Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 1 Страница 15

Припомнив собственные буйные фантазии, Катерина улыбнулась почти без горечи. Кто бы ей сказал тогда, как страшно обретать и терять, обретать и терять, зная: удержать ничего не удастся и вскоре придет неоплатный счет за то, что так и не стало твоим. Словно поманили тебя счастьем и свободой, подарили пробную версию, дали попользоваться, а после запросили жизнь в оплату — и ты, в опьянении, согласилась.

— Хорошенькое настроение для Бельтейна! — хмыкнула Наама, вглядываясь в поскучневшее катино лицо. — Чего тебе-то бояться? Теперь, когда ты все для себя решила?

— Разве?

— Конечно, — дернула носом кошка, уверенная в собственной правоте, как могут быть уверены только кошки. — Кабы не твердое намерение все получить и всем расплатиться, тебя бы не пригласили.

— Меня и не приглашали, — Катерина цеплялась за отговорки. — Может, это совпадение, что мы с Апрель познакомились? А что? Вполне могли бы разминуться.

Наама посмотрела на Катю скептически, развернулась и демонстративно последовала за Апрель.

Тело богини безумия бодро шагало к винному отделу. Магия магией, а создавать на вечеринке колдовскую атмосферу придется добрым старым способом. Катерина безропотно тащилась за этими двумя, чувствуя искушение потихоньку улизнуть. Ну какой, к чертям ирландским, бал-карнавал в потертом пиджаке и стоптанных ботфортах? Кто ее знает, эту Апрель, вдруг она подслеповата или чересчур увлечена собой, чтобы понять: Катя не в том виде, в каком ходят по балам. И если быть до конца откровенной, уже никогда не будет «в том виде». С внешностью вроде катиной надо сидеть дома, а не дефектами по тусовкам светить, народ пугать. Представляя себе неловкое молчание, которое воцарится среди наряженных гостей при ее появлении, Катерина ощутила стыд, тут же обернувшийся злостью на Апрель, Лисси, Таточку — на всю эту шарашку доморощенных сатанистов. Желание сбежать достигло апогея.

Катины способности к увиливанию можно было назвать выдающимися. Подобно многим людям, не умеющим отказывать, Катерина постоянно изощрялась в поисках благовидных предлогов. Сетуя на болезни и занятость, она могла избавиться практически от любой напасти — от визита свекрови, от встречи школьных друзей, от шопинга с подругами, от корпоративной вечеринки… Без сомнения, она бы сбежала и от Таточки с ее пародией на Бельтейн. Стоило сослаться на умирающих от голода Витьку и Анджея, нервно ожидающих обеда, наезда родни, явления сантехника — и Катю отпустили бы восвояси, посмеявшись над мужской беспомощностью перед бытовыми проблемами. Катин опыт увиливания гласил: случайные знакомцы легко проглатывают стандартную отмазку.

Катерина никогда не считала увиливание тяжким грехом. Но в то же время понимала: если обман раскроют, то каждый обманутый сочтет своим долгом надуться и поминать катино «преступление» до скончания веков. А еще наверняка возомнит, будто обманщица перед ним в долгу. И если однажды Катерина откажется ехать на чью-то дачу, копать чью-то картошку или стряпать салатики к шашлычкам, то непременно услышит саркастическое: что, болеешь? как в тот раз, да? Стараясь избегать подобных проблем, Катя неустанно совершенствовалась в обманах и достигла уровня виртуоза, способного успешно соврать собственной матери — причем не по телефону, а, что называется, глаза в глаза.

Словом, рассеянная малознакомая Апрель представляла собой нулевой уровень сложности. Но отчего-то Катерина не убегала, а наоборот, покорно следовала за Апрель, перебиравшей объемистые снаряды бутылок с видом амазонки, проверяющей вооружение.

От хрупкой женщины в карнавальном наряде исходила притягательная сила. Не подавляющая, но зачаровывающая. Извечная и соблазнительная мысль «Что если я…» (вместо многоточия подставьте самое запретное безобразие) не покидала сознание. Что если я покажусь всем такой, какая я есть, во всей неприбранности и неприглядности? Что если я буду одета не в жуткие розочки и долгополые юбки, а в пиратские бриджи, камзол и повязку? Что если я стану ругаться черными словами, в которых грохочет штормовое море и трещат сломанные мачты? Что если я украду бутылку дорогого коньяка, молниеносно сорвав с нее намагниченную метку и сунув добычу в ботфорт?

Последнее Катя проделала уже без всяких «если» — просто присела на корточки, якобы рассматривая товар на нижней полке, рука ее метнулась вглубь, вверх и за отворот сапога. Наама, проследив за происшествием, одобрительно подмигнула, но не Катерине, а ее спутнице: действует безумие, действует!

Поражаясь глубине своего морального падения, Катя и не заметила, как они с Апрель оказались возле дома Таточки, хозяйки Бельтейна. Кстати, как ее полное имя? Татьяна? Наталья? Таисия? Тамара? Или вообще Теодора?

Перед Катериной возвышалась пышная номенклатурная сталинка, до странности похожая на мрачное старинное палаццо, где из века в век травили, душили и резали друг друга представители безнравственного древнего рода. Квартира была под стать зданию, темной и длинной расселенной коммуналкой. Снаружи светило щедрое весеннее солнце, пенилась молодая зелень и лето стояло на пороге. Но в квартиру апрельская роскошь не проникала, многослойный серый тюль, пропитанный зимней пылью, и свет пропускал только зимний, скупой и пасмурный. В этом сером свете, точно души в мрачном Тартаре (а может, рыбы в нечищеном аквариуме), перемещались гости. Да и запах в квартире стоял аквариумный — болотистый, затхлый, запах гиблого места.

На веселую вечеринку обстановка походила так же, как ад на ночной клуб — разве что метафорически.

Катя озиралась по сторонам, испытывая, сколь ни странно, не ужас, а облегчение. Никто не обращал на нее внимания, никто не отворачивался с напряженно-равнодушным видом. Более того, Катерина была не самым странным здешним персонажем. Странными на этом Бельтейне были все.

По тихим гулким коридорам, изъеденным разрухой, разгуливали не ряженые в маскарадных костюмах и не веселящиеся гости. Тихо-тихо, словно боясь звякнуть бокалом или шаркнуть подошвой, из комнаты в комнату фланировали бретеры, увешанные смертоносным железом, монахи с выбритыми тонзурами и сбитыми ногами, крестьяне в заплатанной холстине и опорках, набеленные дамы света и полусвета в платьях, похожих на перевернутые чашки. Катя была готова поклясться, что драгоценные камни, болотными огнями вспыхивающие на шеях, пальцах, волосах — настоящие.

А главное — ни одной Клеопатры, ни одного Наполеона, ни одного Человека-паука! Лишь никому не ведомые статисты исторических эпох, безгласные, безвольные и почти бестелесные. И ожидающие. Интересно, кого они ждут? Или чего?