Алексей Филиппов - Плач Агриопы Страница 15

Доктор осушил три кружки, пока живописал всё это.

Человек напомнил, что ожидает от него иного рассказа — о том, как излечиться от чёрной смерти. Доктор назидательно поднял указательный палец и проговорил, что противиться божьему гневу — значит, гневить Всевышнего ещё сильней. Но, после пятой кружки, поведал, как какой-то французский лекарь исцелил своего сеньора, всыпав тому в рот порошок из истолчённого на жерновах крупного изумруда. А ещё алхимики-магнетисты пытаются вытягивать ядовитые миазмы с помощью сильнейших магнитов. Всё это было, по убеждению доктора, напрасной суетой.

Человек заказал ещё выпивки, и, наконец, выведал у доктора, как лечить чуму без диковинных вещиц и драгоценных камней. Требовалось закрыть все окна и двери в доме, где жил больной. Законопатить щели, чтобы прервать ток ядовитых миазмов извне. Тяжёлый запах болезни, исходивший от тела и также усиливавший её, надлежало перебивать ароматами трав и духов; насчёт последних доктор высказался в том смысле, что утончённые и дорогие ароматы не годились — больше подходили те, что дешевле, но и ядрёней. Наконец, нужно было поселить в доме побольше пауков, которые обладали способностью поглощать яд, а ещё — каждый день оставлять на всех видных местах свежее коровье молоко, славное тем же.

Человек, на всякий случай, поднёс доктору последнюю кружку, и тот, совсем уж нехотя, шёпотом, поведал, что безбожники арабы, по слухам, прижигают бубоны раскалённой на углях кочергой. Но он, будучи дипломированным доктором медицины, убеждён, что на такое злодейство врача может сподвигнуть только вечный враг рода человеческого, Сатана.

Человек вернулся домой. Его жене стало много хуже, лихорадка жгла её до костей. Впрочем, она ещё оставалась в ясном уме и просила не покидать её. Человек обнял жену, погладил по голове, по редким, седеющим, волосам, и, пообещав вскоре вернуться, отправился на поиски лекарств. Легче всего было достать пауков — любой мальчишка, из тех, что крутились возле ближайшей церкви, мог поработать ловцом. Труднее всего оказалось обзавестись склянками с духами. Даже дешёвые, они сильно опустошили поясную сумку, отобрали почти всю звонкую монету. Человек порадовался, что никогда не был транжирой и теперь может навестить последнего из городских парфюмеров, которого ещё не увезли ни в мертвецкую яму, ни в карантин. Тем же вечером человек, безропотно расставшийся с деньгами и совершивший ценные покупки, вступил в схватку с чумой.

Он был уверен, что его жена — святая. Она многократно доказывала это, и когда рожала ему детей, и когда хоронила их в великий голод, и даже когда сносила проклятия в свой адрес за то и другое. Её поведение во время болезни, пожалуй, свидетельствовало о том же. Она очень редко впадала в исступление, стонала еле слышно, да и то — старалась сдерживать стоны, пока её рассудок окончательно не сожгла лихорадка. Человек не сомневался: его жена ежечасно беседует с Богородицей, — и радовался за неё. А болезнь разгоралась, как пожар в засушливое лето, и совершенно не собиралась покидать несчастное тело. Человек кормил жену — он старался не привлекать к себе внимания, выходя из дома за едой очень рано, с первыми водовозами и торговками. Человек подавал жене ночной горшок, следя, по совету доктора, за цветом мочи. В остальное время — ждал.

Сперва чума покрыла кожу женщины тёмными пятнами — петехами; они очень походили на синяки. Человек, увидев их на утро третьего дня болезни, даже подумал, что жена билась в припадке ночью, пока он спал, и корил себя за то, что не сумел проснуться и успокоить страдалицу. Потом тело болезной начало смердеть, в паху и под мышками высыпали бубоны. Они были тверды, как камни-голыши, и наполнены тёмной гноистой сукровицей. Человек, без брезгливости и страха, ощупал один из них, потому мог судить об их твёрдости не с чужих слов. Он почему-то совсем не страшился чумы, в его голову ни разу не закрадывалась мысль бежать из дома, как это сделали, к примеру, соседи, заперев двух заболевших детей в подвале без пищи и воды. Трупная бригада обнаружила их случайно, осматривая пустые дома в поисках больных, скрывавшихся в таких местах от любопытных глаз.

Человек опасался только одного — причинить жене лишнюю боль. Он вспоминал те дни, когда не мог найти работу и перебивался случайным приработком. Тогда жена безропотно сносила его сквернословие и злобу. Но ему всё равно казалось, что огромные, обведённые синими кругами, глаза жены затаили укор — и он поколачивал её, особенно когда удавалось побывать в пивной и залить нерешительность пойлом. Теперь человек понимал: жена, подставляя бока под его кулаки, спасала его от безысходности. Он пытался вернуть ей хоть часть долга, рассыпая по дому пауков, разливая молоко в выбракованные гончаром и уступленные по дешёвке чаши. Но если чума посещала дом — она почти никогда не уходила без добычи.

Человек, по крайней мере, утешался тем, что жена не испытывает боли — на четвёртое утро болезни она была не в себе, лепетала какой-то улыбчивый бред, часто на долгие часы впадала в полное забытье.

И вот, на шестое утро, человек, осмотрев жену, заметил кровь, тонкой струйкой сочившуюся из её носа. Он засуетился. Выбежал из дома в поисках священника. Человек слыхал, некоторые из них отказываются исповедовать и причащать чумных, другие кладут тело христово в рот умирающим не рукой, а особыми щипцами, тем самым понижая действенность ритуала. Но священник, живший по соседству, был достоин доверия.

Человек доверился ему, когда священник, увидав, как мальчишки собирают пауков, спросил с лёгкой улыбкой, зачем понадобились эти нечистые существа прихожанину его церкви. Узнав истину, обещал, что, если чума окажется сильней пауков, он сделает для «богоугодной женщины», — таковы были его собственные слова, — всё, что положено делать для страдальцев на смертном одре.

Человек не сомневался: так оно и случится, — но, добравшись до дома чернорясника, застал лишь мрачного служку, который сообщил, что священник отошёл к Господу пару дней назад. Человек знал ещё нескольких господних служителей в городе, но побоялся отправляться на их поиски, полагая, что дело может затянуться. К тому же, в округе уже поползли слухи, что жена человека — больна. Потому и его самого, как якшавшегося с больной, могли препроводить в карантин прямо с улицы — достаточно было одного доноса доброхотов.

Человек вернулся домой ни с чем. Сел за стол и принялся размышлять, обхватив голову руками. Если он позволит жене умереть без исповеди и причастия, — вся её добродетельная жизнь, вся святость будут пущены по ветру. Предотвратить угасание её тела и души не смогли лекарства, присоветованные доктором в пивной. Осталось только одно, последнее средство. Но, если применить его, обрадуется Сатана.