Город, где умирают тени - Грин Саймон Страница 18

«Леонард Эш. Ты прибыл наконец, чтобы пройти через Дверь в Вечность?»

— Нет, — спокойно ответствовал Эш. — Я просто решил еще раз воспользоваться вашим радушием. Я привел кое-кого познакомиться с вами. Пришельца зовут Джеймс Харт. Правда, он здесь не совсем новичок: когда ему было десять лет, он покинул Шэдоуз-Фолл с родителями. Помните, было пророчество…

«Да, я помню. Веди его ко мне. Кукла укажет дорогу. Ступай строго за ней — это в интересах вашей безопасности».

Голос резко прервался, и Харт оторопело помотал головой. В ушах звенело — будто он только что ушел с рок-концерта, где стоял у самых динамиков. Харт глянул на Эша — тот понимающе улыбался. Вещий голос, похоже, его абсолютно не взволновал.

— Что, ошарашила неопалимая купина? Не робей, он всегда так наезжает на новеньких. Одна из его причуд. Время придает большое значение тому, чтобы произвести правильное впечатление. А сам любит быть грубым с людьми. Одно из немногих преимуществ его работы.

Автомат дважды громко прожужжал, плавно развернулся на каблуках и зашагал по коридору. Харт и Эш поспешили следом. Некоторое время они шли молча, затем Харт вздохнул обреченно:

— Ну хорошо, Эш, что же тогда ты так беспокойно высматриваешь? Эта кукла ведет нас туда, куда мы с тобой и шли, так ведь?

— Так, но именно это меня и тревожит. Честно говоря, я ждал возражений: Время ведь терпеть не может визитеров. А больше визитеров он не терпит лишь чужеземцев, а ты олицетворяешь собой и тех, и других. Думаю, мы не ошибемся, если предположим, что он заранее знал о твоем приходе.

— Погоди-ка, — сказал Харт. — Если он увидел меня через одну из своих картин, мог он тут же узнать, кто я такой и кто были мои родители, а?

Эш вздохнул, задумчиво глядя в спину автомата:

— Время знает многое из того, что, по нашим соображениям, знать не может. Это одно из его самых неприятных преимуществ. Я уже начинаю сомневаться, правильно ли я поступил, приведя тебя сюда. Насколько я слышал, пророчество о каком-то отношении вашей семьи к уничтожению города довольно специфично. Вдруг он решил, что ты слишком опасен, чтобы разрешить тебе свободно разгуливать по Шэдоуз-Фоллу. А у Времени есть очень неприятные способы ведения дел с опасными личностями.

Харт остро глянул на Эша:

— Что умолк? Выкладывай, какие такие у него методы для тех, кого он считает опасным? Сажает в клетку? Командирует в юрский период играть в прятки с динозаврами? А?

— Посмотри налево, — ответил Эш.

Харт посмотрел и замер. Эш тоже остановился, а в нескольких шагах впереди плавно притормозил автомат: он не стал разворачиваться и смотреть, что делают люди, — просто терпеливо ждал, когда они продолжат движение. Впечатление складывалось такое, что он готов прождать их целую вечность, если потребуется. Харт, однако, не замечал ни Эша, ни автомата Его взгляд был прикован к портрету напротив. Сперва ему показалось, что на картине очередное незнакомое лицо, но в то мгновение, когда Харт встретился со сверлящим взглядом исступленных глаз, которым они смотрели на мир, он понял, что здесь стряслось нечто ужасное. Рот был искривлен непреходящей досадой, руки мужчины были в ярости стиснуты в кулаки так, что побелели костяшки пальцев, но сам он при этом оставался неподвижен. Неправдоподобно неподвижен, словно застигнутый между двумя мгновениями: шагнув из одного, не успел войти в следующее.

— Его «удалил» Время, — пояснил Эш, осторожно понизив голос. — Замуровал в мгновении, как муху в янтаре. Он торчит здесь в галерее, а время идет дальше без него. Все, кого он когда-либо знал, умерли. Его друзья, родные, знакомые — канули в лету так давно, что уже и праха не осталось. А он так и стоит здесь, в галерее: наглядный урок каждому, кто осмелится думать, что может противиться Времени.

— И как долго Время собирается его так держать? — помолчав, спросил Харт.

— Не знаю. Старик пока еще никого не отпустил. Пошли, Джеймс. Давай не будем испытывать его терпение.

