Наталья Александрова - Сокровища Ирода Страница 17

Зато видно было выражение алчности на лице гадалки. Одним глазом она смотрела на руку кавалера, другим косилась на большой кожаный кошель, что висел у мужчины на поясе. Кошель был туго набит, и гадалке явно хотелось заполучить из него побольше.

Дмитрий Алексеевич потер руки: ему не терпелось приступить к работе.

Он любил свою работу и считал ее очень важной: возвращать человечеству пострадавшие от времени и скверного обращения бесценные холсты старых мастеров – что может быть важнее, что может быть благороднее этого?

Старыгин был реставратором, что называется, от Бога, ему многое удавалось, о его удивительной интуиции в узких специализированных кругах ходили легенды. Он мог угадать работу настоящего мастера по одному фрагменту картины – просто чувствовал, что под руками у него шедевр.

Через руки Дмитрия Алексеевича прошли работы многих выдающихся живописцев. В основном он специализировался на итальянском Возрождении, но на этот раз ему досталась картина неизвестного немецкого живописца.

Хотя автор этого холста и числился в описи как неизвестный художник, но в тщательно продуманной композиции, в выразительных и ярких жестах изображенных на нем людей чувствовалось настоящее мастерство, и Старыгин понимал, что после реставрации картина займет достойное место в музее.

Первым делом следует снять с картины старый лак, очистить ее от многолетних наслоений грязи и копоти. После этого надо тщательно изучить холст в рентгеновских и ультрафиолетовых лучах, восстановить утраченные фрагменты, внимательно посмотреть, не проявится ли постороннее вмешательство. А потом начнется самое трудное – придется самостоятельно дописать несколько особенно сильно пострадавших частей холста.

Особенно трудно будет работать над правой рукой кавалера, потому что она почти не сохранилась. Придется написать ее заново, максимально приблизив к стилю автора и к его замыслу.

Старыгин поднял картину, поднес к свету и внимательно вгляделся в руку кавалера.

Никаких сомнений: на его пальцах надеты три перстня. Какие странные перстни! Прежде Старыгину не встречалось ничего подобного. Кажется, один из них выполнен в виде гибкого маленького зверька, то ли горностая, то ли ящерки, обернувшейся вокруг пальца, второй – в форме крошечной ветки какого-то кустарника, а третий… просматривалась только часть его, странно переливающаяся, как струя воды.

Совершенно необычные перстни для семнадцатого века! Придется немало потрудиться, чтобы восстановить их внешний вид таким, какой задумал автор…

Старыгин бросил еще один взгляд на картину.

В правом нижнем углу, там, где пестрели юбки гадалки, ему померещилось что-то похожее на буквы. Он вооружился лупой, склонился над холстом, вгляделся… да, пожалуй, это не случайный узор, а три буквы латинского алфавита – B, F и M.

Вот это интересно! Очень интересно! Неизвестный художник немецкой школы может обрести имя. Нужно будет порыться в каталогах живописи того времени, в биографиях живописцев и поискать, кто из художников мог подписаться этими тремя буквами. Если ему удастся установить автора – это будет настоящее открытие! О нем напишут все профессиональные издания!

Ну что ж, главное, не спешить, действовать планомерно и продуманно…

Старыгин вооружился скальпелем и начал понемногу очищать особенно загрязненные участки холста. Потом нужно будет подобрать подходящий растворитель и стирать старый, потрескавшийся лак. Это займет очень много времени, работа реставратора вообще очень трудоемкая и долгая, зато результат часто полностью оправдывает затраченные силы и время.

Окунаешь тампон в растворитель и проводишь по маленькому фрагменту картины. Касания должны быть легкими, как крыло бабочки. Потом следующий тампон – и их может быть сколько угодно, хоть сто, хоть двести. За несколько часов можно очистить от лака всего несколько квадратных сантиметров картины. По интенсивности получается примерно то же самое, что пытаться вымести Дворцовую площадь ершиком для мытья бутылок.

За работой время шло совершенно незаметно, и Дмитрий Алексеевич удивился, когда взглянул на часы: была уже половина третьего, а в три часа он обещал зайти к коллеге в отдел прикладного искусства Древнего Востока.

Старыгин убрал картину в специальный шкаф, тщательно отмыл руки, переоделся и отправился в путь по залам музея.

Через двадцать минут он тихонько постучал в кабинет Валентина Сорокина.

– Заходи! – послышался из-за двери какой-то приглушенный голос.

Старыгин толкнул дверь и вошел.

Кабинет Сорокина ничуть не напоминал его собственный – все свободные места занимали старинные кувшины и вазы, яркие керамические чаши, персидские миниатюры, кривые сабли и богато инкрустированные кинжалы. Сам хозяин кабинета стоял на стремянке и что-то доставал со шкафа.

– Ну, что ты мне хотел показать? – спросил Старыгин, едва переступив порог комнаты.

– Сейчас… секундочку… вот он где… – Сорокин взял со шкафа медный кувшин, позеленевший от времени, и спустился.

Поставив кувшин на стол и смахнув с него пыль, он повернулся к Старыгину:

– Привет, Дима, спасибо, что зашел. Тут мне попался интересный шлем, но я не могу разобраться в его происхождении. Надпись на каком-то незнакомом языке…

– Ну, уж восточные языки ты знаешь явно лучше меня. Это же твоя специальность…

– В том-то и дело, что язык не восточный, хотя шлем найден в захоронении неподалеку от Самарканда. Может, ты разберешься, что за язык…

Сорокин нырнул под стол и извлек оттуда красивый старинный шлем с заостренным навершием и свисающей позади кольчужной сеткой. Шлем был украшен сложным чеканным узором, в котором просматривались стилизованные буквы.

– Вот, видишь эту надпись? Это точно не арабские буквы и не персидские. Точно не согдийское письмо. Кажется, похоже на латиницу, но очень необычное написание, кроме того, совершенно непохоже на основные европейские языки…

– Ну-ка, покажи! – Старыгин осторожно взял в руки шлем и невольно залюбовался его совершенной формой.

– Красивая вещь! А надпись… да, это латиница. А на каком языке… ну да, все ясно: это каталонский!

– Какой? – переспросил Сорокин.

– Каталонский язык, на котором в Средние века говорило население современной Каталонии, части Южной Франции и Балеарских островов – Мальорки, Минорки, Ибицы…

– Надо же! И что здесь написано?

– Обычная надпись для доспехов – «Боже, храни моего владельца от вражеской стрелы и меча». Такие надписи считались очень действенными. Надо сказать, они действительно защищали владельца от опасности в бою, особенно если их делали на доспехах из отличной стали. А оружейники средневековой Каталонии славились качеством доспехов, их изделия покупали во всем мире…