Алексей Шолохов - Подвал Страница 16

– Две бутылки и…

Смелее, Дима!

– Семен Макарович, не составите мне компанию?

– А почему бы и нет?

Они сели в подсобке на почти такую же мебель, как и та, что в зале. Семен принес тарелку с корнишонами и пакет яблочного сока. Дима налил по рюмкам. Руки тряслись. Правая, казалось, не болела, но тряслась сильнее левой. Теперь без бинтов она вроде бы даже стала поменьше.

– Ну, за что выпьем? – спросил Семен.

– Давай за тебя, – предложил Дима, стукнул своей рюмкой о рюмку Семена, к которой тот так и не притронулся, и выпил.

– Видно, дело плохо, – произнес хозяин магазина, взял стопку и пригубил.

Дима закинул в рот огурец размером со стручок гороха. Прожевал и неохотно кивнул:

– Да, не сладко.

– Расскажешь? – участливо спросил Семен.

И Дима понял, что расскажет ему все или почти все.

– Я не знаю, с чего мне начать, – виновато улыбнулся Дмитрий.

– Попробуй сначала, сынок, – ласково, по-отечески, произнес Семен.

Нет, он определенно расскажет ему все.

– Я думаю, началось все в моем детстве, в день, когда я стал взрослым.

Дима пошатнулся, схватился за прилавок – координация была утеряна с последней рюмкой, выпрямился и улыбнулся. Пьяный взгляд поискал красное лицо собутыльника, но так и не нашел. Поэтому Дима, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес:

– Спасибо.

– Не за что, – подал голос хозяин магазина.

Дима не стал упускать такую возможность поймать говорящего в поле зрения. Он едва не выкрикнул: «А, вот ты где!» Снова пошатнулся и ввалился в потные объятия Семена.

– Дима, может, вас проводить? Что-то вы выглядите уставшим.

– Все нормально. Я это… ты… вы… А можно под запись?

– Дима, я же сказал, что вы можете не беспокоиться. Сегодняшняя выпивка за мой счет.

– М-м-м, – Дима растянул в улыбке губы. – Тогда завтра буду платить я.

– Хорошо. Только позвольте вас проводит Никита.

Дима пожал плечами и наконец-то отлепился от Семена.

– Тогда вперед! – Дима махнул рукой и на удивление прямо пошел к двери.

– Никитка, проводи, – сказал Семен Макарович и подал пакет с четырьмя бутылками пива. – Ох, завтра и плохо ему будет!..

Но Диме плохо стало прямо сейчас. Он едва успел добежать до угла магазина, и его вывернуло наизнанку. Несмотря на все заверения знатоков питейного дела, что после рвоты становится лучше, это ни хрена не сработало. Дима с досады ударил в кирпичную стену и взвыл. Он совсем забыл о руке. Боль пульсировала и разливалась до плеча.

– Вам помочь? – к нему подошел Никита.

– Ага, застрели меня, – пробурчал Дима, и тут же его вырвало.

– Чего? – не понял краснощекий. Но ближе подходить не стал, ему самому стало муторно.

Дима выпрямился, прорычал, отер рукавом рот и пошел к мосту. Никита, позвякивая бутылками в пакете, поплелся за ним.

Он сначала не понял, что его разбудило. Звук? Кошмар? Дима лежал с закрытыми глазами, боясь пошевелиться. В детстве, проснувшись от кошмарного сна, он точно так же лежал, прислушиваясь к тишине. Конечно же, он прислушивался не к самой тишине, а к тому, что она скрывала. А то, что скрывается, не может быть настроено на позитив. Дима ни сейчас, ни тогда не мог себе представить хоть кого-нибудь с букетом или подарком в руке. А вот с огромным мясницким ножом или окровавленными клыками и когтями – запросто.

Сердце успокоилось и четко отбивало ритм. Дима открыл глаза и увидел черный силуэт на фоне окна. Потом черная фигура дернулась и побежала к двери. Дима, несмотря на страх, сковавший его члены, вскочил и на негнущихся ногах побежал следом. Он даже выбежал на крыльцо. Осмотрел двор и понял, что, кроме как в сарай, воришке деться было некуда. В том, что к нему забрался вор, Дима был уверен. Местные узнали, что у них поселился столичный писатель, вот и влезли.

