишина. После краткой и тягостной прогулки в туалет Дерек переместился в кресло и коротал время за перелистыванием журналов. Он ждал.

Он думал о том, как это произойдет.

У него не было и тени сомнения в том, что он сегодня умрет. Он не был религиозным человеком, но верил, что в мире есть явления, которых он не понимает...

Волчий Каньон

...и не поймет никогда, и полагался на то знание, которое ему было доступно. Он ждал, когда придет смерть.

Но первым пришел сон, и по мере того, как журнал начал выскальзывать из ослабевших пальцев, по мере того, как стало отключаться сознание, Дерек еще думал, суждено ему проснуться или это уже конец.

Он проснулся. Проснулся от очередного сна про Волчий Каньон. Ему приснилось, что он застрял в каком-то доме, он видит, как несется гигантская волна, а ноги пристыли к полу, словно залитые бетоном, и никакие усилия не дают возможности спастись. Начав глотать воду и тонуть, он из последних сил дернулся... и проснулся.

Открыв глаза, он увидел перед собой Джо, ночного санитара.

– Простите, что побеспокоил вас, мистер Баур, но пора ужинать. Желаете сегодня ужинать в кресле?

Дерек кивнул, опасаясь заговорить. Он немало удивился, обнаружив себя живым, и впервые усомнился, так ли уж безошибочно его предчувствие. Может, ему еще не пора умирать. Может, это сознание играет с ним такие шутки?

Поковырявшись в тарелке, он отодвинул поднос в сторону и после очередного похода в туалет взгромоздился на кровать, повернулся лицом к окну и начал смотреть на снег, пока не заснул.

Когда он проснулся, в комнате было темно. Это была какая-то угольная чернота, гораздо темнее, чем ему когда-либо приходилось видеть, и в какой-то момент он даже испугался, что ослеп. В этом сплошном мраке не было оттенков черного. Протянув руку к тумбочке, он нащупал лежащие там часы, нажал кнопку подсветки циферблата и только в этот момент с облегчением констатировал, что не потерял зрение.

Потом он нащупал штору и отдернул ее. Стало понятно, что света нет во всем доме, но почему так темно на улице? Он не увидел ни фонарей, ни окон расположенных через дорогу домов. Ни луны, ни звезд. Было такое ощущение, что все источники света – за исключением его часов – просто исчезли.

Может, где-то короткое замыкание?

Короткое замыкание. Вполне допустимо, но он чувствовал,что это не так. Объяснить это он был не в состоянии. Просто так же, как утром он знал, что сегодня должен умереть, сейчас он знал, что этот мрак возник на его благо.

На самом деле это было взаимосвязано.

Впервые он почувствовал страх. Он понял, что боится умирать. Он не хотел умирать. Не хотел умирать таким образом.

Он нажал кнопку вызова санитара, расположенную у кровати. Выждав, кажется, целую вечность, он еще несколько раз подряд нажал звонок, но никто не появился. Не было слышно даже звука шагов по коридору. В доме царила полная тишина, и отсутствие звуков тоже показалось зловещим признаком. Может, смерть настигла уже всех обитателей дома? Может, все уже убиты, и он остался последним? Может, убийца играет с ним, забавляется таким образом перед тем, как войти и перерезать ему глотку?

Дерек с трудом сел. Среди ночи мышцы всегда были в самом слабом состоянии. Свою палку он обычно клал рядом с кроватью. Неловко согнувшись, он опустил руку, пытаясь нащупать холодный металлический набалдашник. На это ушло несколько секунд, и к тому времени, как он нашел его, он уже был весь мокрый – не столько от усилий, сколько от страха. Что-то было определенно не так, произошел какой-то фундаментальный провал. И в комнате, и во всем здании стояла мертвая тишина, не считая его собственного громкого трудного дыхания, и по-прежнему ни точки света ни в доме, ни на улице.

Он передумал. Теперь он твердо знал, что не хочет умирать. И если нет ни одного хорошего способа расстаться с этой жизнью, то среди них, безусловно, некоторые хуже других. Гораздо, гораздо хуже.

Он по-прежнему не видел ни зги, но в темноте чувствовалось какое-то движение. Нельзя было с уверенностью сказать, что он не один в комнате, тем не менее что-то здесь присутствовало.