Харт с трудом вызволил взгляд из капкана неистовых глаз застывшей на портрете фигуры и отрывисто кивнул Эшу. Возобновил движение автомат, даже не озаботившись оглянуться, следуют за ним гости или нет. Харт быстро зашагал за куклой, хмуро глядя в ее бесчувственную спину. Он не смотрел на Эша, безмолвно шедшего рядом и погруженного в свои мысли. Харт хмурился. Он доверился Эшу. Эш ему понравился, и он ему доверился. Он хотел поверить, что наконец-то в этом ненормальном городе у него появился хотя бы один человек, друг, знавший его когда-то мальчишкой. Еще он хотел поверить, что у Дедушки-Времени найдутся ответы на его вопросы, что Время поведает ему, кто он есть на самом деле. В результате же получается, что Эш не друг, а предатель, и у Времени не найдется для него ничего лучше, чем заморозка на веки вечные в этой картинной галерее Ужасов. Мелькнула мысль о бегстве, но куда бежать-то? Он даже не знает, как вернуться в Шэдоуз-Фолл без помощи Эша. Он проделал колоссальный путь, он так верил и надеялся — и все напрасно! Неожиданно Харт улыбнулся, хотя в этой его улыбке веселого было мало. Он еще не сломлен, и если Время думает иначе — старика ожидает неприятный сюрприз. Харт не знает слово «сдаваться».

— И много народу он вот так заморозил? — спросил наконец Харт, все еще не глядя на Эша.

— Неизвестно. Вернее, известно ему, Времени. Однако в склонности обсуждать эту тему он замечен не был.

— Иными словами, он тут и судья, и присяжные, и палач — и все смотрят на это сквозь пальцы?

— А кому придет в голову его остановить? Это же смысл его бытия — служить городу и защищать его от опасностей.

— Но ведь Время в одиночку решает, кто виновен, а кто опасен. Или потенциально опасен.

— Кому же это лучше знать, как не ему? Картины в галерее обеспечивают его полноценной информацией. И в любой отдельно взятый момент он знает о происходящем в Шэдоуз-Фолле больше, чем кто-либо другой.

— И ты доверяешь ему, даже несмотря на его безграничную власть?

— Я доверяю ему делать то, что он считает правильным и лучшим для Шэдоуз-Фолла, — осторожно проговорил Эш. — Прошу тебя, поверь мне, Джеймс, я привел тебя сюда не для того, чтобы бросить на растерзание волкам. Единственный, кто может ответить на твои вопросы, — это Время. И гораздо лучше тебе самому явиться к нему, чем если бы он послал кого-то за тобой. Доверься мне, Джеймс: так лучше. Если он решит помочь тебе, у него имеется доступ к таким людям и к такой информации, каких нет здесь ни у кого. И Дедушка-Время вовсе не такой плохой. Учитывая, что на самом деле он не человек.

Гнев Харта начал понемногу таять. На Эша трудно было сердиться подолгу: своей беззащитной искренностью он напоминал щенка, который все время спотыкается, путаясь в собственных непомерно больших лапах.

— То есть, — проворчал Харт, позволяя своему голосу чуть смягчиться, — он просто замораживает тех, кто его раздражает, так?

— Ну, не совсем так уж конкретно. Здесь собрано много народу — это те, кто должны были пройти через Дверь в Вечность, но не нашли в себе мужества сделать это. Речь идет о людях, в которых перестали верить, у которых не осталось никаких предназначений и занятий в реальном мире, а они отказывались поверить этому. Вот они и болтались по Шэдоуз-Фоллу, становясь реальнее и злее, в то время как мир, оставляя их не у дел, двигался дальше. Они же по-прежнему были не в состоянии подойти к Двери. В конце концов они потеряли контроль над собой и стали кидаться на всех и вся, что ни подворачивалось им под руку, и Время привел их сюда и заморозил — ради всеобщей безопасности. Подобный компромисс мало кому по душе, за исключением, пожалуй, Времени, потому как подобных им осталось еще больше. — Эш вдруг умолк, задумчиво вглядевшись в очередной портрет. — Я и сам могу вот так же застыть. Неутешительная мысль.

Повернув за угол, они внезапно остановились: галерея обрывалась тупиком с закрытой дверью. Автомат недвижно стоял перед ней, будто ждал дальнейших инструкций. Харт посмотрел через его плечо. Дверь на вид была обыкновенная, непритязательная и простая, абсолютно нормальных размеров и пропорций. Харт взглянул на Эша, выжидательно смотрящего на дверь, и уже было собрался спросить ехидно, не пора ли, мол, постучаться, как вдруг дверь тихо и плавно распахнулась сама по себе.