Они приходят осенью (СИ) - Дмитрий Александрович Видинеев Страница 16

Напарника по-настоящему звали Борисом. Тот не раз говорил, что погоняло «Мамонт» шло со времён криминального прошлого, но Семён в это не верил. Что-то подсказывало, что кликухой он обзавёлся ещё в детстве. Так и представлялся пухлый тупой пацанёнок, которого все дети дразнили словом, явно услышанным в каком-нибудь мультике. И теперь этот повзрослевший пацан ненавидел всех и вся, порой казалось, что и распух-то он лишь благодаря прущей из него злобе. Лучшей кандидатуры для работы в коллекторском агентстве трудно найти — действовал подло, нагло, жестоко. Поначалу Семён рядом с ним чувствовал себя неуютно, но потом приручил эту остервенелую зверушку и даже научился ей манипулировать, раскрыв истинную сущность Мамонта — сущность шестёрки, не туза и даже не валета.

В агентстве они проработали два года. Затем им предложили работку более денежную. Такую, от которой трудно было отказаться. А теперь отказаться от неё и вовсе было невозможно при всём желании.

Пастухи при монстрах. Хозяйка сделала Семёна и Мамонта «видящими», путь назад, к нормальной жизни, отрезан.

— Ну и какого хера ты меня из дома выдернул? — проворчал Семён, усаживаясь на высокий барный стул.

— Какого… хера? — Мамонт уже был изрядно пьян, глаза осоловели, жирные как отъевшиеся черви губы ворочались с трудом. — А такого хера, Сёма, что мы в полной жопе. А всё из-за тебя! — ударил кулаком по стойке, едва не опрокинув стопку с водкой. — Из-за тебя, Сёма! Ты… ты на мою рожу погляди!

Семён брезгливо скользнул взглядом по лицу напарника: раны неумело и не полностью залепленные пластырем.

— Видал? Это, мать твою, та сучка сделала, вцепилась мне в морду как… как не знаю кто. Как зверюга бешеная. Но это всё фигня. Они коровок наших покалечили, шокерами, и теперь коровки минимум неделю будут в себя приходить. Неделю, чтоб их!

— Кто «они»? О чём ты вообще?

— Я о тех мудозвонах в балаклавах, вот о ком!

Бармен отошёл в другой конец стойки всем своим видом показывая, что не подслушивает, а люди за столиками вообще не обращали внимания на крикливого мужика в плаще, пьяный бред в этом заведении был нормой.

— Значит, наказание Самариной пошло не по плану, — Семён напрягся. — Как я понял, она тебе рожу расцарапала, а потом…

— Она сбежала, — лицо Мамонта вдруг стало плаксивым, как у ребёнка, у которого отняли конфету. — Ей… ей помогли сбежать.

— Опять эти типы в балаклавах. С шокерами.

— Угу. Опять.

Недавно пятерых сборщиков какие-то люди в чёрных балаклавах вырубили электрошокерами. Сборщики сами об этом рассказали, когда оклемались. И вот опять. Как бы ни хотелось Семёну это признавать, но факт остаётся фактом — кто-то объявил войну чудовищам.

— И сколько же их было?

— Двадцать, не меньше! — взвизгнул Мамонт. — Целая армия! Было бы меньше, я бы с ними разобрался, а так… еле ноги унёс.

Семён знал, что Мамонт тот ещё любитель преувеличивать. Но это ничего не меняло. Есть проблема и её как-то нужно будет решать.

— А сучку эту я ещё поймаю! — прошипел толстяк. Его щёки затряслись, покрылись пунцовыми пятнами. — Поймаю, вот увидишь! — он даже как будто протрезвел от злости. — И больше не говори мне, Сёма, чтобы я её пожалел. Всё, поезд ушёл! — и опять удар кулаком по стойке. На этот раз стопка всё же опрокинулась. — Чё ты её жалеешь вообще, а? Чё жалеешь? Себя лучше пожалей, потому что Хозяйка нам завтра бошки оторвёт, из-за того, что случилось. А я, Сёма, молчать не стану. Всё, всё ей выложу, так и знай! Расскажу, что ты отказался идти врачиху наказывать, потому что совесть тебя, видите ли, мучает.

— Плевать, — буркнул Семён. — Рассказывай, что хочешь.

Он врал, ему было не плевать. Мамонт хоть его и побаивался, слушался, но Хозяйку он боялся намного больше. Сдаст за милую душу. А Варвара ведь действительно накажет за такой косяк, и кто её знает, может даже грохнет. Она непредсказуема, от неё всего можно ожидать. Страшно? Ещё как, но будь он проклят, если покажет свой страх напарнику, этому ничтожеству.

— Водки! — потребовал Мамонт, насупившись, став похожим на угрюмого бегемота.

Бармен споро наполнил стопку и опять отошёл, словно не желая находиться в пределах нехорошей ауры буйного посетителя. Мамонт залил в себя пойло, засопел, повернулся на стуле, зыркая на всех мелкими злобными глазками. Его взгляд с трудом сфокусировался на неопрятной парочке, потягивающей пиво за столиком у окна, точнее на женщине с одутловатым лицом и синюшной гематомой на подбородке. Палец-сарделька указал в её сторону.

— Эта шмара и то получше твоей врачихи будет! — Мамонт произнёс это громко. — Верно я говорю, а? Эй, лярва, ты ведь лучше врачихи?

Женщина втянула голову в плечи, явно желая стать меньше и незаметней. Её спутник что-то недовольно пробормотал, но обострять ситуацию не пожелал, отвернулся к окну.

— Что, не нравлюсь я вам? — выкрикнул Мамонт, обращаясь уже ко всем посетителям. С его губ сорвалась слюна, повиснув на поросшей белёсой щетиной подбородке. — А вот я себе нравлюсь! Я знаю то, о чём вы, суки, даже не… — он икнул. — Не догадываетесь!

— Успокойтесь, — встрял бармен, показав, что его терпение не безгранично.

— Чё ты сказал? — набычился Мамонт. — Нет, ты чё только что ляпнул, гондон штопаный⁈ — его рука нырнула под полог плаща, травматический пистолет покинул своё место в кобуре.

Впрочем, наломать дров Мамонт не успел, потому что Семён выхватил из его руки пушку, сунул её в карман, потом взял напарника за шкирку и будто нашкодившего щенка вывел, а точнее — выволок из бара, швырнул на заднее сиденье своего Джипа.

— Ах вот так, да? — скалился Мамонт, впрочем, уже беззлобно, потеряв весь запал. Его глаза стали совсем мутными. — Значит вот так ты с… с другом обходишься. А я всё Варваре расскажу. Всё… — он заклевал носом.

Как же Семёну хотелось отвезти его куда-нибудь в лес, да и придушить. Но нет, нельзя. Варвара об этом точно узнает и не простит. Тяжело вздохнув, он повёз напарника к нему домой, решив выкинуть его возле подъезда, а дальше пускай сам до квартиры добирается как может. Настроение было паршивое, хуже некуда. Завтрашний день обещал быть тяжёлым. Оставалось лишь надеяться, что этот день не станет для него последним.

Глава шестая

Нонна выделила Марине комнату на втором этаже, принесла электрообогреватель, чистое постельное бельё и с некоторой гордостью заявила, что дом хоть и старый, но сквозняков в нём нет. А потом развела руками и добавила:

— Добро пожаловать. Обживайся. Захочешь есть, еды в холодильнике достаточно. И