Стивен Кинг - Полная тьма, ни одной звезды Страница 17

— Да, сэр, с радостью. — Генри взял заводную рукоятку и пошел к капоту «Максвелл».

— Следи за запястьем! — крикнул Джонс. — Она дергается как бык! Затем он повернулся ко мне. Любознательный блеск исчез из его глаз. Как и зеленый цвет. Они выглядели унылыми, серыми и жесткими, как озерная вода в облачный день. Это было лицо человека, который мог идти по железной дороге на волоске от своей жизни и не терять ни минуты на сон, идя по ней.

— Мистер Джеймс, — сказал он. — Я должен спросить вас кое-что. Как мужчина мужчину.

— Ладно, — сказал я. Попытавшись приготовиться к тому, что я был уверен, последует дальше: Есть ли другая корова в том колодце? Та, которую зовут Арлетт? Но я был неправ.

— Я могу пустить ее имя и описание по телеграфным проводам, если хотите. Она не уйдет дальше Омахи, не так ли? Только не со ста восьмидесятою долларами. И женщина, которая потратила большую часть своей жизни, занимаясь хозяйством, понятия не имеет о том, как скрыться. Ей не понравится в маленьких отелях на Ист-Сайде, где они дешевле всего. Я мог бы привести ее обратно. Даже за волосы, если хотите.

— Это щедрое предложение, но…

Унылые серые глаза изучали меня.

— Обдумайте это прежде, чем ответите. Порой с женщинами нужно общаться руками, если понимаете о чем я, и после этого они приходят в себя. Хорошая взбучка делает более покладистыми некоторых баб. Обдумайте это.

— Обдумаю.

Двигатель «Максвелл» ожил. Я протянул руку — ту, которой перерезал ее горло — но шериф Джонс не заметил. Он был занят, поддержанием искры в машине и регулированием дросселя.

Спустя две минуты он был не более чем уменьшающемся облаком пыли на фермерской дороге.

— Он даже не захотел взглянуть, — удивился Генри.

— Нет.

И это оказалось очень кстати.

Мы закапывали усердно и быстро, когда увидели, что он приехал, и сейчас не торчало ничего кроме одной из голеней Элфис. Копыто было приблизительно в метре от края колодца. Мухи облаком кружили над ним. Шериф удивился бы, и это нормально, но еще больше он удивился бы, когда грязь перед тем выступающим копытом начала пульсировать вверх и вниз.

Генри бросил свою лопату и схватил мою руку. День был жарок, но его рука была ледяной.

— Это она! — прошептал он. На его лице, казалось, не было ничего кроме глаз. — Она пытается выбраться!

— Хватит быть чертовым дурнем, — сказал я, но не мог отвести взгляд от того круга поднимающейся грязи. Это выглядело так, словно колодец был живым, и мы видели биение его скрытого сердца.

Затем грязь и галька, расступились в стороны, и появилась крыса. Глаза, черные как бусинки нефти, заморгали на солнце. Она была столь же велика как взрослая кошка. В ее усах был клочок запачканной кровью коричневой мешковины.

— Вот черт! — заорал Генри.

Что-то просвистело в дюймах мимо моего уха, а затем край лопаты Генри расколол голову крысы пополам, пока она была ослеплена.

— Она послала ее, — сказал Генри. Он усмехался. — Крысы теперь ее.

— Ничего подобного. Ты просто расстроен.

Он бросил лопату и пошел к куче камней, которой мы хотели завершить работу, как только колодец будет полностью засыпан. Там он сел и с интересом уставился на меня.

— Ты уверен? Ты точно уверен, что она не преследует нас? Люди говорят, что тот, кто убит, вернется, чтобы преследовать кого бы…

— Люди говорят многие вещи. Молния никогда не ударяет дважды в одно место, разбитое зеркало приносит неудачу семь лет, крик козодоя жалобного в полночь означает, что кто-то в семье умрет. — Я казался рациональным, но продолжал смотреть на мертвую крысу. И тот клочок запачканной кровью мешковины. От ее сетки для волос. Она все еще носила ее там, в темноте, только теперь в нем было отверстие с ее торчащими волосами. Это выглядит как последний крик моды среди мертвых женщин этим летом, подумал я.

— Когда я был ребенком, я действительно верил, что, если наступлю на трещину, я сломаю позвоночник своей матери, — сказал задумчиво Генри. — Вон, видишь?

Он отряхнул сзади штаны от пыли, и встал около меня.

— Я все же достал ее, я достал эту тварь, верно?

— Ты сделал это! — И поскольку мне не нравилась интонация его голоса — нет, нисколько — я похлопал его на спине.

Генри все еще усмехался.

— Если шериф вернется сюда, чтобы посмотреть, раз уж ты пригласил его, и увидит, что крысы вылезают из тоннеля наверх, у него могут появиться еще несколько вопросов, не считаешь?

Что-то в этой идее ужасно рассмешило Генри. Ему потребовалось четыре или пять минут, чтобы успокоится, и он до смерти напугал ворон с забора, который не пускал коров к кукурузе, но, в итоге он успокоился. К тому времени, когда мы покончили с нашей работой, был уже закат, и мы слышали сов, обменивающихся мнениями, когда они начали свою охоту перед восходом луны с чердака сарая. Камни сверху исчезнувшего колодца плотно лежали вместе, и не думаю, что еще какие-то крысы будут корчиться на поверхности. Мы не потрудились заменить сломанную крышку; не было никакой необходимости. Генри снова стал походить на самого себя, и я решил, что мы сможем нормально поспать ночью.

— Что скажешь насчет колбасы, бобов, и кукурузной лепешки? — Спросил я его.

— Можно я запущу генератор и включу «Хейрайд Пати» по радио?

— Да сэр, можете.

Он улыбнулся этому, своей старой добродушной улыбкой.

— Спасибо, пап.

Я приготовил достаточно для четырех работников, и мы все съели.

Спустя два часа, когда я глубоко сидел в своем кресле в гостиной и клевал носом над книгой Сайласа Марнера, Генри вышел из своей комнаты, одетый только в свои летние кальсоны. Он укоризненно посмотрел на меня.

— Мама всегда настаивала, чтобы я молился, ты знал это?

Я удивленно уставился на него.

— До сих пор? Нет. Я не знал.

— Да. Даже после когда она уже не смотрела на меня, если на мне не было штанов, поскольку как она говорила, я стал слишком взрослым, и это будет неправильным. Но теперь я не могу молиться, и никогда не смогу. Если я встану на колени, мне кажется, что Бог сразит меня насмерть.

— Если Он существует, — сказал я.

— Надеюсь, что нет. Это одиноко, но я надеюсь, что нет. Думаю, что все убийцы надеются, что нет. Ибо, если нет никакого Рая, нет никакого Ада.

— Сынок, это я убил ее.

— Нет, мы сделали это вместе.

Это было неверно — он был не более чем ребенок, и я обманул его — но это было верно для него, и я думал, что так будет всегда.

— Но ты не должен беспокоиться обо мне, пап. Я знаю, что ты думаешь, что я сбегу — возможно, с Шеннон. Или почувствую себя достаточно виноватым, чтобы поехать в Хемингфорд и признаться тому шерифу.