El creador en su laberinto - Андрей Миллер Страница 17

— Пидорааааасы! — верещал мужик, глядя с прямо-таки адской ненавистью с мелких глазёнках.

Вжух — дрын просвистел мимо, я успел нырнуть под него. Удар ногой по рёбрам Кузьмича не впечатлил: такой слой жира хрен пробьёшь, лучше макивары. Он снова замахнулся, я бросился вперёд на опережение, но в челюсть кулаком не попал: только свернул противнику нос. Мы сцепились, и здесь вес Кузьмича явно давал большое преимущество — хотя драться жиртрест не умел совершенно, в отличие от меня. Краем глаза я видел, как Кабан обрабатывает ногами валяющегося на полу веранды Юрца: тот выпустил ружьё и уже не сопротивлялся, только старался закрыться от ударов.

— Отъебитесь, пидорасы!!! — ревел Кузьмич, пытаясь вцепиться мне в горло.

Я занимался кёкушинкай, а потому бороться в клинче не умел совершенно. И такой лютой горы мышц, как у Кабана, не имел — однако в итоге всё-таки удалось извернуться, врезав противнику ребром кроссовка по голени. Кузьмич завизжал, ослабил хватку, и этот момент я не упустил. Колено влетело ему точно в подбородок: хидза гери накоротке всегда была моей «коронкой». Кузьмич выпустил дрын, его руки бессильно упали, будто из них вмиг исчезли кости. Он тяжело рухнул мне под ноги.

Мы с Кабаном заволокли еле упирающихся мужиков в дом, на грязную кухню. Потом мой друг побежал за Славой, пока я держал Кузьмича с Юрцом под прицелом двустволки.

Юрец был весь в крови, его тельняшка спереди полностью покраснела. Были разбиты губы, но больше всего лилось из рассечений на лбу и голове. Он хлюпал сломанным носом и плакал. Я заметил синие, расплывшиеся татуировки: не блатные, явно армейские. Десантура, что ли? Парашют среди рисунков точно фигурировал.

Кузьмич просто валялся плашмя: он лишь наполовину пришёл в себя. А когда это всё-таки в полной мере произошло — присел у стенки и вперился в меня злобным взглядом.

— Уёбы… чо вам от нас надо?

— Что нам надо? Что НАМ надо?! Ебанись! Нахера вы в Славика стреляли?!

— Да пошли вы нахуй!

— Сука, завались. — я ткнул Кузьмича стволами в лицо. — Просто завались. Учти: если со Славиком что-то… тебе пиздец. Вам обоим. Я вас, блядь, прямо тут замочу.

И я совершенно не шутил. Моя готовность нажать на спуск была в тот момент стопроцентной.

Между тем Кабан втащил Славика на кухню, и от сердца немного отлегло: он был жив. И не умирал, судя по способности усидеть на шаткой табуретке. Низ славиной рубашки потемнел от крови: похоже, часть снопа дроби задела живот и бедро.

— Слав, ты как?

— Больно, бля… очень.

— Жить будет. — уверенно заявил Кабан. — Но в больничку надо. Хорошо, что в яйца не попало… Не попало ведь, Славик?

— Вроде нет… не знаю…

Лоб Славы покрылся мелкими капельками пота. Дышал он глубоко и тяжело, глаза округлились, в них явно читался страх — но мне показалось, что ранение действительно не самое серьёзное. По крайней мере, быстро от такого не умирают. Вопрос только в том, как везти Славу в больницу?

Кстати, что там рассказать обо всём этом? И вообще, куда ехать? Арр, захотелось завыть. Ситуация только усложнялась: к трупу в нашей машине, которую невесть как выводить из леса, добавился раненый. С огнестрелом. И мы до сих пор ничего не знали о девчонках.

Да-да, об этом…

— А теперь, пидорасы, у меня к вам пара вопросов. — заявил я, поочерёдно пригрозив ружьём обоим.

Кабан тем временем осматривал Славу, пытался ему помочь, насколько хватало медицинских знаний. Славик стонал и ныл, но в целом держался неплохо. Боюсь, на его месте я бы смотрелся хуже.

— Пошёл нахуй. — Кузьмич сохранял завидное спокойствие.

— Какого рожна вы в нас стреляли?

— Ты ебанулся? Почему МЫ в вас стреляли? Юрец… ты посмотри. Они, сука, ещё издеваются…

У меня как будто стайка муравьёв пробежала по позвоночнику. Похоже, ситуация была связана с приключениями последних дней ещё более хреновым образом, чем предполагалось…

— Успокойтесь. Я хочу поговорить. Нормально, блядь, поговорить. Если ты про то, что случилось на днях, то мы ничего…

— Иди нахуй!

Похоже, от Кузьмича ничего другого было не добиться. Он только глядел на нас, будто партизан на фашистов, и совершенно не был настроен на общение. Я перевёл стволы на Юрца, и вот тут у усатого десантника сдали нервы.

А у меня от его слов внутри что-то упало.

— Мы вашу бабу не убивали!

Славик перестал стонать. Кабан замер. У меня пальцы дрогнули: чудом не выстрелил.

— Что?..

Все замолкли. Я слышал, как из одного угла кухни в другой медленно летит жирная муха. Подул лёгкий ветерок, шевельнувший пожелтевшие тюлевые занавески и драные кухонные полотенца. Солнечный блик сверкнул на початой бутылке водки. Не знаю, почему я обращал такое внимание на всякую чушь: наверное, хотелось куда-то сбежать разумом от услышанного.

— Что?.. — а это уже переспросил Славик.

Слабым голосом, с почти умоляющей интонацией.

Мужики переглянулись. Похоже, до сих пор и они не совсем понимали, что происходит. Лишь сейчас до Юрца с Кузьмичём окончательно дошло: мы действительно не имеем понятия о событиях последних дней.

Юрец бормотал невнятно: с лейтмотивом «вы убили, вы убили», но ничего толкового. Затем всё-таки заговорил Кузьмич.

— Знаете, пидрилы… делайте со мной чо хотите. Я уже говорил вчера: мы вашу бабу не убивали. Вы её, блядь, порешили сами. Хули до посёлка доебались? Хули вам от нас надо? Мы тут, блядь, вообще ни при чём! Мы никого не трогали!!!

— Мы доебались?.. До посёлка? Ты о чём вообще?

— До посёлка, маму твою! Типа не помнишь? Так ты поди, сука: посмотри, что там стало. Это всё вы, уёбки. И бабу вы сами…

— Погоди… — я снова услышал голос Славы. — То есть… мы Алину отравили?

Это звучало как-то тупо. Пусть Алина стала второй в истории жертвой передоза каннабисом, что само по себе сюрр — но она явно умерла последней ночью, которую мы помнили. В этом можно было не сомневаться, ведь девушка лежала на заднем сиденье джипа точно так же, как… что это за бредятина?

Кузьмич закатил глаза.

— Отравили, ебать… вы прикалываетесь?

— Вот щас как приколюсь над тобой... — я снова дал мужику возможность заглянуть в