Оксана Алексеева - Я и мой воображаемый недруг Страница 16

— Кто-то мог видеть, как я шла за ним со школы. Вика видела. Когда начнут опрашивать свидетелей…

— Успокойся! — рявкнул он, и это привело меня в чувство.

Сережа повернулся и подошел к телу, легко погрузился в него. Мужик тут же открыл глаза, хотя лицо его представляло собой кровавое месиво. Сел, а потом почти бодро встал на ноги.

— Что ты собираешься делать? — мой желудок снова подскочил к горлу.

Он уже обыскивал карманы — достал паспорт, глянул прописку, потом поднял тот самый кирпич.

— Нам потом с тобой придется вернуться сюда, осмотреться лучше — чтобы крови не осталось. Но это потом. А сейчас я собираюсь сесть в свою машину и направиться к себе домой. Пошумлю там сегодня, чтоб соседи хорошо расслышали. Убьют меня ночью, в моей же квартире — там и замок сломаю, и орудие убийства положу, чтоб меня было удобнее убивать.

— Но судмедэкспертиза…

Он отмахнулся:

— А, придумают что-нибудь. Никто не начнет опрашивать свидетелей на другом конце города.

Сережа обмотал тряпкой голову, поднял ворот куртки, а лицо сверху попытался замазать землей, но это мало помогло. Он прокомментировал сам:

— Попытаюсь как-нибудь до машины добраться, там у него кепка есть. Ладно, решу на месте что-нибудь…

Пусть решает, а мне решать нечем.

— Я домой пойду, — единственное намерение, которое я могла в себе отследить.

Мужчина протянул ко мне руку, но я инстинктивно отшатнулась.

— Нет, Маш. Тебе придется ехать на троллейбусе и тусить где-то возле педа… У меня радиус — километра два, так что тебе придется… Там же где-то наша Танюха живет — напросись в гости.

— Ладно.

Я пошла первой, потому что просто не могла тут больше находиться.

К Танюхе я, естественно, не пошла — мне не то, чтобы в гости напрашиваться, вообще говорить было сложно. Просто сидела на остановке, потом обошла все магазины и снова вернулась на остановку. Поторчала в кафе — я знала, где тот самый дом, поэтому боялась уйти куда-то дальше. Есть мне не хотелось, но я слишком замерзла, поэтому заказала себе кофе, которое тянула пару часов. Туалетное зеркало мне продемонстрировало страшное зрелище, но люди на меня не оборачивались — значит, моя бледность и бешеные глаза не слишком подозрительны. На куртке я не обнаружила ни одной капли крови, но я все равно ее потом выброшу. Стоимость сеанса у психолога уже совсем не казалась завышенной.

Замерзая на троллейбусной остановке, я прокручивала в голове одну и ту же мысль — я убила человека. Плохого человека с плохими намерениями. Его намерения по отношению к девочке были очевидны, раз в кармане он наготове держал тряпку, но все же он этого не сделал. Может ли быть такое, что он так бы и не решился, остановился бы в последний момент? Я не дала ему возможности остановиться. Но если он не был готов, разве кинулся бы на меня? Любой, в ком были бы сомнения, просто послал бы меня ко всем чертям и ушел бы! В моем случае была стопроцентная самозащита — почему же в груди никак не успокаивается?

— Ну что, пойдем? — Сережа наконец-то появился на безлюдной остановке.

До дома пешком было очень далеко, да и сил к часу ночи уже совсем не осталось.

— Такси вызовем.

В машине он рассказывал какие-то детали, но мне было все равно. У мужика этого дома куча медицинских справок и неотоваренных рецептов… У мужика этого… У мужика… У мужика этого весь комп забит детской порнографией. У мужика этого есть дача, наверное, именно туда он и собирался увезти… Или прямо там… Нет, мне все равно.

Дома я сказала Сереже только, что если бы его не было, то я бы в этой ситуации не оказалась. Не очень справедливое обвинение, но мне нужно было кого-то обвинить. Он даже не отрицал, и вообще был какой-то притихший. Я бы все выходные продрыхла, но нарисовалась бабулька с пятого, которую так некстати выписали. Она зашла, чтобы забрать свой ключ, потом сходила проверить, ничего ли не пропало — вот прямо так мне и сказала, а затем снова вернулась, чтобы обсудить последние подъездные новости. Она их сама с собой и обсуждала, но после общения с ней голова просто раскалывалась. Хорошо, хоть завтра нет каких-то важных семинаров, к которым обязательно нужно приготовиться.

— Подъем! — заверещал Сережа, как обычно, за минуту до будильника.

Я кое-как продрала глаза, чтобы увидеть ухмыляющуюся рожу висящего прямо надо мной призрака — он часто так делал. Орала я только в первые два раза. Но сейчас вместо крика просто в него чихнула. Он демонстративно поморщился, но потом опустился рядом.

— Заболела, что ли?

Нос заложен, голова трещит, хочется забиться в уголок и поскулить — точно, заболела. Скорее, от стресса, чем от переохлаждения — слыхала, такое случается. С удивлением увидела, что Сережа мне несет градусник — сводит сосредоточенно брови, боясь уронить.

Я сунула холодное стекло подмышку, а сама поинтересовалась хрипло:

— Ты чего это такой заботливый сегодня?

Он снова улегся рядом, задумался, а потом заговорил как-то быстро, видимо, давно хотел это сказать:

— Виноватым себя чувствую, вот! Ухаживать за тобой буду! Вот! Чтоб вину свою загладить. За то, что я есть…

Я сквозь него протянула руку, чтобы взять платок — сопли так и норовили покинуть свое убежище.

— Да ладно. Я зря это сказала. Ты прав — если бы мы не вмешались, то эта девочка…

— Но ты чуть не погибла, — сказал он совершенно серьезно. — Потому что план был совсем дерьмовый.

— Тут не поспоришь, — я вытащила градусник, на котором уже набежало 37,7. — Сможешь принести мне таблетки?

— Обнаглела, Ваше Величество!

— Зови меня «Бэтмен», щенок. И пошевеливайся!

Глава 7. МатрёшкиГлава

Две кружки! Целых две кружки с водой он не донес до моей постели, а на третьей я уже не выдержала. Переступила нервно через осколки. И так едва хожу — а еще и убирать теперь!

— Не-не, — Сережа шел навстречу, не отрывая взгляда от рук со стаканом. — Дуй назад. Я уже почти…

Я просто выхватила у него тару, сделала глоток, а лишь потом прошипела:

— В туалет я хочу, понял?!

Хотя стоит признать, что он очень старался. Не шумел, не шутил, не беспокоил меня. Даже пытался погладить по голове, когда я засыпала — а я почти постоянно засыпала.

— Ты что делаешь? — поинтересовалась я, ощущая ветряное прикосновение к своему больному челу.

— Чухаю тебя! Жалею!

— Да я же почти не чувствую, как ты меня… как ты там сказал?

Он тут же улыбнулся и нырнул в меня — болезненное сознание позволяло ему это делать без труда, а у меня сил сопротивляться не было. Теперь я гладила себя своей собственной рукой — ахтунг-ахтунг, вызывайте санитаров!