Людмила Сурская - Оборотень Страница 17

— Тогда я закрою окно.

— Как же ты за один раз справишься с окном и с дверью?

— Да это так, наверное, ты прав и у меня, навряд ли, что-то получится, но в таком случае, я не слезу с твоих рук.

— Смотри, я снимаю рубашку, потом брюки, дай мне возможность снять сапоги…

Она переместясь на кровать, и держа его по-прежнему крепко за шею, повисла на нём со спины. Серж посмеиваясь, лёг рядом, а она всё не отпускала.

— Ты чего так завелась?

Она горячо шептала:

— Я усну, а ты непременно обманешь и уйдёшь.

— Ты же держишь мою руку… — опешил он.

— Во сне пальчики расслабятся, и ты выскользнешь, — покачала головой она.

— Ну давай, я ради твоего спокойствия, положу руку под твою голову. Так тебе спокойно?

Так она точно успокоилась. Засмеявшись, уткнулась ему под мышку.

— Теперь эта вздорная девчонка хихикает.

— Мне ваши волосики, сударь, щекочут нос.

— А ты не засовывай его куда не след.

— Так получилось

— Ну вот, всё и устроилось. Позвольте вам пожелать покойной ночи и приятных сновидений, шалунишка. — Улыбался он освещённый таинственным светом хозяйки ночи — луны.

«Надо же, имение стало нам родным. И всё как-то устроилось само собой. Только б не доведалась маменька. Он приятен не только от своей силы и мужественности, но и от натуральности и простоты, которые до прелестного неподражаемы и, которые справедливо могут считаться лучшим даром природы. А как это чудесно сочетается с его благородной наружностью, глазами полными жизни и огня», — раскладывала по полочкам лежащего рядом молодого человека, не способная так быстро заснуть, как притворилась Таня.

Пока они укладывались, Прасковья с Марфой не отказываясь от осенившей идее и быстренько состряпанного плана, заступили на караул. Марфа поставила стул к дальней стене, что напротив комнаты княжны, а Прасковья прохаживалась в парке под окнами. Ей приходилось сложнее. Всё бы было ничего, но проклятые коты своими орачками и любовными песнями, доводили почти до бешенства. Выдержав такое издевательство над своими нервами почти всю ночь, под утро попала под таз воды, что, не выдержав, выплеснула в окно на кошек француженка, приехавшая с княжной и обучающая её языку и манерам. До кошек не долетело, а вот Прасковья нахлебалась вдосталь. Отряхиваясь, как мокрая курица, поругивая храпевшую сидя на карауле Марфу, за её выдумки и причуды, она бродила на своём посту от людской через господские покои во двор. «Сама сдурела, мне покоя не даёт. Подумала бы своей квашнёй, откуда здесь мужику взяться? Не с конюхом же Прошкой, княжна связалась. Это вообще бред. Да и тот на двор выходил по нужде от себя, значит, спит в своей постели на соломенном тюфяке». Растолкав Марфу, она объявила о нулевом результате своей слежки и посоветовала ей прекратить фантазировать или поменяться с Прасковьей местами.

Он спал, уткнув лицо ей в щёку и дыша в самое ухо, щекоча и горяча его. Отчего она до самого утра не могла уснуть. Его рука, лёжа на её груди, крепко прижимала девушку к себе. Нога в тонком трико покоилась тоже на ней, не позволяя шелохнуться, чтоб не потревожить. От этой близости сильного мужского тела её кидало в жар, а от того, что ей путь к такой мужественной красоте заказан, знобило. Полуобморочное состояние не дать ни взять. Без преувеличения, от подобной метаморфозы ей то хотелось от сжигающей её жары раздеться, то накинуть на себя от холода несколько одеял. Посматривая сквозь щели полуприкрытых ресниц на него, ждала неминуемого пробуждения, чтоб, притворяясь спящей, посмотреть на его реакцию. Но не может же он быть таким железным. Ведь живой же или она не интересует его совсем как женщина. «Зачем тебе эта игра, — тут же мудрый голосок возразил в ней, — ведь между вами никогда ничего не возможно и на это есть тысяча причин, начиная с того, что он оборотень. И кончая: мама с папа, которые ни за что не пойдут на это, если узнают о нём правду. Так для чего же мутить воду. Но их в эту сложную правду можно и не посвящать. — Моментом обеспечила она себе отход. — Быстро же я забыла Владимира. Получается, то была просто девичья ерунда, каприз. Серж намного интереснее, привлекательнее, сильнее и романтичнее. Ах, если б не оборотень».

