Александр Юрин - Сквозь тернии Страница 17

Последний вагон коротенького электропоезда замер в нескольких метрах.

Аверин чертыхнулся и поспешил ретироваться прочь — не хватало ещё в ментовку угодить по собственной глупости. Он забежал за массивную опору автобана и с трудом перевёл дух. Сердце загнанно трепыхалось под левой лопаткой, изредка сбиваясь с заявленного ритма. Воздуха не хватало, а о том, что творилось внутри черепной коробки, не хотелось даже думать. Вообще, любая мыслительная деятельность несла с собой адские мучения.

Аверин сплюнул в гравий под ногами — последний раз его пребывания в исправительном учреждении, не принёс ничего радужного: отвезли на вокзал «Москва-Казанская» и заставили собирать с платформы окурки. В тот день он ощутил себя самым низменным существом во всей Вселенной. Даже грязные госторбайтеры, и те, вежливо просили убраться с их пути, по добру. К концу дня у Аверина сложилось впечатление, что за какие-то девять часов к нему обратилась добрая половина населения Узбекистана, неимоверно быстро приспособившееся к жизни в новых условиях.

«Так, кажется, случается в природе с дикими животными: одни — более адаптивные и физически выносливые, — то и дело меняют ареал обитания, стремясь укрепиться на более обширных территориях. При этом они, не чураясь, вытесняют с этих самих земель коренное «население», которое вынужденно спасаться бегством, дабы сохранить собственную жизнь. Больше не пощиплешь травки, не попьешь из водоёма, не вздремнёшь просто так в тени — всюду смерть! Путь агнца превращается в ад».

«По сути, жизнь современного мегаполиса сходна с жизнью животных. Люди погрязли в суете. Ведь их учителя воспели лож, идеалы ошибочны, а цели призрачны. Куда двигать во всём этом скоплении? У кого просить помощи, на что надеяться? Ответ прост: нужно бежать, пока не началось самое страшное! Бежать как можно дальше. Прочь от бетонных джунглей, в недрах которых и впрямь завелось вселенское зло. Пока оно лишь ищет выхода, но вот когда этот выход всё же найдётся, больно будет всем, кто так ничего для себя и не уяснит. Общественный метрополитен вовсе не даст приюта, как то повелось в среде современных писателей-фантастов, взращённых в социальных сетях. Наоборот. В один прекрасный день нечисть полезет именно из-под земли, изо всех щелей, на вроде изголодавшихся крыс, — и именно это окажется самым ужасным! Хотя факт того, что в данный момент мы прекрасно осознаём, как именно всё обстоит на самом деле и, тем не менее, продолжаем упорно закрывать на это глаза, — намного страшнее того, что ещё должно произойти».

По щебёнке зашуршали спешные шаги. Послышались чертыханья и сопутствующие проклятия.

— А ты тоже, никак, думал, будто жизнь малина, — Аверин улыбнулся роже Путина, нарисованной на опоре чёрным аэрозолем. К лысине главы государства присосался вываленный в дерьме вантуз. Повсюду вились зелёные мухи, а надпись под шедевром гласила: «Специалист по сортирам». Чуть ниже тщательно выведен номер мобильника — вне сомнений директорский, или ненавистного учителя, что так и не вдолбил в бестолочную голову горе-художника ни грамма сознательности.

Аверин осторожно выглянул из-за опоры. «Оранжевый жилет» топтался у автосцепки последнего вагона и беспокойно оглядывался. Затем всё же отважился на «мокрое дело», после чего заспешил обратно в голову поезда.

