Уильям Ходжсон - Путешествие шлюпок с «Глен Карриг» Страница 18

Ужинать мы сели рано, еще до того, как село солнце, так как не хотели портить себе аппетит, слушая заунывный вой, ожидать возобновления которого у нас имелись все основания. После ужина боцман задраил входной люк, и мы все перешли в капитанскую каюту, как и в предыдущую ночь заперев и забаррикадировав за собой дверь; как оказалось, эта похвальная предусмотрительность сослужила нам добрую службу.

К этому времени солнце почти закатилось, над равнинами сгустились сумерки, и в полумраке поплыл выматывающий душу вой; мы, впрочем, отчасти уже привыкли к многочисленным странностям этих богом оставленных земель, поэтому набили наши трубки и раскурили их; я, однако, заметил, что никто из моряков не разговаривал: не обращать никакого внимания на траурные стоны и истерический визг было выше человеческих сил.

Как я уже сказал, никто из нас не обменялся и парой слов, однако молчание наше вскоре оказалось нарушено благодаря открытию, которое сделал Джордж. Наш юнга не имел привычки к курению табака, поэтому, пока остальные наслаждались своими трубками, он пытался найти какое-нибудь занятие, чтобы скоротать время; в этот раз юноша принялся разбирать содержимое шкатулки, стоявшей на полу у передней переборки. Шкатулка эта была заполнена по большей части всяким хламом, среди которого оказалось около дюжины грубых бумажных пакетов, в каких, насколько я знал, продается кукурузная рассада; мне, однако, было известно, что их можно использовать и для других целей — как, например, в нашем случае. Сначала Джордж отбросил их в сторону как нечто совершенно ненужное, но, когда совсем стемнело, и боцман зажег одну из найденных в кладовке сальных свечей, юнга, убиравший с палубы мусор, сделал открытие, заставившее его удивленно вскрикнуть.

Услышав крик Джорджа, боцман сердито на него шикнул, полагая, что это просто шалость, какие, увы, были еще свойственны нашему не до конца вошедшему в зрелый возраст матросу, но юнга, придвинув к себе свечу, велел нам слушать, ибо бумажные пакетики были исписаны мелким, похожим на женский, почерком.

Но не успел Джордж рассказать, что же он такое нашел, как ночь вступила в свои права; мы поняли это по тому, что протяжные стенания затихли, и издалека донеслось громовое рычание, не дававшее нам покоя две предыдущие ночи. На несколько секунд мы даже позабыли про наши трубки и сидели неподвижно, прислушиваясь, ибо странный звук по-прежнему внушал нам неосознанный ужас. Прошло совсем немного времени, и грозный рык зазвучал, как и в прошлые разы, со всех сторон сразу, но мы сумели совладать с собой и, вернувшись к нашим трубкам, велели Джорджу прочесть то, что было на бумажных мешочках.

Тогда юнга, правда не очень твердым голосом, начал читать написанное строку за строкой, и, надо сказать, это была странная и страшная повесть, которая еще больше усилила нашу тревогу:

«…Когда посланные отыскали среди венчающих берег деревьев родник, мы все воспряли духом, ибо в последние дни остро нуждались в пресной воде. А часть матросов, боясь оставаться на корабле (они утверждали, что все наши несчастья, включая таинственное исчезновение нескольких членов команды и брата моего возлюбленного, происходят оттого, что на корабле поселился дьявол), даже заявила о своем желании перенести к роднику свои вещи и устроить там лагерь. Свой план они задумали и осуществили сразу после полудня, хотя наш капитан — человек во всех отношениях достойный и честный — заклинал их не покидать судно, если они хоть сколько-нибудь дорожат жизнью. Увы, никто из них не послушал доброго совета, а после того как пропали без следа боцман и первый помощник, капитан не имел никаких средств заставить безрассудных внять голосу разума…»

Тут Джордж замолчал и принялся перебирать бумажные мешочки, ища следующую страницу странной рукописи. Минуту спустя он с растерянным видом признался, что не может ее найти, но боцман велел ему читать все подряд, справедливо заметив, что мы не знаем, существует ли у этой истории продолжение; кроме того, нам было важно побольше узнать об источнике воды, который, судя по описанию, находился на берегу неподалеку от корабля.

Подбодренный таким образом, Джордж поднес к глазам следующий листок, не заботясь более о связности повествования; как я понял из его объяснений, листки были пронумерованы как попало и почти не соотносились друг с другом. Нас, однако, это не смущало, ибо всем нам очень хотелось узнать, что могут сообщить даже такие разрозненные записки.

Следующий отрывок, который прочел юнга, гласил:

«…Внезапно капитан крикнул, что в салоне что-то есть. Почти сразу я услышала голос моего возлюбленного, убеждавшего меня запереть дверь моей каюты и не открывать ее ни при каких условиях. Потом хлопнула дверь в капитанскую каюту, и наступила тишина, которую минуту спустя нарушил какой-то странный шорох. Так я впервые услышала, как тварь ползает по полу салона. Только потом мой жених и капитан признались, что тварь пробиралась в кают-компанию и раньше, но они ничего мне не говорили, боясь испугать без нужды. Что ж, зато теперь мне стало понятно, почему мой возлюбленный так настойчиво просил меня непременно запирать на ночь двери моей каюты. Задумалась я и о том, не указывал ли звон бьющегося стекла, разбудивший меня две или три ночи назад, на то, что некое таинственное существо пыталось проникнуть в салон, ибо наутро я увидела, что потолочный иллюминатор разбит. Так я размышляла о мелочах, а сердце мое от ужаса готово было вырваться из груди…

Отчасти по привычке, отчасти по необходимости я научилась засыпать, несмотря на страшное рычание, раздававшееся по ночам вокруг корабля, так как мне удалось убедить себя, что это голоса странствующих во мраке духов; я не позволяла странным и страшным мыслям слишком смущать мой дух, к тому же мой жених убедил меня, что нам ничего не грозит, и что в конце концов мы непременно вернемся домой. Но теперь я своими ушами слышала, как страшно ворочается у моей двери алчущая тварь, и…»

Тут Джордж запнулся, потому что боцман внезапно поднялся и опустил свою тяжелую руку ему на плечо. Юнга хотел что-то сказать, но боцман знаком призвал его к молчанию; его жесты были столь выразительны, что все мы, чьи нервы были взвинчены волнующей историей неизвестной женщины, невольно прислушались. И почти сразу наши уши уловили новый звук, прежде заглушённый грозным, раскатистым рычанием, — звук, до этой минуты ускользавший от нашего внимания, ибо все мы были слишком поглощены тем, что читал Джордж.

Снаружи… Снаружи что-то терлось, скреблось о дверь, точно большая, жесткая щетка. На протяжении нескольких томительных секунд мы не шевелились и, едва осмеливаясь дышать, прислушивались к этому страшному звуку. Потом несколько человек, сидевших ближе всех к двери, инстинктивно отпрянули прочь, охваченные страхом, вызванным близостью твари, но боцман, подняв руку, негромко приказал им сидеть тихо и не производить излишнего шума. И действительно, тварь, казалось, услышала шорох их быстрых движений, ибо дверь внезапно содрогнулась с такой силой, что мы были почти уверены: еще немного, и она слетит с петель. К счастью, дверь устояла, и мы поспешили укрепить ее с помощью нескольких снятых с капитановой койки досок, которые мы просунули в щель между нею и двумя сундуками, на которые поставили третий, закрыв таким образом весь дверной проем.