Виктор Гламаздин - Одна против зомби Страница 18

А я часа четыре пыталась объяснить родительнице, что, если группа подростков-мальчиков — это стая волчат, которую достаточно шугануть, то группа девочек — это стадо овец-каннибалов.

Я не стала говорить маме всю правду и рассказывать о том, что все эти стаи и стада надо в обязательном порядке тотально терроризировать.

Почему? А потому, сестрицы, чтобы не вводить оные во искушение унижать и оскорблять других таких же, как они, малолетних жертв системы маразматического российского среднего образования.

Его, кстати, дружно ненавидят не только ученики с ученицами, но и учителя с учительницами, и родители с родительницами, и даже работники окружных комитетов по образованию, хоть они и имеют со всего этого безобразия свой маленький гешефт.

Причем, что любопытно и юные жертвы и их юные обидчики и обидчицы в любой момент могут залиться от справедливо и несправедливо полученных звездюлей горькими слезами, вызывая сочувствие и жалость даже у вешалок в школьной раздевалке.

И как с ними после этого общаться без глубокого психоаналитического зондирования оплеухами нежных юных душ и проведения бесчеловечных нейролингвистических опытов над детским сознанием в школьном тубзике?

После таких вот тяжелых эмоциональных травм и долгих размышлении об их причинах и последствиях я решила стать душеведом. И после школы пошла учиться на психфак МГУ, дабы узнать, как преодолеть груз школьных драм и исцелить связанный с зомби бзик. Вот почему я всегда называю английских мозговедов своими коллегами и цитирую их по поводу и без.

Спросите меня, сестрицы, что мне нравится изучать на психфаке. И я не стану врать, отвечу настоящую правду. Мне нравится изучать… психопатов.

Что вы так всполошились!? Нет, я вовсе похожа на них (хотя, кто его знает, что за чертей утопили в моем тихом омуте).

Просто ведь бывает же так: совершенно мирному тихоне нравится наблюдать за кровожадными акулами и крокодилами или увлеченно смотреть, как противники метелят друг друга в боях без правил.

Ведь понять суть человека можно только столкнув его с психопатами. Как в физике: пробомбардировали частицами атом — и узнали, что это за фрукт и с чем его едят.

И если в России столкновение нормального белого, гетеросексуального мужика из среднего класса со всякой оборзевшей гопотой может повлечь кучу интересных психологических наблюдений, то на Западе — такое столкновение всякий раз докажет лишь то, что там быть нормальным и быть дойной коровой и мальчиком для битья — одно и тоже.

Такая вот у них там установка в сознании сидит. По сути, кроме биологических зомби в пору говорить о психологических… Что? Хотите спросить, что такое «установка». Это алгоритмы поведения, прошивающие сознание.

Есть несколько замечательных комедий, построенных на эффекте установки.

Например, организаторы все перепутали, и в то место, где должен выступать кандидат в президенты привезли фрика из психушки, а к врачам, которые должны провести консилиум по фрику, привезли психа.

Тот изо всех сил пытался убедить в своем бреде избирателей, а они лишь хлопали и кричали, думая, что так и надо.

А настоящий кандидат в президенты объяснял врачам свою политическую платформу, а те ржали, как лошади…

Психопатология мне понравилась не только тем, что изучала людей, не признающих никакие социальные нормы. Дело в том, что сама психология чистая разводка.

И пьяному ежику ясно, что не может быть национальной или вообще фамильной наука. Нет итальянской неорганической химии, как нет и химии Менделеева или физики Фарадея.

А вот психология бывает русской, французской, американской. Есть психология Павлова — учение об условных и безусловных рефлексах, а есть психология Фрейда, напрочь отвергающая вообще что-либо, кроме инстинктов и их покалеченной воспитанием и обучением версии — невротической сублимации.

Ну разве не прикольно?! Такой наукой грех не позаниматься.

Ну а чтоб не подохнуть с голоду за годы учебы, я устроилась работать в страховую фирму. И совершенно не подозревала, что именно на этой работе меня ждет главная битва всей жизни — БИТВА С ЖИВЫМИ МЕРТВЕЦАМИ!

Часть III. Зомби еще далеко

Глава. 1. Кривлялся призрак

Очаровательная миниатюрная девушка — романтическая брюнетка со взглядом трепетной лани и сурово сжатыми губами профессиональной охотницы на упырей — стояла на осеннем ветру, крепко прижимая к себе толстую папку из белой кожи и бодро хлюпая простуженным носом.

Если кому интересно, то сия очаровательно хлюпающая брюнетка — это я, Ника Лодзеева. Отличный страховой агент. Настоящий гражданин нашей многострадальной Родины. Ценитель поэзии. Бесстрастный исследователь общества. Талантливый психопатолог-любитель. И просто хороший человек. Весьма тонкой души человек. Впечатлительный. Ужасно образованный. И до коликов в животе верящий в то, что появился на этот свет не набивать пузо и голову всяким говном, а по очень-очень важному для всего непутевого человечества делу.

Правда, по нынешнему моему виду никто бы не догадался, что видит перед собой будущую мессию. Вид у меня сейчас был не просто грустный, а весьма даже унылый и подавленный.

И если бы в моих руках имелся привязанный к шее булыжник, а не папка, то художникам Ивану Айвазовскому и Василию Перову с меня впору было рисовать в четыре руки социально-маринистическую картину «Маруся идет топиться в бушующем океане».

Под стать выражению лица были и мои мысли. Лучшие из них дезертировали, а те, что остались, были полной галиматьей и никуда не годились, кроме мусорного ведра.

Меня мучил страх перед неудачей. В мою голову подло влезали пораженческие размышления.

«Не важно, что я не смогу им ничего впарить, — думала я. — Важно то, что я еще глубже погружусь в пучину самоедства и неудач. Не ту я на себя работу взвалила. Вот старуха Кислицкая — она еще с Лужком работала — всю Москву, особенно всякие строймонтажкомбинаты знает. И все делает со смешком, с улыбочкой. И везет ей как незнамо кому. А я — лишь жалкое подобие страхового агента. Неумеха и неудачница».

Чтобы выкинуть такую суицидальную тематику из башки, я продекламировала мрачные строки Блока, настраивая себя на серьезные дела:

  — Со мною утро в дымных ризах  Кадило в голубую твердь,  И на уступах, на карнизах  Бездымно испарялась смерть.  Дремали розовые башни,  Курились росы в вышине.  Какой-то призрак — сон вчерашний  Кривлялся в голубом окне.

И чехарда никчемных мыслей исчезла. Зато тревожное ощущение приближающейся беды усилилось многократно.