— Доброе утро сударыня, — провёл он подушечкой пальца по её губам.

Придётся играть. Она вынуждена была открыть глаза и потянуться. «Да, не густо. Она ожидала чего-то большего. Мог бы и поцеловать».

— Доброе утро, ты не забыл, мы идём по ягоды сегодня.

— Я помню. Захвати с собой воды, набродишься, очень захочется пить. Я, правда, знаю, где есть родник, но бегать за каждым глотком с одного конца леса на другой это так неудобно и ног опять же никаких не хватит. Ты выспалась?

— Угу.

Покрыв его голову своей подушкой, она соскользнула с постели и отправилась умываться и одеваться. Серж, посмеиваясь, последовал за ней, помогая девушке в этом.

Глава 9

Пока солнце засияло в полную силу, они успели позавтракать и собраться. Он одарил её комплиментом, от которого она довольно улыбнулась. Ещё бы, ведь он сказал:

— Много я видел красивых женщин, однако вашим родителям удалось сотворить потрясающую картину!

Её признавали за взрослую, красивую барышню. Это приятно.

— Ты в наряде папа тоже замечательно выглядишь, — высказала своё мнение, краснея она.

Он улыбаясь любезно поклонился.

Митрич попробовав ещё раз с утречка отговорить княжну от бестолковщины, как он считал её поход в лес, отступил. Пёс нёсся впереди. Его рубашку брюки и сапоги она уложила в большую корзину, прикрыла куском старого покрывала, сверху пристроила пирожки и бутылку воды с маленьким берестяным лукошком. И только усадьбу скрыла стена леса, доберман принялся, забегая вперёд неё, лая и подпрыгивая, просить отстегнуть ошейник. Таня смеялась, но, не уступая его усилиям, шла вперёд. Ей очень хотелось набрести на необычной красоты поляну, усыпанную множеством различных цветов и, конечно же, ягодами. И цветы непременно должны быть разные, разные. И Таня, как водится, наберёт букет, а потом сядет, и будет плести венок. Нет, два венка, себе и Сержу. А потом она упадёт в цветы, и будет смотреть на кружева облаков по голубому небу и думать. Вот думать и рассуждать она может о чём угодно, о травинке в руке, помятом цветке, жужжащей пчеле, промчавшейся стрекозе. Она представила Сержа в веночке и с травинкой в губах, наклоняющегося над ней и… в горле моментом пересохло. Нет, лучше не думать о таких глупостях. Попрыгав рядом, Барон обиделся и, отбежав в сторонку, замелькал за стволами деревьев, удаляясь. Что-то ей подсказывало, что, имея такое благородное сердце, он её не бросит. Поэтому и забавлялась: «Пусть позлиться, всё равно вернётся!» Из под ног выскочил тетерев, она взвизгнула и отпрянула к дереву. Эти лесные курицы гуляют где им вздумается. Постояв, придерживая сердце и кышнув на наглеца, их ту видимо не видимо, засмеявшись, пошла дальше. Барон не появлялся, только чувствовала что он где-то рядом. Наконец лес как-то вдруг расступился, поредел и отошёл назад. Солнце, пробившись сквозь толщу кроны, указало путь, и она почти бегом выскочила на открывшуюся широкую поляну, усеянную высокими белыми зонтиками дикой моркови, а чуть пониже волнами вьющейся кашки с запутавшими в ней желтоглазыми ромашками и голубыми лютиками. Под ногами полыхнула земляника. Она бросила корзину и, восторженно улюлюкая, кинулась к ягодам. Но тут её внимание привлекли грубые мужские голоса, доносящиеся откуда-то спереди, и на поляну вышли трое с охотничьими ружьями на плечах. Издалека ей показалось, что первым шёл граф Ветров. Ей бы насторожившись, спрятаться в кусты или не поднимать головы вовсе, прячась за высокими цветами, пусть пройдут мимо, но она, растерявшись от неожиданной встречи, проявляя излишнее легкомыслие, встала во весь рост. Охотники, захохотав, вероятно от сказанной кем-то непристойности, направились прямиком к ней. Таня поздно сообразила о сделанной глупости, но прятаться было уже поздно и глупо. К тому же что плохого княжне мог сделать граф. Солнце било ей в глаза и она, прикрыв козырьком ладони их, попыталась рассмотреть из-под неё, подошедших с ним мужчин.