Дима потоптался на месте (это становилось чем-то вроде ритуала), зашел в дом, взял железный совок с длинной ручкой и медленно пошел к сараю. Он не боялся воришек, он боялся двери в полу, а точнее, тех, кто за ней прячется.

Он подошел к двери и заглянул в щель. Чувство дежавю не покидало его ни на минуту. Будто герой «Дня сурка», он переживал все не первый раз. И тут только на пороге сарая с гребаной дверью в полу Дима сообразил. Это чертов сон! Сон, снившийся ему каждую ночь с момента приезда сюда. Надо просыпаться.

Дима переложил совок в левую руку и посмотрел на правую. Она еще не отошла от прошлого пробуждения. Он замахнулся. Что-то его останавливало. Что-то было не так в его сне. Резкий крик заставил его подпрыгнуть и выронить совок. Дима не сразу понял, что кричат в его комнате. Он метнулся сначала к дому, потом к сараю. Он заметил, что дверь в полу пропала. Хороший знак. Значит, он все-таки проснулся. От крика. Он был настоящим! Наяву!

Крик раздался вновь, подтверждая свою реальность. Сысоев схватил совок и побежал к своему домику. Дверь его половины была распахнута. Может, он забыл закрыть, а может, воры… Точно, они его выманили, чтобы спокойно вынести вещи. Стоп! А что у тебя выносить-то? Ноутбук, пожирающий твои никчемные тексты? Да и черт бы с ним! Может, не лезть на рожон? Пусть берут, что хотят, и убираются.

– Помогите!

Дима встрепенулся. Какого черта? Это женщина.

Он в три прыжка преодолел расстояние от дорожки до двери комнаты. Он не скрывался, а, наоборот, старался шуметь. Дима наивно рассчитывал, что его появление (шумное появление) напугает гоп-компанию, и они разбегутся. Но только когда он ударил совком о стену у входа, он сообразил, что не настолько грозен, чтобы напугать ночных визитеров. Дима уже пожалел, что колотил совком по стенам. Люди, три силуэта, склонились над кем-то, лежащим на полу. Он ударил в стену еще раз. Скорее рефлекторно, чем осознанно. Ударил и вздрогнул. На его счастье или на беду, его никто не услышал. Три силуэта продолжали измываться на лежащим.

– Эй! – крикнул Дима. Голос прозвучал настолько хрипло, что Сысоев сомневался, услышали ли его.

Следующие движения одного из его «гостей» говорили о недвусмысленном желании. Ублюдок снял штаны и навалился на лежащего, двое других навалились на обездвиженное тело. Кем бы ни был поверженный, его бесцеремонно собирались… трахнуть? Крик, спущенные штаны… Затуманенный разум выдавал только одну четкую картинку. В его доме собирались кого-то изнасиловать. Предательская мысль посетила его голову. Смыться, пока его не заметили. Ведь они сделают свое дело и уйдут. А если нет?

– Эй, а ну слезь с нее! – Дима замахнулся совком и пошел на насильников.

Он проснулся. Быстро, будто и не спал, закрыл на минутку глаза, а теперь открыл их. Дима встал, посмотрел в угол, где… Насильники! Он в предрассветных сумерках видел, что комната пуста. Убежали? Нет! Нет, черт возьми! Это сон. Он вспомнил, что побежал на ублюдков и кто-то его ударил. Совок упал, и он проснулся. Увидел ли он лица нападавших или жертвы, Дима не помнил. На самом деле он вообще ни хрена не помнил, кроме того, что у него в комнате совершалось преступление и ему же дали по «соплям». Черт бы с ним самим, но он ничего не помнил из вчерашнего вечера. Последним более или менее четким воспоминанием было то, что они с Семеном усаживаются в плетеные кресла. Потом все словно в пелене, причем такой густой, что, если бы насильником был он… Нет!