Валерий Ковалёв - Рукопись из Тибета Страница 17

— Ясно, — приподнялся я со стула.

— Сиди, — продолжил генерал, а затем обратился к Петрову, присутствующему при разговоре.

— Оформишь на него в секретариате предписание, а в бухгалтерии проездные документы и суточные[63].

— Слушаюсь, — ответил тот. — Будет сделано.

— Ну, давай, Волобуев, ни пуха, ни пера — протянул мне руку начальник.

Отвечать «к черту» я не стал, поскольку был комсомольцем.

Далее были семейные хлопоты. Чадо снарядили как на Полюс, хотя я и отказывался, Нора всплакнула, а Вилен Петрович сунул мне пачку банкнот. — Пригодятся на расходы.

«Мама» хотела позвонить в столицу Ольге, чтобы та встретила недоросля и доставила по назначению, но я не согласился. Нужно было проявлять самостоятельность. Тогда она дала ее домашний телефон, попросив позвонить подруге и передать той наилучшие пожелания.

— Обязательно, — сказал я, помня, как мы с той ударно изучали «Камасутру» в беседке.

И вот теперь Никита Волобуев (он же Лазарь Донской и автор этих строк) пересекал вновь, Великую Страну Советов с юга на север. В очередной раз удивляясь бескрайности ее просторов и социалистическим свершениям.

В Первопрестольную прибыли на Казанский вокзал строго по расписанию, и, прихватив свой объемистый чемодан, я вышел на кишащую людьми платформу.

Оттуда протолкался к стоянке такси, где, отстоял длинную очередь, к очередной, подкатившей желтой «двадцатьчетверке» с шашечками.

— Куда? — вопросил пожилой таксист, в кожаной фуражке, когда мы загрузили вещи в багажник.

— В Балашиху — ответил я, усаживаясь в салон, и называя более точный адрес.

— Ясно, к «зеленым человечкам», — кивнул он, после чего вертанул ключ счетчика (тот затикал отсчитывая копейки), и машина тронулась с места.

Москва начала семидесятых впечатляла архитектурой соцреализма, отсутствием иномарок, «забугорной» рекламы на зданиях, а также пробок.

— Даже не верится, что так было, — высунув в открытое окно локоть, думал я, рассматривая знакомые проспекты и бульвары.

Суета отсутствовала напрочь, легковушки троллейбусы и грузовики неспешно катили по недавно вымытому асфальту, на тротуарах было чисто и немноголюдно.

Оставив позади Ленинградский проспект, мы выехали на шоссе Энтузиастов, окаймленное пространствами лугов и рощ с виднеющимися там поселками, а потом, не въезжая в Балашиху, углубились в хвойный зеленый массив, окаймленный с левой стороны шоссе бесконечным высоким ограждением.

Затем в нем возник белый домик КПП[64] с глухими двустворчатыми воротами, и таксист свернул на заасфальтированную рядом площадку, — приехали.

Расплатившись и прихватив с собой вещи, я проследовал внутрь охранного помещения, где был встречен скучающим за стеклянной перегородкой прапорщиком.

— Кто? Куда? Зачем? — вопросил страж, подняв голову в защитной фуражке.

— Типа кандидат. Вот, — ответил я и сунул в окошко паспорт с предписанием.

— Т-экс, — взяв их в руки, внимательно просмотрел все прапор, далее сверил фото в паспорте с моим «фейсом»[65], - совпадают.

— Проходи и жди в курилке, — вернул мне документы, после чего нажал кнопку рядом. Щелкнул отпираемый турникет, я миновал короткий коридор и вошел на секретный объект. Такой до боли знакомый.

Все повторялось как в старом кино или хронике советских лет. Всплывших из истории.

Слева, на бетонной площадке курилка с полукружьем лавок, чуть впереди вековые сосны до небес, а под ними строй крепких парней в хаки[66], с погонами сержантов и старшин, долбящих блестящими сапогами по асфальту.

— И раз, и раз, и раз! — доносил легкий, пахнущий скипидаром ветерок, голос шагавшего сбоку.

Когда-то под соснами шел и я, в морском строю, с лычками старшины, в бескозырке и широких клешах. Но было существенное отличие. Три года службы позади, никаких «высоких» пап и сомнения, что поступлю. Как у той свиньи, что в «калашный ряд». Поверил, когда увидел себя в списках принятых.

Потом строй исчез за поворотом, я сглотнул возникший в горле ком и присел на деревянную скамейку. Вынув из кармана пачку «Явы» закурил, и стал ждать, как было приказано.

А еще подумал, что сейчас мое первое «я» долбит отбойным молотком в шахте, давая стране угля в Донбассе. И поступит оно в ВКШ после трех лет службы в подплаве ВМФ, когда «второе» будет на преддипломной практике. Что исключало возможность встречи, а также нежелательные последствия.

Минут через десять, в том месте где шел строй, появилась одинокая фигура, направившаяся в мою сторону.

— Это ты Волобуев? — спросил бравого вида подошедший сержант, с «поплавком» об окончании вуза на груди и пограничной фуражке.

— Ну да, — метнул я бычок в обрез[67], поднимаясь на ноги.

— Будем знакомы, Алексей Цаплин, — представился сержант.

— Никита, — ответил я, и мы пожали друг другу руки.

— Ну что ж, рекрут Никита, — оглядел он меня. — Давай, топай за мною.

Я взял чемодан, и мы двинулись по мощеной гранитом дорожке в сторону бора.

— В армии, конечно, не служил, — констатировал, покосившись на меня сержант.

— Не, — ответил я. — В мае закончил десять классов.

У меня еще два десятка таких «не», — сказал, цокая подковками Цаплин.

Я это знал. Школа, а фактически Академия (чекисты всегда напускали много тумана по привычке), ковала бойцов тайного фронта на трех факультетах. Первый — военной контрразведки, второй — территориальной, а третий — радиоэлектронной.

На первый набирали только отслуживших в армии и на флоте, а вот на остальные два, таких как я сейчас — после школы или начальных курсов институтов. Там в большинстве учились дети элиты, а еще «биномы». То — есть технические дарования. На местном жаргоне.

Вскоре мы пришли в ту часть объекта, где на время экзаменов размещались абитуриенты, и я был определен в группу поступавших на второй факультет. Считавшийся самым престижным. Это объяснялось тем, что помимо прочего, там давали знания трех языков (одного восточного и двух европейских) а еще нередко распределяли за рубеж. Выявлять врагов пролетарского государства «из вне». Без страха, так сказать и упрека.

Сержант Цаплин (он был тоже абитуриент, назначенный старшим) выдал мне из каптерки комплект армейского полевого обмундирования, после чего Волобуев переоблачился и стал как все: похожим на солдата — первогодка.

Далее состоялось знакомство с собратьями по счастью. Они впечатляли.

Среди нас имелся отпрыск секретаря ЦК, несколько чад председателей облисполкомов, а также дипломатов; потомки Героев Соцтруда, сыны нескольких маститых генералов с адмиралами и даже племянник Валентины Терешковой.