— Хм… Кого только не берут в поезда, — Аверин снова сплюнул, недобро косясь на поблескивающий в лучах восходящего солнца «спутник». — Скоро и впрямь обезьяны раскатывать будут. В маршрутках, вон, уже и не увидишь среди водил более-менее приличную рожу — куда ни глянь, всюду дети степей. Скатываемся — это ещё мягко сказано. Сосед — бывший машинист — давно уже понял, что в поездах ловить нечего. Доброго ничего не наживёшь. Наживёшь лишь бесплатное койко-место в районной поликлинике. Да и там, думается, долго терпеть не станут — вышвырнут в первый же подходящий момент, будто шелудивого поросёнка, с которого и взять нечего. И не важно, что ты до этого исправно платил налоги, посещал дебильные «ассамблеи» руководящих органов и добросовестно отстёгивал вездесущему профсоюзу. Когда это было? А хрен его знает, когда. Может, это всё байка? Вы, случаем, не употребляете в тихую? Ах, бывает… Ну, тогда ничем помочь не можем. Милости просим, прочь с нашего двора! — Аверин подождал пока «спутник» не тронется с места, после чего зашатался в противоположную сторону, продолжая бурчать себе под нос: — Все бегут. Спасаются, точно крысы с тонущего корабля, не понимая, что бежать просто некуда. Получается лишь хаотичное движение тел в природе и дополнительная суета — основа беспорядка! А выгоды, отдачи — при этом никакой. Чего уж говорить про благополучие. Если ты конечно не олигарх, бюрократ, или просто должностное лицо, с функцией скрытного крохобора. Тогда тебе открыты все двери — главное особо не зарывайся и имей чувство меры. Хотя именно последнего, о чём свидетельствует огласка, у оных элементов как раз и нету. Своего рода, защитный механизм природы от непосильной ноши. Да, так бывает: ещё Колька в детстве рассказывал, что чем больше по весне мух или комаров, тем они тупее, или и вовсе без челюстей, носов и присосок. Именно! Потому и гибнут миллионами, неизменно сокращая собственную популяцию. Так и тут: вроде бы и хватит уже, а, поди ж ты, рука всё тянется и тянется к бездонной кормушке — попробуй, совладай с возбужденной плотью! Никак? То-то и оно — вон, как всё лихо устроено, а никто и не догадывается. Но Колька их всё же раскусил ещё тогда, в детстве. Эх, Колька…

Аверин снова замер.

— Ну, конечно…

Колька прибегал по утренней свежести и начинал насвистывать под окном…

Они именно так и познакомились, из-за странной манеры друга постоянно мурлыкать про себя простые мотивчики. Особенно это проявлялось, когда Колька был чем-нибудь занят. Он делал серьёзное личико — по загорелому лбу тут же разбегались узенькие морщинки, совсем как у взрослого, — прижимал к левой щеке указательный палец и мурлыкал себе под нос очередной мотивчик или обычную соловьиную трель.

В тот день Яська пострадал из-за собственной беспечности. Хотя если бы не последняя, возможно, они с Колькой так никогда бы и не встретились, а в этом случае, не было бы и последовавшей затем дружбы… не было бы случившегося ужаса.

Поначалу Яське не очень нравилось проводить летние каникулы в деревне у бабушки. Дело было даже не в отсутствии друзей — с местными пацанами можно было повеселиться ещё и не так! — скорее уж напрягала сама смена обстановки, отсутствие комфорта и удобства во дворе за домом. Однако всё это довольно скоро становилось сопутствующим и малозначимым, а когда в середине лета подкатывали взявшие отпуск родители — становилось и вовсе просто замечательно! Не хотелось больше ничего на свете, хотя ничего особенного и не было. Были лишь летние каникулы вдали от опостылевшей школы, море солнца и безграничное счастье, что занимало большую часть восторженного сознания, — казалось, что так будет всегда! Но затем заканчивался отпуск родителей и настроение неизменно падало. А когда к вечеру по полу в комнате начинал ползать тёплый квадрат заглянувшего в окно солнышка, это означало лишь одно: лето неизменно движется к концу, как и столь вожделенная свобода скоро иссякнет. Последняя сохранялась ещё с неделю, после чего наступала пора возвращаться в город, а там всё начиналось сызнова: первое сентября, линейка, школа и пошло-поехало…